— Вы утомились, дитя мое?

Голос за спиной раздался неожиданно. Вздрогнув, я обернулась. Женщина в изящном длинном пальто, шляпке и перчатках стояла у большой каменной вазы с вытянувшейся к небу свечкой можжевельника, глядя на меня.

— Простите, я просто присела немного отдохнуть и не хотела никого беспокоить!..

— Это ничего, — старушка (нет, все-таки пожилая дама) сделала величественный приглашающий жест. — Не стоит сидеть на холодных камнях. Идемте в дом, выпьете чаю. Поговорим.

— Да, спасибо. Только неудобно как-то… Вас отвлекать, — я старалась отказаться — и не отказаться. Холодно на улице все-таки. А здесь загадочно. Сердце билось где-то у горла.

— От чего? — дама улыбнулась. Стало видно, что ей уже очень много лет. "Столько не живут!" — Меня давно не от чего отвлекать. Да и некому. Идем. Варенье из роз я варила сама. Вон там, вдоль дорожки, кусты, сейчас прикрыты, чтобы не померзли.

И я, предшествуемая хозяйкой, которая держалась очень прямо, как настоящая королева, вошла в двери этого чудного дворца.

Тишина, тепло, цветной свет на полу и мебели. Убранство гостиной оказалось странным сочетанием современности и старины, а чайные чашки привели в изумление. Не обычный пластмассовый или глиняный кусок трубы, а настоящий тончайший фарфор, да еще с ручной росписью, весь в цветах и птичках.

— Как мне называть вас, дитя?

— Березка. И… можно на "ты"? Меня никто не называет "вы".

— Красивое имя, доброе. Хорошо. А меня зовут Лавиния Элизабет-Констанциевна. Возможно, вам… тебе трудно будет выговорить, тогда можно просто по имени — Лавиния.

— "Просто по имени"? А все остальное тогда что?

— Остальное? Матчество и отчество, разумеется, — дама высоко подняла брови, сделавшись похожей на белую сову с картинки.

Не могу сказать, что совсем незнакома с протоколом и этикетом, но уж очень неожиданно прозвучало и имя, и ответ, да еще произнесенный, как само собою разумеющееся.

— Не знаешь? В юности история неинтересна? — она понимающе наклонила голову и пояснила: — Еще когда меня на свете не было, сторонницы "равноправия" как раз впервые придумали добавлять к отчеству — имени отца, еще и матчество — имя матери. Правда, это продолжалось недолго, потом отменили то и другое, а затем и фамилии. Но я уже успела родиться и получить все эти многочисленные имена. Но что это я все говорю и говорю. Расскажи лучше, Березка, что привело тебя на Корн.

"А что такое фамилия?" — хотела спросить я, но удержалась. Найду в какой-нибудь книжке по истории, нельзя сейчас выглядеть глупой. Вместо этого я сначала выразила восхищение домом хозяйки, чем явно польстила ей, потом рассказала, как сюда попала, и слово за слово — почти всю историю. Не свою, конечно, а Михаила. Начиная с того, как ему навязали нереальный диплом, и заканчивая идеей создания гостевой виллы для кошей.

Помолчав, Лавиния еще раз наполнила чаем чашки.

— Это правильно, надо бороться до конца. А то выдумали: "нереальные дипломы". Умный мальчик. А ты здесь при чем?

— Я? Да просто, помогаю… — решила не распространяться о своих профессиональных планах.

— Он симпатичен тебе?

Ну и вопросик. Сказать, что вообще с Михаилом лично не знакома, только по сети? Но как объяснить?

— Не в этом дело. Просто меня тоже интересуют коши, и я решила помочь.

— Его интересуют коши, тебя интересуют коши… а ведь когда-то именно так и начиналось.

— О чем вы говорите, Лавиния?

— Да так, ни о чем важном… — хозяйка помешивала чай и глядела куда-то вдаль. — Знаешь, Березка, этот дом был построен здесь задолго до того, как появился портал и эти… ушастые. "Русалка" была старой виллой нашей семьи. Таких уже мало осталось. Да и обстановка… мне уже столько раз предлагали продать мебель музею! Но музей — мертвое, а все, что для жизни — должно жить. Да… Я могу сдать вам с мальчиком этот дом. На время. И при соблюдении некоторых условий. Сама я все равно живу во флигеле. Здесь слишком пусто для меня одной.

— На каких условиях? — доброжелательное ожидание во взгляде хозяйки говорило — пора все выяснять, и поподробнее.

— Первое: вы сохраните всю обстановку. Возможно, придется что-нибудь добавить, в ванной или в кухне, но так, чтобы не бросалось в глаза. Второе — справляйтесь как-нибудь со всем вдвоем, никаких наемных работников.

— Э-это будет сложно. Я не умею готовить, например…

— Ну как же ты так… не умеешь. — она покачала головой, улыбнулась. — Значит, научишься. У тебя будет немного времени, пока мальчик приводит дом в порядок.

— Вы считаете, он сам будет его обустраивать? Для этого же есть специальные фирмы.

— Есть. Но ему придется самому. Я не желаю видеть здесь наемных рабочих. Только тебя и его. И еще одно. Дом вы снимете не меньше, чем на пять лет.

— Но это же очень дорого получится! — не выдержала я. — Да и зачем? Ему же только диплом сделать. Это самое большее полгода.

— Дорого не возьму. А зачем — сама поймешь, со временем. Таковы мои условия. Думайте.

Думайте, значит… Не знаю, понравится ли здесь Михаилу, а меня заворожил вид из высоких арочных окон дома на темную гладь озера в разрывах прихотливой линии деревьев на склоне. Лестница из темного дуба. Ковры со сложным рисунком — у столика, где мы пили чай, и у камина. Деревянная мебель. Время, которое можно потрогать. Но одновременно слова хозяйки "Русалки" настораживали. В них чудилось нечто, грозящее разделить мою жизнь на две половины — "до" и "после". Какой-то рубеж, который предлагалось пересечь — а за ним темень и неизвестность. Желание немедленно сказать "да" сдерживалось страхом перехода туда, откуда нет возврата. И все-таки… "да" или "нет"? Я вдруг поняла, что не прощу себе, если испугаюсь. Но и согласиться прямо сейчас тоже не готова, значит, следует поговорить с Михаилом. И не по сети, а лично. Пусть решает. Если скажет "нет", это будет означать "он отказался", а не "я испугалась".

Лавиния, наблюдавшая за моими внутренними метаниями внимательно, но без насмешки, согласилась, что посоветоваться с молодым человеком безусловно стоит, и пригласила нас обоих заходить "в любое достойное время", и по делу, и просто так.

Обратная дорога по розовой аллее к поселку и дальше, на пароме, прошла почти незамеченной — думала, составляла сметы, и даже попыталась найти в сети "фамилию" и "рецепт варенья из роз".

* * *

Хорошо вытянуться в кресле, вдыхая запах чая с лаймом. Я прикрыла глаза от удовольствия, грея ладони о чашку. А "фамилия" — это же "семья" у древних народов…

— Набегалась сегодня? Как поездка?

Мама держит в тонусе — стоило предупредить, куда еду, как по возвращении тут же требуют отчет. Да и отец смотрит с любопытством.

— Знаешь, очень странно… Пап, тебе что-нибудь говорит имя Лавиния Элизабет-Констанциевна?

Он медленно покачал головой.

— А что?

— Она… хозяйка, предложила нам арендовать виллу на пять лет за несерьезные деньги, но на странных условиях.

— Что за вилла, какие условия?

— Вилла в старом стиле. Мне показалась очень роскошной, такой… не вызывающе, а сдержанно. Хотя я подробно ее пока не осматривала. А условия… Срок — не менее пяти лет. Не приглашать никаких наемных работников, делать все самим. Ограничиться минимальными изменениями в интерьере и планировке. Последнее мне как раз понятно, а вот первые два…

— Действительно, весьма странно, — мама озабоченно скрестила руки на груди, — судя по имени, ей должно быть не меньше девяноста. Может, у нее с головой не в порядке?

— Нет. Она мне показалась очень адекватной и в полном разуме, причем с какими-то планами относительно жильцов.

— Роман?

— Сейчас посмотрю в архивах. Раз она живет на острове, у нее должен быть пропуск. А имя нечасто встречается…

Папа отвернулся к монитору, который почти сразу стал бархатно-черным — перешел в режим защищенной работы, когда изображение видно только из одной точки. Поиск много времени не потребовал, чернота тут же пропала и на экране опять висел стандартный интерфейс глобальной сети. Папа так и продолжал сидеть перед монитором.

— Пап, ты чего? Нашел?

— Нашел. Понять бы еще, что она там делает… И зачем ей понадобились вы.

— Кто?

— Лавиния Элизабет-Констанциевна Эркан. Сейчас уже позабылось, а еще лет сорок назад имя ее было у всех на устах и никаких поисков не требовалось, когда речь шла о главе клана Эркан-Беним.

Я обернулась на звон упавшей ложки. Такой изумленной я маму давно не видела.

— Роман, это те самые Эрканы?

— … которые практически монопольно контролируют всю добычу и переработку цветных металлов на Основе. Один из самых богатых кланов мира. Да.

— Мама? Папа? Вы о чем? Разве кланы существуют? Это же сказка!

— Не совсем так, дочь, — мама подняла упавшую ложку, повертела в руках, медленно отложила в сторону, будто обдумывая дальнейшие слова. — Считается, что уже полсотни лет кланов не существует. Однако места в советах директоров наиболее крупных корпораций занимают одни и те же люди. Или их дети. А считать это кланами или нет — вопрос только терминологии. Скажи, доча, как она к тебе отнеслась?

— Хорошо. Поила чаем с вареньем из роз, которое сама делала.

— Все это очень странно. Бывшая глава клана сидит в глуши на острове. В доме, который пусть и роскошен, но в сравнении со всем достоянием Эрканов не более чем жалкие выселки. Сама варит варенье и ни с кем не общается. Зато поит чаем случайно забредшую молодежь. Да еще и собирается сдать дом на пять лет. Не понимаю.

— И что мне делать? Соглашаться?

— А сама-то как думаешь?

— Хочу все рассказать Михаилу, и пусть он решает.

— Может быть… может быть. Не знаю, чего здесь больше — опасностей или возможностей. Но будь, я прошу, очень осторожна.

Киваю, встаю и ухожу к себе. Глаза закрываются, хочется спать. Хоть и рановато, но слишком уж много впечатлений для одного дня. И еще надо отправить сообщение Михаилу.

Глава 8. Михаил

Клуб "Нора Баст" должен располагаться где-то на набережной. Я назначил встречу Бри в этом месте по двум причинам: во-первых, хорошо бы узнать, где я "выиграл деньги". А во-вторых, клуб, находящийся под каким-то, пусть и непонятным, влиянием кошей, казался мне более безопасным местом, чем любое другое.

В кармане пискнул комм. "Дальний столик в углу, около фикуса. Бри." Интересный подход, прийти на четверть часа раньше и уведомить об этом.

Через десять минут выхожу на набережную. "Нора Баст" выглядит невзрачно. Сарай без окон, обшитый потрескавшимся сайдингом, притулился под аркой городского моста. В лучшие времена здание было белым, или кремовым, или еще какого-то светлого тона. С тех пор досочки из дешевого пластика выгорели на солнце и насквозь пропитались липкой городской грязью. За неприметной дверью, однако, оказалось вполне уютно. Налево — вход в игорный зал, занавешенный темными портьерами. Видимо, там я деньги и выиграл. Направо — небольшое кафе-автомат. Народу немного, и я сразу заметил за какой-то пальмой в углу высокую тоненькую девушку в глухом облегающем черном платье. Светлые длинные волосы падают на спину. Глаза утонули в чернильных тенях, губы жуткого темно-серого цвета. Рука с ногтями, выкрашенными в цвет запекшейся крови, вцепилась в одноразовый стакан с коктейлем. Ничего себе имидж! В стиле оживших трупов из фильмов-ужасников. Зачем?

— Дай глянуть, а?

— Смотри.

— О-оо! Ага. Ясно, зачем. "Я уже не из этой жизни, мне все равно". Обрати внимание на выражение лица.

Да, выражение примечательное. Безупречно каменное, безразличное. Я бы наверное даже поверил в это безразличие, но она подняла глаза. И во взгляде — тоска, страх, ожидание… что с тобой, Бри? На столике стоит второй стакан с коктейлем. Приглашение для меня и знак "место занято" для случайных знакомых. Нет уж, я из чужих рук коктейля больше не приму. Подхожу к автомату и набираю кружечку капуччино. Вот так, и обижаться не на что, я доверяю тебе, но предпочитаю кофе. Ожила; серые губы чуть кривятся в усмешке. Улыбаюсь, присаживаюсь за столик.

— Бри?

— А вы — Михаил… — тихий, бесцветный голос.

— Почему на "вы"? В сети мы на "ты" разговаривали.

— Так то — в сети. Но вы… ты совсем не такой, каким я представляла себе.

— Очень интересно. И каким же? — задаю вопрос скорее для поддержания беседы, и вдруг слышу в ответ:

— Ну-у-у… Мужчиной, которому коша не смогла сопротивляться.

Чувствую, как непроизвольно падает на столик челюсть. Не знаю, что и ответить на такое. Рафа ловит мое удивление: осторожное пожатие руки невидимой рукой, на секунду прикрываю глаза, отодвигаясь в "полудрему". Затем мои глаза открываются и встречают взгляд Бри. Она замирает.

— А может быть, я ошиблась.