Оливия Уэдсли - Песок

Не дождавшись ответа, она продолжала своим тихим, странным голосом:

— Я не жду от вас признаний. И не хочу их. Я знаю, какая тайная враждебность возникает между друзьями после таких откровенностей. Странно слышать об ошибках другого и порицать его за это. Часто женщины под влиянием порыва делают излишние признания. Как долго вы думаете оставаться в Париже?

Эта быстрая перемена тона не удивила Каро. Она привыкла к изменчивым настроениям Риты.

— Не знаю, — сказала Каро медленно. — Остаться ли здесь, чтобы посмотреть спектакли во всех театрах, или поехать в Женеву, а оттуда через Альпы в Италию автомобилем? Мне хочется продлить наше путешествие.

— Хорошо, — согласилась Рита.

Она встала и неслышно заходила взад и вперед, тихо напевая, от времени до времени поглядывая на подоконник, на котором сидела стройная белая фигура, глядевшая в бархатную темноту неба.

Рита запела громче, желая своим пением разбудить Каро от глубокого, печального раздумья.

«Боже мой, как низки мужчины», — подумала Рита невольно.

Она запела слова из стихотворения Прюдома:

Здесь на земле все люди страдают

из-за любви и дружбы…

Каро повернула к ней голову.

Очарование теплого, тихого голоса Риты подействовало на нее.

«Она еще так молода», — мысленно продолжала Рита и пропела слова:

Мне снятся поцелуи, не забываемые никогда.

Каро спустилась с подоконника и слушала молча, с болью в сердце. На глаза навернулись слезы, скрытые темнотой. Такие невыплаканные слезы только усугубляют горе.

Словно почувствовав это, Рита оборвала песнь и начала напевать какую-то веселую английскую песенку о деревьях и ручейках, и ее голос невольно напомнил Каро о свежести серебряных струй и утешил ее в ее одиночестве, словно нежная ласка.

Радостное оживление наполняло Каро, когда она на следующий день спустилась по лестнице отеля.

Было дивное летнее утро. По оживленным улицам проезжали коляски, запряженные прекрасными лошадьми, тянулись вереницы блестящих автомобилей. Серая линия домов ярко выделялась на синем фоне неба.

Каро гуляла одна.

— Вы, конечно, собираетесь купить шляпу, — раздался голос позади нее.

Каро оглянулась и увидела Гамида эль-Алима, такого же сияющего, как солнечное утро. В петличке его изящного костюма красовалась роза; шляпа была сдвинута на затылок и открывала его смеющееся лицо.

«На него приятно смотреть», — невольно подумала Каро, разглядывая его в ярком солнечном освещении и невольно восхищаясь его красивой внешностью, изяществом его движений и темной синевой его глаз.

— Разрешите мне сопровождать вас, — попросил он. — Я умею выбирать шляпы, уверяю вас.

— Я верю вам и так, — ответила Каро.

Они весело болтали, направляясь к магазину, где Каро всегда покупала шляпы.

Владелица магазина, мадемуазель Жанна, любезно встретила Каро. Гамид присутствовал при том, как Каро примеряла шляпы. Несмотря на его безразличный вид и восточную лень в движениях, от его проницательного взора не ускользала ни малейшая подробность. Ему очень нравилось следить за Каро, когда она примеряла шляпы. У нее были прекрасные волосы, густые и блестящие, украшавшие ее лицо, к которому шли все шляпы. Когда Каро вышла из магазина, на ней была маленькая черная шляпа, украшенная ярко-изумрудной пряжкой.

— Вам так идет зеленый цвет из-за ваших прекрасных глаз с зеленоватым отливом, — заметил он спокойно.

Из-под опущенных ресниц она бросила быстрый взгляд на лицо Гамида. Оно не выражало ничего, кроме обычного ленивого безразличия, с которым он наблюдал за шумной уличной жизнью столицы.

Последовавшее за этим замечание поразило ее:

— Я не знал, что вы замужем.

— Конечно, я замужем, — ответила Каро.

— Ваш муж не сопровождает вас?

— Так же, как не сопровождает нас Барри Тэмпест.

— О, он часто отсутствует, ведь он исследователь и вообще странный тип. Но мистер Клэвленд не занимается исследованиями, и все-таки вы одна.

— Как видите.

В ее тоне прозвучала холодная сдержанность, что заставило Гамида переменить разговор, и он снова заговорил о Египте.

— Вы все поймете, — сказал он, окончив свое описание.

— Почему вы так думаете? — спросила Каро. — Я могу не оправдать ваших надежд. Никогда нельзя предсказать, какое впечатление произведет незнакомая страна. Я очень часто встречала людей, обожавших Париж, но часто сталкивалась и с такими, которые ненавидели его.

— Конечно, — спокойно согласился Гамид. — Люди с мелкой душой и узким кругозором видят в Египте все его недостатки, его отрицательные стороны. Такие люди во всем видят только плохое, где бы они ни находились; они знают Египет по описанию Кука и покупают скверные фотографии пирамид и сфинкса. Они уносят с собой впечатление, что все гостиницы очень дороги, а страна переполнена нищими. Но есть люди, которые поймут тайну Египта, величие его тысячелетней истории, красоту Нила, на берегах которого зародилась цивилизация.

Когда Гамид замолк, Каро заметила, что они остановились перед витриной магазина. Его красочные, страстные слова, которыми он описывал свою родину, заинтересовали ее.

Голос Риты, раздавшийся неожиданно рядом, прервал мысли Каро. Рита поздоровалась с ними, и Каро почувствовала облегчение, что разговор с Гамидом кончился.

— Вот вы где! — сказала Рита с живостью. — Вы долго гуляли? По-видимому, вы не очень устали. А, новая шляпа, и прекрасная к тому же.

— Не правда ли? — спросил Гамид. — Особенно пряжка.

Его блестящие, улыбающиеся глаза не отрываясь смотрели на Каро.

— Мы позавтракаем в кафе «Де Пари», — сказала Рита очень оживленно, — я очень голодна. Каро, вы, вероятно, встали рано?

Она весело болтала по дороге в ресторан, но, несмотря на ее внешнее оживление, она была смущена мыслью, пришедшей ей в голову.

За завтраком она незаметно наблюдала за Гамидом. Хотя она должна была сознаться, что он очень красив и обладает каким-то странным очарованием, он не нравился ей. Его беззаботность, веселье, его милые мальчишеские манеры и безукоризненная внешность не могли вызвать в ней симпатию к нему.

«Лучше поговорить о Джоне», — внезапно решила Рита.

Когда Гамид велел подать кофе, она сказала:

— Миссис Клэвленд говорила вам, что мы собираемся поехать вместе в Египет, ваша светлость. Вы так любезно обещали показать нам все достопримечательности вашей страны. Мой муж тоже приедет туда. Вы никогда не встречались с ним?

— Я очень много слышал о мистере Тэмпесте, — почтительно ответил Гамид.

— Да, Барри знают почти все, — сказала Рита. — Он будет очень рад ознакомиться с Египтом под вашим руководством. Какая удача!

— Для меня, — любезно заметил Гамид.

— Для обоих. Я не хочу хвастать, но уверена, что мой муж — очень незаурядная личность. Между прочим, ваша светлость, вы любите спорт? Мистер Клэвленд — один из лучших спортсменов. Он получил в текущем году первый приз по атлетике.

— Неужели? Это замечательно, — любезно сказал Гамид, — я никогда не слыхал о мистере Клэвленде как о спортсмене.

Вскоре после этого он поднялся и простился с ними.

— Интересная личность, — сказала Рита, зажигая папиросу.

Каро ответила с легким смехом:

— Он умеет заказывать прекрасный кофе.

Большую часть дня они провели в магазинах, делая разные покупки.

Вечером Рита предложила отправиться в театр, и Каро согласилась сопровождать ее. Хотя она очень устала, она была рада всякому развлечению, чтобы уйти от самой себя.

Рита получила большое количество писем, Каро ни одного. Направляясь по коридору гостиницы в свою комнату, она снова почувствовала себя ужасно одинокой.

Когда она открыла дверь, она остановилась в изумлении.

Комната была украшена бледно-розовыми и золотистыми орхидеями. Сариа стояла там, любуясь цветами.

— Вот карточка, — сказала она, протягивая запечатанный конверт.

Каро распечатала письмо.

Над именем Гамид эль-Алим было написано: «Я выбрал эти цветы, хотя они недостаточно красивы для вас».

— Я никогда еще не видала таких орхидей, — сказала Сариа почтительно. — Они необыкновенно красивы.

Гамид лежал на низкой кушетке. Темноволосая голова его покоилась на оранжевой шелковой подушке, а ноги в кожаных красных туфлях — на другой. На нем был халат из темного, очень тонкого шелка с разводами. Он рассеянно слушал ритмические звуки фокстротов, которые наигрывал граммофон, но лицо его было мрачным и задумчивым.

Слуга его, молодой араб, принес кипу бумаг и с легкой усмешкой положил их на маленький столик около кушетки.

Гамид перелистал их, пока не нашел того, что искал. Он достал газету «Таймс» и просмотрел ее. Затем он поднял голову с подушки и обратился к своему секретарю, стройному молодому греку:

— Дайте мне календарь.

Ксавье Цахилинос, служивший уже несколько лет у Гамида и получавший большое жалованье, безмолвно исполнил приказание и быстро принес с письменного стола календарь в серебряной оправе. Гамид поднялся и бросил недокуренную папиросу в пепельницу, которую подал слуга. Просмотрев календарь, он записал что-то на одном из листов и отдал его секретарю.

— Где я должен быть сегодня? — спросил он коротко.

— Вы обедаете у господина де Рон в восемь часов, ужинаете после театра с мадемуазель Габи, кроме того, вы должны быть сегодня в английском посольстве.

— Знаю. Позвоните Рабун Бею и спросите его, не сможет ли он повидаться со мной в одиннадцать часов вечера. Впрочем, подождите! Позвоните ему, а я сам поговорю с ним.

Повесив телефонную трубку после разговора, он кивнул Ксавье:

— Вы можете идти. Отправьте письма. Что вы собираетесь делать сегодня вечером? У меня есть для вас два билета в театр. Это все.

— До свидания!

Ксавье вышел из комнаты.

Гамид зевнул, потянулся так, что халат распахнулся на его широкой груди, затем он вдруг рассмеялся, произнеся несколько слов по-арабски.

Слуга его, Азра, снял с него халат, и Гамид отправился в ванную комнату, где воздух был насыщен запахом духов.

Пока он купался, Азра снова завел граммофон, внимательно следя за вращающейся пластинкой, а Гамид тихо напевал в соседней комнате какую-то арабскую песенку.

Когда Гамид вернулся из ванной, он остановил граммофон и с улыбкой зажег папиросу. Азра молча поклонился, поднеся руку ко лбу, а Гамид подошел к зеркалу и долго рассматривал свое красивое лицо, на котором появилось выражение не то скуки, не то насмешки.

Рабун Бей был видным ученым, достигшим известности в Лондоне и Париже. Жил он в небольшой квартире, в одном из самых скромных кварталов Парижа. Гамид поехал туда в своем автомобиле, в большом «роллс-ройсе», которым сам управлял.

В гостиную Рабун Бея Гамид вошел, когда часы пробили одиннадцать. Он весело провел вечер, хорошо пообедал и был в хорошем настроении. Рабун Бей поднялся ему навстречу. Отец Рабун Бея был турком, а мать француженкой, но внешностью он походил на истого француза. Он был маленьким, полным человеком в очках, с небольшой бородой и добродушным лицом.

— А, мой друг! — приветствовал он Гамида, пожимая ему руку.

— Как поживает мадемуазель Фари? — спросил Гамид вежливо.

Рабун Бей церемонно поклонился:

— Благодарю вас! Моя маленькая девочка живет очень хорошо.

При последних словах вошла Фари. Она была очень стройна, с черными волосами, темными глазами и бровями, и лицо ее под легким, прозрачным покрывалом нежностью красок напоминало цветок магнолии.

У нее были огромные красивые глаза, и белое покрывало придавало ей очарование скромности.

Давно уже отец Гамида, Гассейн эль-Алим, решил женить своего сына на Фари, и Гамид знал об этом решении, с которым также был согласен и Рабун Бей. Оба они хорошо знали и очень уважали друг друга. Гамид знал, что Рабун Бей был несметно богат.

Фари наливала кофе своими тонкими, изящными пальцами, исподтишка все время поглядывая на Гамида. С отцом она разговаривала по-арабски.

Рабун Бей наблюдал за Гамидом, невольно думая о предстоящем браке Гамида со своей дочерью. Он знал, что Гамид беспрекословно повиновался во всем воле своего отца. Рабун Бей не считался с желаниями дочери, но все же он хотел, чтобы Фари в своем будущем муже видела принца из сказки и чтобы она понравилась Гамиду и его отцу.