Улыбнувшись, он позволил Софии, удивленно округлившей свои полные красные губы, себя обнаружить. Он решил прильнуть к этим губам. Сегодня. Пока София вновь не обрела способность ему противостоять. Его улыбка стала еще шире, а тело заныло в предвкушении.

– Я так понимаю, это мой танец, – негромко сказал он, еще крепче сжимая ее в объятиях.

– Но…

Он не дал ей времени прийти в себя. Не обращая внимания на острую боль в ноге, он со всем доступным ему изяществом и легкостью увлек ее в танец, которым надеялся вскружить ей голову.

Музыки не было, да он в ней и не нуждался. София, такая теплая и податливая в его руках, очень скоро заставила смягчиться его решимость, хотя к этому вальсу он приступал как к боевому заданию. Уже через минуту они кружились по комнате, и это был танец мужчины, держащего прекрасную женщину в своих объятиях, а не скандальный германский вальс, который он поначалу намеревался ей продемонстрировать.

– Вы неотразимы, – прошептал он, надеясь, что именно это она хочет от него услышать.

– Я пьяна.

– Да, и это тоже, – улыбнулся он.

– Вам до…

У нее перехватило дыхание во время очередного стремительного па, и он, видя, что она закрыла глаза, осклабился. Бедная девушка, она явно разрывалась между желанием запрокинуть голову назад, отдаваясь танцу, и крайней необходимостью не делать резких движений, чтобы не побеспокоить свой наполненный бренди желудок. Из жалости к ней он снизил темп и дал ей возможность прийти в себя.

– Вам… – снова начала она. – Вам должно быть противно.

– Противно? – воскликнул он. – Отчего? Вы прекрасны, даже когда пьяны. Ваше лицо горит, глаза широко распахнуты, а полные алые губы жаждут поцелуев.

Он скользнул взглядом по ее губам, задаваясь вопросом, долго ли сможет сопротивляться искушению. «Совсем недолго», – подумал он.

Он уже подался вперед, склоняя голову, ощутил на своей щеке ее дыхание.

Вдруг она отстранилась, явно сглатывая, затем широко открыла рот. У нее был вид выброшенной на берег рыбы, и он выпрямился, озадаченный ее непонятным поведением. Затем, удивляя его еще больше, она повторила всю последовательность своих действий.

– Что с вами?

Нахмурившись, она снова все это проделала. Потом он почувствовал, как тело ее обмякло, и она тяжело вздохнула.

– Не могу! – простонала она.

– Что?

– Рыгать. Мой брат Джеффри постоянно это делал. Но я, кажется, не могу.

Она снова сглотнула и открыла рот. После того, как ничего не произошло, она испустила стон.

– Я считаю, что это очень омерзительно, и, уверена, вы тоже. Если только…

София попытала снова, и опять безрезультатно.

Он уже не мог сопротивляться, внутри него теснился смех, который, словно пузырьки шампанского, вспенивал его кровь. Он широко улыбнулся.

– Дорогая моя, вы прелесть.

– Я пытаюсь быть отталкивающей.

– Вы очаровательны.

Затем, чтобы еще больше ее раздразнить, он снова закружил ее, стараясь не замечать боли в ноге, ощущая лишь тяжесть ее тела, так интимно к нему прижатого. Он кружился все быстрее и быстрее, принуждая ее разделить свое счастье, до тех пор, пока она не засмеялась таким веселым смехом, какой ему редко доводилось слышать.

И они продолжали вместе танцевать.

Где-то в полумраке комнаты тихонько захрапела тетя Агата.

У него не было права целовать Софию. Таких вольностей до свадьбы честные мужчины себе не позволяют. Тем не менее у него не было и сил сопротивляться. Он прикоснулся к ее губам, как уже много раз делал в своих мечтах.

Он так крепко прижимал ее к себе, что она не могла уклониться, и ей ничего не оставалось, как позволить ему отведать вкус ее уст.

Она не воспротивилась. Ее тело обмякло, и она запустила ладони ему в волосы, склоняя его голову к себе, хотя он и намеревался не поддаваться.

Они снова поцеловались.

Он словно испил невинности. Ее рот был непорочен, безыскусен и неопытен. Но она училась на лету, и вскоре их танец приобрел совсем иной характер. Между ними не осталось никакой пустоты. Все ее тело каждой своей частью доверчиво прижималось к его телу. Ее жар проникал ему в кровь, сводя его с ума от вожделения. Более того, он ощущал ответное желание с ее стороны. Ее руки уже не ощупывали его, а властно притягивали к себе, требовали, прижимали все крепче и крепче.

– София, – хрипло промолвил он, отстраняя губы от ее рта, стараясь хоть немного вернуть себе здравомыслие. – Я больше не могу вам сопротивляться. Соглашайтесь выйти за меня замуж.

Она остановилась, и он ощутил, как ее тело слегка напряглось. Затем с ее губ слетело одно-единственное слово:

– Нет.

Отказав ему, она все же его не выпустила. Вместо этого она начала целовать его лицо, глаза, лоб. Его голова оказалась притянутой к ее шее, и он нащупал пульсирующую жилку у основания ее горла.

– София, выходите за меня, – умолял он ее.

– Нет.

Она сводила его с ума. Он не мог поверить: после всего произошедшего между ними только что, после того, какой она была в его объятиях, она может его отвергать! В его крови, вдобавок к жару страсти, забурлила злость. Одним молниеносным движением он отклонился и подхватил ее на руки. Она не вскрикнула, но лишь еще крепче в него вцепилась, а тело ее осталось таким же податливым и мягким.

Он ни на мгновение не задержался, чтобы обдумать свои действия, а сразу пошел прочь из гостиной прямиком к двери ее спальни. София, похоже, этого даже не заметила. Она обхватила его руками, и в ее учащенном сладостном дыхании, щекочущем его горло в то время, как она целовала его лицо, шею – все, до чего могла дотянуться своими жадными губами, – ясно читалось желание.

Остановившись, он прильнул к ее губам со всей силой своего вожделения, упиваясь ею, требуя от нее отклика настолько же жаркого, насколько сам ее жаждал. И она отвечала ему взаимностью. Она будто вступала с ним в дуэль, как никогда прежде пылко приникая к нему. Их языки сплетались и боролись яростно, как в самых ожесточенных боях, какие он только видел.

В тумане похоти он пинком распахнул дверь в ее спальню, отскочившую и с грохотом захлопнувшуюся, но она даже не вздрогнула. Ей, похоже, было безразлично, разбудил он своими любовными ухаживаниями всю прислугу в доме или нет.

Однако ему было не все равно. Он бесцеремонно сбросил ее на кровать. Это произошло так неожиданно, что она не успела схватиться за него, но он все равно ощущал себя привязанным к ней околдованным глубокой тайной ее глаз. Ее губы опухли от поцелуев, платье пришло в беспорядок. Как он мог сопротивляться?

– Выходите за меня замуж, София, – снова повторил он тихим нежным голосом.

Говоря это, он склонился над ней, касаясь ее кожи невесомы ми поцелуями, уже предвкушая ее упоительную капитуляцию.

– Нет, – сказала она, притягивая его губы к себе для очередного поцелуя.

И он стал ее целовать, обхватив ее голову руками.

– Я хочу вас, София, – прошептал он, касаясь ее губ, вместе с этим ложась на нее сверху и интимно прижимаясь к ней всем телом.

Выгнувшись под ним, она издала тихий стон вожделения, сводящий его с ума.

– Выходите за меня.

Он не надеялся, что она поймет его, поскольку сам уже почти утратил способность мыслить здраво. Он нащупал рукой ее восхитительную грудь и мял ее, а она извивалась под ним. Но каким-то образом она нашла в себе силы отказать ему.

– Нет, – произнесла она еще раз.

Он замер. Хмуро глядя на нее, он отдернул руку. Она не мешала ему овладевать собой. Более того, она снова тянулась его целовать, а ее грудь коснулась его ладони, и тело прильнуло к нему. Но он не шелохнулся.

– София, вы должны выйти за меня замуж.

– Нет.

Внутри него гнев стал набирать силу, словно терпкий плод. Зачем она это делает? Почему она предлагает ему себя на ночь, но не на всю жизнь? Он не мог понять. Но он не станет ее брать вот так. Он не возьмет только лишь это.

Хотя ему пришлось употребить всю свою силу воли, он отстранился от нее. Он встал с кровати, сжимая кулаки и прижимая их к бедрам.

– Я лягу с вами в постель только тогда, когда вы станете моей женой, но не раньше, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, затем ее взгляд заметался по комнате, скользнув по кровати и растрепанному платью. Она словно только что осознала, где находится и что с ними произошло.

– Ох! – тихо выдохнула она потрясенно, но Энтони видел в ее голубых глазах непогасший огонек желания.

Если бы он пожелал, она бы ему отдалась, но ему не нужна была женщина легкого поведения на одну ночь. Ему нужна жена.

– Если вы хотели вызвать во мне отвращение к вам, то вы своей цели достигли, – прорычал он.

Ее голубые глаза округлились от ужаса и вины. Она не думала, что ей всерьез грозит опасность, не понимала, что он намеревался сделать. К чему стремится любой мужчина…

От осознания этого ему стало не по себе. Она была совершенно невинна. И все же, глядя на нее, такую соблазнительно-манящую, ему нелегко было успокоить шумящую кровь.

В голове кружился хоровод мыслей. Это не его София, говорил он себе. Та София всегда держала себя в руках, утонченная во всех отношениях. Она никогда не оказалась бы на кровати, пьяная и растрепанная. Такая она ему не нужна. Для дипломатической карьеры ему необходима не такая жена. Такую он не хочет.

Но он именно хотел ее. Прямо сейчас, такой, какая она есть.

Он шагнул вперед, к ее телу, сулившему ему райское наслаждение, но тут же остановил себя, громко застонав от разрывающих его противоречивых чувств. «Это не София», – повторил он себе. И все же это была она.

Все это казалось бессмыслицей, и его смятение привод его самого в ярость.

Резко развернувшись, он стремительно покинул комнату. С громким топотом он промчался через холл, каждым шагом вызывая нестерпимую боль в ноге. И это привело его в чувство.

А потом он увидел ждущего его внизу лестницы Керби. В руках тот держал шляпу, лицо его было бледным как мел, он был чем-то встревожен.

Замедлив шаг, Энтони прищурился, глядя на своего денщика. Его вдруг осенило:

– Ты ее надоумил.

Это не было вопросом. Ему все стало ясно в то мгновение, когда он увидел здесь своего слугу.

Керби смущенно замялся.

– Я…

Ему не удалось закончить, так как Энтони оттолкнул его со своего пути. Затем, ни разу не оглянувшись, майор Вайклифф покинул дом Ратбернов.

– Хотите еще чего-нибудь? – спросила его служанка в пивной.

Изображая непорочность, она широко раскрыла глаза, подавшись вперед своим роскошным телом.

Энтони хмуро взглянул на девушку. По его опыту, большинство служанок в пивных были рады тихим, нетребовательным посетителям, которые исправно платят по счетам. Но эта бы не такова. Эта женщина явно предлагала нечто большее, чем эль.

Откинувшись назад, Энтони внимательно осмотрел прелести девушки. Невысокая, с упругими формами и не лишенная очарования, она действительно могла бы скрасить ночь. Особенно после того, как София до предела раздразнила его похоть.

Однако даже мимолетная мысль о холодных голубых глазах Софии, о ее царственном теле заставила Энтони отрицательно покачать головой служанке. Его не влекли вульгарные женские формы. Ему хотелось скульптурной утонченности, которая способна украсить королевский двор днем и согреть мужскую постель в ночи.

Служанка умчалась, обратив свое внимание на завсегдатаев этого постоялого двора в глуши Стаффордшира. Спешно покинув дом Ратбернов, он направился в ближайшее место, где можно было получить выпивку. Конь принес его сюда, но три кружки эля и час, проведенный среди жителей Стаффордшира, не принесли ему облегчения. Да что там, его душа и тело претерпевали невыносимые муки.

Этим вечером София его удивила. До этого дня она в его мыслях рисовалась ему совершенством, идеальным претендентом на роль супруги мужчины, нацеленного на стремительную политическую карьеру. Подобно его матери, София производила впечатление уравновешенной хозяйки, как будто рожденной для того, чтобы чувствовать себя в кругах высшего общества как рыба в воде. Мать сделала из его отца, грубого худородного графа, влиятельного, всеми уважаемого политического деятеля.

Он верил, что София сможет сыграть в его жизни такую же роль.

По правде говоря, поначалу у него не было никаких надежд завоевать ее. Лежа на больничной койке, он не мог рассчитывать получить руку такой женщины. Но потом между ними завязались разговоры, споры, они даже стали доверять друг другу свои тайны. София шепотом рассказывала ему свои сны, и Энтони понял, что Бог наконец-то ответил на его молитвы. Всевышний вручил ему превосходного помощника для осуществления его честолюбивых планов.