— Не смейте меня называть «красоткой»! — заорала Татьяна.

— Констатирую. Не более.

— Еще раз назовете… — угрожающе сказала она.

— Не буду, не буду, не буду… — смеясь, продолжал Леонид. — С тебя станет. Еще выхватишь свой револьвер, устроишь пальбу. А у меня и противогаза нет.

— Газовые револьверы для сопливых девчонок!

— Понимаю. У тебя настоящий. Самый-самый. Какой калибр?

— Подходящий.

— Для чего?

— На все случаи жизни. Лучший друг. Не выдаст, не продаст.

— На крупного зверя, одним словом, — понимающе кивнул Чуприн. — Символично. «Дама с собачкой!». «Дама с револьвером!». Двенадцатого калибра. Честно говоря, тебе к лицу что-нибудь покрупнее… Гранатомет, например.

Неизвестно, чем бы кончилась эта словесная дуэль, если бы не зазвонил телефон. Резко и пронзительно. В тон ему, так же звонко и неожиданно залаял Челкаш. Не удержался, внес свою лепту. Вернее, в очередной раз попытался разрядить обстановку.

До телефонного звонка он в полной растерянности, раскрыв от изумления пасть, наблюдал за словесной перепалкой хозяина и гостьи. Разумеется, хозяин есть хозяин, он всегда на его стороне. Но и черноволосая гостья, тоже… ничего себе. Ведь пахнет от нее очень приятно. Как хозяин этого не обоняет!? Совсем тупой, что ли?

Леонид, кряхтя и постанывая, поднялся с кресла, проскакал в коридор к телефону, поднес к уху трубку. Продолжал при этом, прищурившись, смотреть на Татьяну.

— Да! Слушаю! Да! Продаю! — напористо говорил он в трубку. — Вы не могли бы перезвонить.… У меня тут… покупательница. Да, да.… Звоните, я всегда дома!

Леонид резко швыркнул трубку на рычаг и с той же ноты, с той же интонацией, словно и не прерывал разговор, прищурившись, обратился к Татьяне:

— Стало быть, считаешь себя единственной моей читательницей?

— Представьте себе! — ощетинилась Татьяна.

— Единственная и… неповторимая! — задумчиво покусывая губы, сказал он. — Это так. К слову. Не обращай внимания.

Леонид довольно легко переместился из коридора к столу, уселся в кресло.

— А вы думали, литературой интересуются только сопливые студентки МГУ? Ошибаетесь! Кстати, я тоже когда-то кончила МГУ.

— У каждого свои недостатки! — усмехнулся Чуприн. — Какой факультет?

— Подходящий.

— Для чего?

— На все случаи жизни! — ответила Татьяна. И неожиданно, с угрозой в голосе, добавила. — Литература в полном смысле этого слова, явление — общественное!

— Очень интересно! Я и не знал.

Татьяна опять, как и вчера, принялась мерять шагами комнату взад-вперед, как учительница перед школьной доской. Челкаш на всякий случай переместился из угла комнаты на самую середину. Сел на пол точно между хозяином и черноволосой.

— Литература — последняя надежда нашего обманутого народа! А такие как вы отнимают и эту последнюю надежду!

— Ты спятила! — убежденно сказал Чуприн. Без злости, спокойно и просто.

Именно это его спокойствие окончательно выбило Татьяну из колеи.

— Вы — фигляр! — с нескрываемым презрением бросила она. — И не только в бытовом смысле. Вы — фигляр в литературе. Что намного страшнее. Ради мелкого личного тщеславия, ради пустого самоутверждения, вы готовы вылить на чистые листы бумаги любую пакость, любую поверхностную банальность. Вы разлагаете молодое поколение, убиваете в них надежду… — Татьяна на секунду замолчала. Потом, сильно выдохнув, закончила, — К счастью, ваших книг никто не читает!

Леонид не выдержал, вскочил с кресла, отшвырнул в сторону костыль и, балансируя на одной ноге, попытался тоже ходить по комнате. Это у него получалось с трудом. Гипс, да еще Челкаш все время вертелся под ногами. Он оперся рукой о стену.

— Ты кто!? — заорал во все горло Леонид Чуприн. — Нет, кто ты такая!? Кто тебе позволил!? Ты — посредница по продаже квартир или главный редактор!?

— Я — женщина!!! — заорала в ответ Татьяна.

— Вот и знай свое место!!!

Все трое, раскрыв рты, тяжело дышали. Именно, трое. Челкаш тоже, сильно разволновавшись, раскрыл пасть и тоже тяжело и прерывисто дышал. Даже язык высунул. В отличие от Татьяны и Леонида. Они языков наружу не высовывали.

— Я женщина! — свирепо шипела Татьяна. — У меня есть душа!

— И тело. Много тела.

— Ха-ам!!!

Татьяна схватила свою сумку, направилась в коридор, попыталась раскрыть дверь, но та почему-то не подчинилась. Замок забарахлил. Татьяна вернулась в «кабинет».

— Я женщина. У меня есть совесть. И чувство долга!

— И слишком длинный язык, — спокойно прибавил Леонид.

— Не волнуйтесь! Я сейчас ухожу! И ничто больше не потревожит ваш творческий покой…

— Сам не знаю… — задумчиво пробормотал Леонид. — Зачем я это слушаю?

— Я ухожу! Но запомните мои слова. Если я говорю, ваших книг никто не читает, стало быть, — так оно и есть! — решительно заявила Татьяна. И не менее решительно направилась к двери. Леня Чуприн насмешливо смотрел ей в спину…

…Как прозаик Леонид Чуприн начинал блистательно. Первые его рассказы произвели эффект разорвавшейся бомбы. Несколько месяцев в каждом углу Дома литераторов только и разговоров было, что о прозе молодого парня, только-только демобилизованного из армии. Щедрые на язык коллеги, постоянные посетители кафе и ресторана Дома литераторов не скупились на эпитеты. Ранний Бунин, поздний Чехов! Нагибин, Казаков? Да они ему и в подметки ему не годятся. Правда, кто-то из маститых предупреждал молодого прозаика. «Каждого писателя подстерегают две опасности: ранний успех и позднее признание!». И гром грянул.

Вскоре в одной из центральных газет появилась публикация под заголовком «Осторожно: мыльный пузырь!». За подписью — критик Марк Кречетов. От бедного дебютанта сей критик не оставил и мокрого места. Раздолбал в дым. Стер в порошок. Положил на обе лопатки логикой и вдобавок сломал хребет. Подобная публикация в центральной прессе по тем временам была равносильна приговору. К высшей мере наказания. Без права реабилитации. Кстати, сего критика в литературных кругах именовали исключительно «черный человек». Не иначе.

Леонид держался стойко. Очень переживал, но вида не показывал. Да и в редакциях литературных газет и журналов к нему по-прежнему относились доброжелательно. Печатали. С меньшим энтузиазмом, но все же печатали. Но и критик Марк Кречетов, «черный человек» не дремал. Каждый новый рассказ, каждую новую публикацию он встречал все той же увесистой дубиной. Причем ее увесистость от раза к разу становилась все внушительнее. Друзья сочувствовали, жена Валентина плакала, недоброжелатели торжествовали. В редакциях Чуприна встречали уже без улыбок.

В ту пору в литературных кругах гулял стишок. Очень актуальный.

«Орел был у нас председателем,

Зайчишка был нашим издателем,

А критиком был Медведь.

Что быть российским писателем —

Большое здоровье надо иметь!».

Пару раз Леонид пытался разыскать этого самого Марка Кречетова и поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. На крайний случай, морду набить за откровенную травлю. Пустые хлопоты. Ни адреса, ни телефона сего критика никто в редакциях не знал. Скорее, знали, но опасались быть втянутыми в скандал. Времена за окном стояли самые, что ни на есть концлагерные. Удалось выяснить только одно. За псевдонимом «Марк Кречетов» скрывается какой-то очень влиятельный тип. Из высших сфер.

Постепенно в газетах и журналах печатать Леонида перестали. О том, чтоб выпустить сборник рассказов, и речи не шло. И Чуприн на некоторое время отошел от прозы. Переключился на иллюстрации к детским книгам. Писал только «для себя», в надежде — потом, когда-нибудь и все такое. Со временем шрам на душе зарубцевался, боль ушла, но память о «черном человеке», критике Марке Кречетове осталась…

…Почему-то вдруг, именно сейчас, слушая сбивчивые речи этой неуравновешенной черноволосой особы, Леониду вспомнился «черный человек». Бред какой-то!

Татьяна с силой распахнула непокорную дверь, вышла в коридор, с той же силой захлопнула за собой дверь. Ушла. Окончательно и бесповоротно. Навсегда, короче. Правда, она забыла на тумбочке у телефона свой зонтик. Изящный такой складной зонтик, в чехле. Выложила его на тумбочку когда запихивала в сумку книгу, надписанную Леонидом.

«Достойна девяти баллов!» — думал Леонид. «По моей двенадцатибалльной шкале!». Челкаш преданно смотрел ему в глаза. И вертел хвостом. Леонид вертел в руках зонтик.


Валерий Суржик преследовал серебристую «Ауди». Новенькая мощная иномарка перестраивалась из ряда в ряд, маневрировала, резко тормозила, быстро набирала скорость и норовила скрыться в потоке машин на Ленинградском проспекте.

Погоня! В горячей крови!!!

Стоя перед «красным» светофором у метро «Аэропорт», Суржик абсолютно случайно бросил взгляд направо и… чуть не заорал на весь Ленинградский проспект от навалившейся внезапной радости! На заднем сидении новенькой серебристой иномарки, стоящей параллельно его машине через два ряда, он увидел… Надю! Она!! Она!!!

Она сидела, уткнувшись носом в какой-то иллюстрированный модный журнал и по сторонам не смотрела. Валера судорожно переместился на правое сидение, высунулся почти до пояса из окна и отчаянно замахал руками, надеясь привлечь внимание Нади. Почему-то закричать во все горло в этот момент он просто не догадался. Да, наверняка, и не смог бы. Недаром сказано у великого баснописца, «от радости в зобу дыхание сперло!». Парень, сидевший за рулем «Ауди», медленно повернул голову на бычьей шее, недоуменно посмотрел на него и нахмурился. Потом, едва дождавшись на светофоре «желтого» с визгом рванул с места и начал уходить вперед по проспекту. Все дальше и дальше. Валера мгновенно перескочил обратно на место водителя и погнал за «Ауди».

Какой русский не любит быстрой езды? Суржик не был исключением.

«Ну! Давай! Давай!! Давай!!!» — шепотом уговаривал он свой «Форд». И тот не подвел. Довольно быстро нагнал серебристую иномарку и пристроился у нее на хвосте. Суржик мигал фарами, давил ладонью на клаксон, никакого эффекта. Успел разглядеть только мрачную физиономию водителя в левом боковом зеркальце «Ауди», да знакомый рыжий затылок Нади на заднем сидении. Она по-прежнему листала журнал и ни на что не обращала внимание. Парень-водитель, видимо, как-то по-своему истолковав преследование «Форда», начал маневрировать, с явным намерением — оторваться и скрыться. Но оторваться и скрыться ему не удавалось.

Визжали тормоза обеих машин, натужно ревели двигатели, испуганно шарахались в стороны остальные, не жаждущие себе на голову приключений водители… Гонка продолжалась по всему Ленинградскому проспекту.… Промелькнул стадион «Динамо»…. На площади Белорусского вокзала к гонщикам присоединилась патрульная машина ГАИ…. Неповоротливый с виду «Форд» по громкой связи расшугал всю остальную колонну машин и цепко пристроился за машиной Суржика…

— Водитель «Форда»! — заревел на всю Тверскую улицу патруль. — Поставьте машину справа! Машину — справа, я сказа-ал!!!

— Водитель «Ауди»! Вас это тоже касается! Машину — справа-а!!!

Но парень, сидевший за рулем «Ауди», явно плевать хотел на указания патрульной машины. Он выскочил на резервную полосу и помчался к площади Маяковского. Суржик рванул за ним. Патрульная машина ГАИ — за «Фордом» Суржика.

Очевидно, такое непочтительное отношение к правилам дорожного движения, и к приказам, исходящим от стоящих на страже соблюдения этих самых правил, окончательно взбесило сидевших в патрульной машине ГАИ.

— Машины справа-а!!! Господа-а, ма-ать вашу-у!!! — ревел один голос.

— Сто-оять ко-озлы-ы!!! Обои-и, сто-оять!!! — перекрывал второй голос.

На Пушкинской площади предупредительно зажегся «зеленый». Не иначе, распорядились из патрульного «Форда» — пропустить. Явно чтоб не создавать аварийную ситуацию. Она и так на всем протяжении Тверской улицы накалилась до предела. Истеричные гудки и пронзительные визги тормозов неслись уже со всех сторон. Перекрывая все звуки из динамиков патрульного «Форда» ГАИ уже неслась, знакомая каждому с детства, откровенная апелляция к чьей-то матери.

Сразу за Пушкинской площадью «Ауди» резко свернула направо во второй переулок и скрылась из вида. Суржик едва успел среагировать. Затормозил, подал чуть назад и помчался вслед за «Ауди» по узкой улочке, как по горному ущелью, мимо припаркованных справа и слева машин. Нагнал «Ауди» он только у служебного входа МХАТа им. Горького. Машина стояла у стены огромного и мрачного здания театра. Водитель, парень с бычьей шеей и накаченными бицепсами, как ни в чем, ни бывало, ковырялся в багажнике. Как только Суржик остановил свой «Форд», метрах в десяти от него, и вылез из машины, парень выпрямился и повернулся. В руках у него появилась бейсбольная бита. Поигрывая ею, он пошел навстречу Суржику.