«Ща-ас! Разбежались они тебе отпирать!» — почему-то злорадно подумала Лариса. Всей округе был известен крутой нрав матушки настоятельницы. Еще ни одна мужская нога не ступала на территорию монастыря. Многие из местных под предлогом помощи по хозяйству пытались. Не выгорело ни у одного. На особо рьяных или беспробудно нетрезвых спускали крупных кавказских овчарок.

Мужчина в куртке потоптался около ворот, попытался заглянуть в какую-то щелку. Потом плюнул, сел в машину и поехал явно в сторону кафе. Лариса вернулась за стойку, поправила кофточку, поправила прическу. Грязный «Форд» остановился прямо под окнами. Хлопнула дверца машины. Потом скрипнула входная дверь.

Лысоватый мужчина в куртке защитного цвета с дипломатом в руках появился на пороге и вдруг… замер, будто его ударило током высокого напряжения.

— Краса-авица-а! Богиня-я! — прошептал он, выпучив на Ларису свои большие выразительные глазищи. И даже дипломат из рук выронил на пол от изумления.

Разумеется, Лариса Загоруйко знала свои многочисленные достоинства. Как впрочем, и недостатки. Какая женщина устоит перед таким наглым, прямо в лоб, комплиментом!

Естественно, Лариса улыбнулась. Всеми своими многочисленными золотыми зубами. Мужчина в куртке еще больше обрадовался. Покачивая головой, заулыбался.

— Коня на скаку… раз плюнуть! В горящую избу… без проблем! — сказал он.

— Ладно вам! — сказала Лариса.

Валерий Суржик, (разумеется, это был он! Кто еще!), подошел к стойке, достал бумажник и выложил веером перед Ларисой несколько зеленых бумажек. Крупного достоинства. От волнения Лариса Загоруйко облизнула губы. Вопросительно посмотрела на Суржика. Тот не спеша, вернулся к двери, подобрал с пола дипломат, вернулся к стойке.

— Как зовут? — строго поинтересовался он.

— Лариса! — поспешно кивнула хозяйка «Ландыша».

— Превосходно! — констатировал Суржик. — Имя и облик сливаются в единое целое. Очень удачно дополняют друг друга. И производят неизгладимое, я бы сказал, незабвенное впечатление.

— Ладно вам…

— Красавица-а! Богиня-а! С умными и на редкость выразительными глазами. Как жизнь, любовь, романы, приключения?

— Какие здесь любовные приключения. Скажите тоже. Тоска зеленая. Только по телевизору и видишь…

— Чтоб у такой эф-фектной особы и не было хоть одного любовника!? Ни за что не поверю! Хоть на куски режь!

— Есть один, — не выдержав, улыбнулась Лариса. — Только он не в счет. Редко наезжает.

— Ясно! Шофер. Дальнобойщик! — подмигнул Суржик. И запел, проникновенно, с большим чувством. — «А дорога длинною лентою вьется…. Слева поворот… Осторожней, шофер!». Знаешь, один раз на юге собственным глазами объявление видел. «Водитель! Будь осторожен в местах, откуда могут появиться дети!».

Суржик громко и несколько нервно захохотал. Лариса сдержанно поддержала.

— Ладно вам…

— Зато, небось, жуть, какой пылкий? Дальнобойщик этот.

— Ладно вам…

— Лариса-а! — повысил голос Суржик. — Сосредоточься, пожалуйста. Очень прошу.

Валера решительно пододвинул в направлении Ларисы все зеленые купюры. Та мгновенно смахнула их со стойки, сложила и спрятала в карман фартука.

— У меня здесь серьезная встреча намечена. Крайне серьезная. Можно сказать, дело всей жизни. Ты меня понимаешь? Всю ночь за рулем по нашим дорогам, на такой подвиг идут только в самом крайнем случае! Скатерть чистую можно?

— Если надо… — пожала плечами Лариса.

— Необходимо. Во-первых, сделай так, чтоб сюда часа два никто не совался. Ни одной посторонней пьяной рожи.

— Без проблем. Алкашей на дух не переношу.

— Этот стол поставь сюда, на самую середину. У тебя иконы нет?

Лариса, изумленно вытаращила глаза, покачала головой.

— Самое модное нынче украшение. В нашей православной религии есть нечто… величественное и торжественное. И в то же время, скромное, неброское.

— Она… кто? — не выдержав, полюбопытствовала Лариса.

— Проснулась! Наконец-то! — усмехнулся Суржик. — Она? Женщина она! С большой буквы! Судьба, крест, испытание…. Все сразу.

— За растрату мотает или убила кого?

Суржик резко повернулся, с искренним недоумением смотрит на Ларису.

— Ты о чем?

— За что сидит-то? — пояснила Лариса. — Тут у нас два объекта. Женская колония и монастырь.

— Хрен редьки не слаще! — усмехнулся Суржик. — В монастыре она.

— Видела в окошко, — с готовностью кивнула Лариса. — Я что подумала. У него или жена в колонии, или любовница. В монастырь тыркается, чтоб ее с Богом связать.

— У тебя там, какие связи есть? Кто-нибудь из знакомых?

— Ну… если подумать…

— Чеши в монастырь и под любым предлогом вытащи ее сюда! Одна нога здесь, другая там! Ты поняла, Лариса! Дело всей жизни.

— Она там кем? — продолжала любознательная хозяйка кафе.

— Послушницей, я думаю. До больших чинов дослужиться не успела, — усмехнулся Суржик. — Любуйся! Ты ее наверняка видела по телевизору.

Он достал из дипломата несколько ярких грянцевых афиш, начал их так и эдак примерять на стенах. Лариса, взглянув на афиши, только тихо охнула. На каждой из них в разных ракурсах была запечатлена Надя Соломатина. Мальва, Мальвина. «Звездочка» шоу бизнеса. Радостная, взволнованная, ликующая.

— Если не получится? Вдруг, не выпустят ее? — нахмурилась Лариса.

— И думать не моги! Вот тебе еще…

Суржик выложил на стойку еще несколько зеленых купюр. Лариса смахнула и их в большой карман своего маленького передника. На ходу поправила перед зеркалом пышную прическу и исчезла за порогом.


Суржик стоял спиной к двери и делал вид, что смотрит в окно. Наверняка, при этом он очень эффектно выглядел. Стоящий у окна, широко расставивший ноги, мужчина. Он даже не смотрит в сторону появившейся любимой женщины. Так или приблизительно так, представлял себе Суржик ситуацию со стороны. В этот момент он был чертовски доволен собой. Наконец-то…

— Солнышко! Наконец-то я нашел тебя… — не оборачиваясь, сказал Суржик.

— Ты дядя Валера? — прозвучал за его спиной тонкий детский голос. Валера вздрогнул и резко обернулся.

На пороге кафе стояла маленькая девочка. Худое бледное личико. Лет семь, восемь. Большие светлые глаза. Под глазами синие круги. Вся какая-то бестелесная, почти прозрачная. Белый, аккуратно обмотанный вокруг головы и тонкой шеи платочек. Длинное до пят черное бесформенное платье. Из под подола платья выглядывали такие же бесформенные ботинки. Явно на два размера больше. Она держала руки за спиной и сверлила Суржика любопытными глазами.

— Дядя Валера? — повторила маленькая «монашка».

— Абсолютно! — в некоторой растерянности ответил Валера. — А ты кто?

— Даша-а… — протяжно ответила «монашка». И улыбнулась. — Надя не придет. Матушка настоятельница не велит. Грех это.

— Что… грех? — не понял Суржик.

— Выходить за ворота. Не положено.

— Порядки тут у вас… — пробормотал Суржик. — Как в концлагере.

Валера несколько секунд задумчиво кусал губы. Потом решился.

— Вот что, красавица! — решительно сказал он. — Прошу!

Суржик подошел к столу, галантно отодвинул стул, жестом пригласил маленькую «монашку» составить ему компанию. Она, поколебавшись, нерешительно подошла к стулу, аккуратно присела, расправила платье, сложила руки на коленях.

— Грех это! — не поднимая головы, прошептала «монашка» Даша.

— Что… грех? — опять не понял Суржик.

— С мужчиной… в ресторане… — ответила Даша. И вздохнула.

— Даю слово, будем вести себя прилично. Никаких пьянок, битья посуды и стриптиза на столе не будет.

Суржик сделал знак Ларисе, та мгновенно поставила на стол перед Дашей тарелку с десятком пирожных и огромный бокал «Пепси колы». Маленькая монашка обречено вздохнула и принялась с фантастической скоростью уничтожать пирожные. Обеими руками. Суржик с Ларисой в изумлении только головами покачивали.

— Ты, правда, писатель? — прожевывая, поинтересовалась Даша.

— Еще какой! — усмехнулся Суржик. — Очень-очень знаменитый.

— Сказки умеешь писать?

— Ну! — кивнул Суржик. — Только этим и занимаюсь.

— Про что?

— Про любовь.

— Про любовь нам нельзя, — строго сказала «монашка» Даша. — Любить надо только Бога. И еще ближних своих.

— То нельзя, это нельзя! — возмутился Валера. — Чем вы там вообще-то занимаетесь?

— Хозяйство у нас, — строго сказала «монашка» Даша. — Гуси, утки, теленки, поросенки, коровы…. За всеми уход нужен. Глаз, да глаз!

— Однако-о! — протянул Суржик. — Вы там явно не бедствуете!

— У нас и пекарня своя, и библиотека… — не переставая жевать, докладывала Даша. — Меня на курей поставили. С утра на колодец сходи, потом курям корму задай…. Потом молитва…. Потом опять по хозяйству…

— Надя тебе кто? — спросил Суржик.

— Сеструха, — кивнула девочка. И тут же поправилась. — Сестра. Старшая.

— Строгая она у тебя?

— Не-ет! — помотала головой девочка. — Надя очень добрая. Ласковая. Никогда даже по голове не стукнет, не накажет, ничего.…

— За что тебя наказывать?

— Я очень грешная, — вздохнула Даша. — Матушка настоятельница говорит — «исчадие ада».

— Это почему?

— Плохо старших слушаюсь, — начала на пальцах загибать «исчадие ада». — Сладкое очень люблю. Жить без конфет не могу. И лентяйствовать люблю. Все это грех.


Суржик стоял на пороге «Ландыша» и смотрел вслед Даше. Она торопливо семенила по разбитой деревенской улице, аккуратно обходя еще не просохшие лужи, и постоянно спотыкалась в явно непривычном для себя длинном одеянии. Ее худенькая фигурка во всем черном становилась все меньше и меньше…. Вот, она на ходу сорвала какой-то цветок, понюхала и отбросила в сторону…. Вот, придерживая подол длинного черного платья, перепрыгнула через небольшую канаву…. Вот, поднялась по деревянным ступеням к массивным воротам и постучала условным стуком…. Дверь в воротах сразу открылась…. Суржику показалось, он даже услышал скрип ржавых петель. Но этого не могло быть. Расстояние до монастыря было значительным. Да и вороны на деревьях кричали оглушительно, как на кладбище во время похорон.

Суржик прищурился, напряг зрение…

Вот, сейчас она войдет внутрь… и все! Все кончится!

Прощай, Надя! Звездочка шоу бизнеса! Мальва! Мальвина! Недостижимый идеал тинейджерок! «Рыжее солнышко!». Мечта солдатиков дембелей, шоферов дальнобойщиков, гаишников и всех мужчин, носящих на плечах погоны…

Нечаянная любовь моя, подарок судьбы, последний привет уходящей молодости…

Прощай! И Прости!