Каждый раз перед свиданием я тренировалась, как будто собиралась на конкурс танцовщиц кордебалета: мне хотелось освоить походку манекенщицы, однако все мои старания перед зеркалом были напрасны. Я познакомилась с одной семидесятилетней старушкой, которая с гордостью рассказывала мне о своем новом дружке. Спрашивается, откуда у нее столько энергии? Я была почти вдвое моложе ее, а ощущала себя старой развалиной. Сказать откровенно, свидания способны прикончить кого угодно.

Среди тех, с кем я встречалась, были толстые, лысые, старые и молодые мужчины, а также те, которых мне порекомендовали друзья, уверяя, что я буду от них в восторге (правда, они всегда забывали упомянуть какой-нибудь крошечный недостаток кандидата: алкоголизм в начальной стадии, психическое расстройство, виной которому были его мать, отец, дети, экс-супруга, собака или длиннохвостый попугай, сексуальные отклонения, появившиеся у героя после того, как его изнасиловал дядя в подростковом возрасте). Да, я знаю, где-то, наверное, живут-поживают абсолютно нормальные мужчины, но черт меня подери, если я встретила хотя бы одного. Вероятно, я совершенно потеряла форму.

В течение тринадцати лет я каждый вечер готовила Роджеру обед, смотрела вместе с ним телевизор, спала с ним и подвозила его на бейсбольные матчи. Новые веяния обошли меня стороной: я не умела готовить изысканные лакомства в микроволновой печи, не умела варить капучино из шестнадцати сортов кофейных зерен, привезенных из африканских стран, о существовании которых я даже не подозревала, и не разбиралась в новых видах спорта, которые уже вошли в программу Олимпийских игр. Оказывается, маникюр и модная стрижка – это необходимые, но недостаточные условия. Надо кататься на лыжах не хуже Килли, одним махом проплывать стометровку и прыгать в длину. Признаюсь честно, я ужасно ленивая особа. В скором времени я решила, что гораздо проще сидеть дома, смотреть с детьми повторение сериала «Я люблю Люси», уплетая пиццу. Наступило второе лето моей свободной жизни. Я подвела неутешительные итоги и пришла к выводу, что мои поиски спутника жизни окончились провалом.

В июле дети поехали вместе с Роджером на южное побережье Франции. Они арендовали яхту и остановились в «Отеле дю Кап». Потом Роджер намеревался отвезти их в Париж и отправить самолетом домой, где я должна была их встретить и провести с ними весь август. Я заблаговременно сняла пляжный домик на троих на Лонг-Айленде («Умпа» все-таки не бездонная бочка). Роджер с Хеленой арендовали небольшое палаццо под Флоренцией. Я уже давно подозревала, что трастовый фонд Хелены в отличие от ее коэффициента умственного развития значительно превосходит мои финансовые возможности. Я была рада за Роджера, точнее, делала вид, что рада, чем ужасно гордился доктор Стейнфилд. Конечно, я лгала ему. Я все еще злилась на Роджера и немного завидовала Хелене – ее длинным ногам и пышной груди, а не трастовому фонду.

После отъезда детей мне поначалу было ужасно тоскливо. С кем теперь смотреть «Я люблю Люси»? Правда, в их отсутствие я понемногу отучила себя от орехового масла и пиццы. Сэму было уже восемь лет, а Шарлотте недавно исполнилось тринадцать, и мы с ней постоянно спорили, стоит ли красить ногти в зеленый цвет и прокалывать нос. Честно скажу, когда пошла вторая неделя моего одиночества, я свыклась со своим новым положением и даже стала входить во вкус. Несмотря на жару, мне всегда нравился летний Нью-Йорк. В выходные дни город полностью вымирал. Я бродила по улочкам до самой темноты и часами сидела в по-зимнему прохладных кинозалах с кондиционером. В то лето, перебирая в памяти события недавнего прошлого, я вдруг обнаружила, что Роджера нет рядом со мной уже два года. Я больше не грезила о нем по ночам, не желала его. Я почти забыла, как выглядит его тело. Невероятно, но я наконец перестала скучать по нему, по его храпу и тем редким мгновениям счастья, которые давно канули в Лету.

Дети звонили мне время от времени. Меня ужасно веселило, когда Роджер вмешивался в разговор и, задыхаясь, спрашивал, как у меня хватает терпения возиться с ними день и ночь и правда ли, что Шарлотта хочет вдеть себе кольцо в нос. Как я ни обожала Шарлотту и Сэма, я была рада, что они с Роджером… и Хеленой. Пускай теперь ищет свою любимую блузку, юбку и серебряный браслет – она их больше не увидит. Вполне возможно, что лет через десять они найдутся под кроватью вместе с дамской сумочкой и начатым флакончиком духов. Когда у меня что-нибудь пропадает, я всегда первым делом заглядываю под кровать – привычка, выработанная годами. Правда, Хелене я решила не открывать этот секрет. Она должна понимать, что любить Роджера – значит заботиться о его детях. Забавно, что, несмотря на липосакции и силиконовые имплантаты, Хелена в свои двадцать пять страшно боялась забеременеть и испортить фигуру и принимала противозачаточные таблетки, о чем мне не преминула доложить Шарлотта. Сэм считал ее чудачкой. Через три недели она была вне себя от злости и уже не раз пожалела, что вышла за Роджера. А я с ностальгией вспоминала споры о зеленых ногтях и готова была уступить свои позиции в борьбе за кольцо в носу. К счастью, Шарлотта этого не знала.

Без них дом опустел. Но я продолжала регулярно делать педикюр, красить ногти ярко-красным лаком и носить босоножки на шпильках. Вот уже несколько месяцев я не ходила на свидания, но трепетно поддерживала свой новый имидж. Тем же летом я коротко подстриглась. Хелена по-прежнему носила пышную гриву в стиле Фарры Фассет. Что ж, пусть так. Роджеру это, видно, нравится. И все остальное, чего у Хелены явно в избытке.

За четыре дня до приезда детей я внезапно приняла решение. У меня не было никаких дел, а бесцельно болтаться в Нью-Йорке в ожидании их возвращения не имело смысла. Эта идея возникла у меня на день раньше, а именно накануне глубокой ночью. Я успела пересмотреть все фильмы в кинотеатрах, друзья мои разъехались кто куда, и мне вдруг захотелось поехать в Париж и встретить там детей. Я взяла билет туда и обратно по специальному тарифу. Все сложилось на редкость удачно и легко.

Я зарезервировала место в прелестном маленьком отеле на Левом берегу Сены, который мне порекомендовали знакомые. Хозяином отеля была заходящая звезда французского кино. Отель славился отличной кухней и обслуживал элитных клиентов. Перед тем как ложиться спать, я тщательно упаковала чемоданы, а на следующий день вылетела в Париж. Наш самолет приземлился в аэропорту Шарль де Голль в полночь по местному времени. Стояла теплая июльская ночь, и, сойдя с трапа, я поняла, что очутилась в волшебной сказке. Такая чудесная ночь могла быть только в единственном городе на земле – в романтическом Париже. Признаться, впечатление несколько омрачалось тем, что от водителя такси ужасно несло потом и луком. В этом есть своеобразный галльский шарм, подумала я, опустив стекло и любуясь видами Парижа. Триумфальная арка, площадь Согласия, Вандомская площадь… и мост Александра III, по которому мы переехали на Левый берег Сены, где находился мой отель.

Мне хотелось выскочить из машины и танцевать на мостовой, останавливать случайных прохожих, петь, смеяться – словом, снова почувствовать пульс жизни и разделить с кем-нибудь эту радость. Правда, единственным близким мне человеком все эти двадцать лет был Роджер, который сейчас на южном побережье Франции вместе с Хеленой и моими детьми. А кроме того, если бы он был со мной в Париже, мне ровным счетом было бы на него наплевать. Я уже и не помнила, почему так любила его когда-то и что в нем нашла. Да и любили ли мы друг друга? Не знаю. Может, я была влюблена в тот образ, который сама себе создала, а у него был роман с моим трастовым фондом? Такое положение дел нас обоих устраивало до поры до времени. Все это я поняла давным-давно. Впрочем, я была благодарна Роджеру, что мне больше не надо платить ему алименты: он лишился этого источника дохода, после того как женился на Хелене. Теперь от меня требовалось лишь перечислять ему денежные суммы на воспитание детей, достаточные, чтобы содержать сиротский приют в Биафре. Роджер просто душка!

И вот я в Париже, восхищенно глазею на Эйфелеву башню и сияющие огнями прогулочные речные трамваи, рассыпанные по Сене, как рождественские фонарики. Я снова одна. В сущности, я была одна все тринадцать лет и последние два года. Справедливости ради следует заметить, что, потеряв Роджера, я не только лишилась своих иллюзий, наивных мечтаний и безвозвратно ушедшей молодости, но и избавилась от фланелевых ночных рубашек. Развод с Роджером научил меня многому. Я постепенно привыкла к одиночеству и прохладным атласным ночным рубашкам. В Париж я взяла с собой четыре ночные рубашки, которые купила совсем недавно: те, что я приобрела сразу после развода с Роджером, уже успели износиться.

Подъехав к отелю, я заплатила за такси и внесла чемоданы в холл. Интерьер меня впечатлил. Ничего прелестнее и романтичнее мне не приходилось видеть. За стойкой приемной ожидал молодой человек, похожий на порнозвезду. Хорошенький мальчик, правда, я была раза в два его старше. Он проводил меня в номер, бросил на меня чувственный взгляд и протянул ключ. Судя по всему, за ужином он наелся чеснока, а дезодорантом пользовался нечасто.

Окна моей комнаты выходили в уголок сада Музея Родена, и из них открывался великолепный вид на Эйфелеву башню. В номере было тихо-тихо. Из соседних комнат не доносилось ни звука. Я забралась в кровать под балдахином и проспала крепко, как дитя, до самого утра. Проснулась я голодная как волк.

Рогалики с черным кофе цвета дегтя прибыли в мой номер на подносе, покрытом белоснежной салфеткой. В центре подноса красовалась хрустальная вазочка с розой. Я с жадностью проглотила все, кроме розы и салфеток. Приняв ванну и одевшись, я отправилась гулять по Парижу. День прошел замечательно: я осмотрела массу достопримечательностей и потратила кучу денег, покупая все, что мне нравилось или просто приглянулось, и даже то, что в конце концов оказалось мне не по вкусу. По пути мне попался магазинчик, в котором продавалось изысканное нижнее белье, и я накупила в нем столько всякой всячины, что теперь вполне могла бы стать фавориткой Людовика XIV.

Вернувшись в отель, я разложила свои сокровища на постели и, глядя на коллекцию бюстгальтеров, кружевных трусиков и поясов с ажурными подвязками, которые я никогда раньше не носила, приподняла бровь. Может, это знак свыше? Снова рандеву и встречи? О боже, только не это… Я так устала от львов в Колизее. Поразмыслив, я решила, что буду носить это просто так, для себя. Может быть, мой сын Сэм когда-нибудь оценит мою смелость. Ему это будет полезно. Так и слышу, как лет через тридцать он говорит своей подружке: «Моя мама всегда носила потрясающее белье и ночные рубашки». Его женщинам будет на кого равняться. Что же касается Шарлотты, пусть фыркает и насмехается сколько влезет. Интересно, она еще не передумала насчет кольца в носу? Если честно, я готова была остаток дней провести в Париже в этом потрясающе изысканном белье, разложенном у меня на постели.

На этой неделе из-за каких-то неполадок на кухне обед в номер не подавали – только рогалики и кофе на завтрак. Поэтому я решила пройтись по бульвару Сен-Мишель и поискать бистро. Утром я перекусила в одиночестве в кафе, прислушиваясь к характерному парижскому говору за столиками и наблюдая за туристами. Выходя из отеля, я прямо-таки раздувалась от гордости. Вот это настоящая независимость! Я наконец одержала победу над собой. Победа! Во французском нижнем белье. Дело в том, что на мне были надеты голубенький кружевной комплект и чулки с подвязками – мои утренние приобретения. Но кто об этом узнает? Разве что полиция, если я попаду в аварию. Нечего сказать, радужная перспектива… Продолжая мысленный диалог, начатый ранее, я представила, как жандармы, склонившись над моим телом, отпускают восхищенные комментарии по поводу моего нижнего белья. Тем не менее я благополучно добралась до бистро, сохранив в неприкосновенности кружевной комплект. И тут я увидела его.

Я как раз уселась за столик и заказала перно (горьковатый напиток с лакричным привкусом, который я терпеть не могла и заказала только потому, что считала его типично французским) и копченую семгу. Нельзя сказать, чтобы я очень проголодалась, но немного подкрепиться не мешало. Официант поставил передо мной перно, и я вперила в незнакомца изучающий взгляд. На мне были черная майка, джинсы и старые черные мокасины. Босоножки на шпильке остались в чемодане в отеле. Здесь, в Париже, я вовсе не стремилась к тому, чтобы выглядеть соблазнительно – мне просто хотелось приятно провести время в ожидании детей. Еще утром я сообщила Роджеру, куда ему следует их привезти, чтобы он случайно не отправил их на самолете в Нью-Йорк.

Незнакомец, на которого я так беззастенчиво уставилась, был стройным, широкоплечим мужчиной. Его глаза притягивали меня, как магнит. Высокий, несколько долговязый, он сидел, откинувшись на спинку кресла, с таким видом, словно снимался в кино, как Хэмфри Богарт. Мысленно прикинув его возраст, я решила, что ему чуть больше пятидесяти и он англичанин или немец. Что-то в нем было недоступное, холодное. Я сразу поняла: он не француз. Понаблюдав за его мучительными попытками объясниться с официантом, я сделала вывод, что он не знает ни слова по-французски. А потом заметила, что в руках у него «Геральд трибюн».