Максимилиан Уваров - Плач по мечте

— А с нами он чо, отпустит? — спросил Артем, не оборачиваясь.

— С вами отпустит. Додька мне как брат. А ты сильный. С тобой вообще не страшно, — затараторила Зойка.

— Ага, — Давид покачал головой, — ты опять нашкодишь, а нам отвечать?

— Не, Додь! Я только маленько погуляю с Котькой и домой. Мне главное — выбраться с дому. Ну миленькие, — Зойка сделала умоляющую физиономию и сложила руки на груди.

Дело было вечером, и, в принципе, дел никаких не было. Так что сходить в парк было неплохой идеей, поэтому парни согласились на эту сомнительную авантюру.

Несмотря на то, что на улице было еще светло, в парке горели огни. Влюбленные парочки сидели на скамейках, робко держась за руки. По дорожкам ездили велосипедисты и бегали мальчишки. На большой танцплощадке играла музыка. Парни подпирали спинами стены бетонной веранды. Они равнодушно и презрительно смотрели на стайки хихикающих девушек и покрывали землю ковром из семечной шелухи. Несколько пар девушек топтались по краям танцплощадки под песни про любовь и верность.

— А теперь белый танец! Звучит всеми любимая песня из кинофильма «Цирк» в исполнении неподражаемой Любовь Орловой, — объявил ведущий, и из черной тарелки на вершине веранды заиграла музыка.

От кучки девушек отделилась тонкая стройная фигурка и решительно ринулась через всю площадку в сторону ребят.

— Привет, Артем, — перед ними стояла Зиночка. Она была как всегда мила и сексуальна. Вокруг ее головки был повязан тонкий яркий платок, а верхняя пуговка на белой блузке расстегнута. Зина вопросительно смотрела на Артема снизу вверх и лукаво улыбалась.

— Привет, — Артем сделал нарочито равнодушное лицо и даже отвернулся в сторону.

— А чего ты тогда в парк не пришел? — не обращая внимания на его реакцию, продолжила Зиночка.

— Прежде чем свиданье мне назначать, нужно было своего ухажера отшить, — Артем плюнул за землю шелуху.

— Ох, ты про Севку, что ли? — засмеялась девушка. — Ну его. Он скучный! — Зиночка капризно надула нежные розовые губки.

— А я типа веселый? — хмыкнул Артем.

— Артем, а кто это? — подал голос Давид.

— Знакомая моя, Зина, — ответил ему Артем, — Зина, это Давид.

— Очень приятно, — Зиночка сделала легкий реверанс, — Тем, пойдем танцевать. Вон и музыка такая красивая. Обожаю Любовь Орлову.

Артем нехотя вышел в центр площадки, обнял Зиночку за талию и медленно повел ее в вальсе. Через тонкую ткань блузки он чувствовал тепло гибкого тела. Зиночка пахла вишневой карамелью. Ее головка с аккуратно уложенными волосами касалась его подбородка, и Артем задохнулся от нахлынувшего желания. Его руки крепко обняли девичий стан и притянули ближе.

Музыка кончилась, а Артем все еще стоял, обняв порозовевшую Зиночку за талию.

— Пойдем, что ли? А то тут народу много, — шепнул ей Артем. Зина коротко кивнула и послушно пошла за ним в темноту парка.

Выбрав самую уединенную скамейку, Артем и Зиночка уселись на нее.

— Зин, ты такая… — прошептал Артем и поправил рукой кончик платка на ее голове.

— Какая? — хитро сощурилась она.

— Красивая и сексуальная, — вздохнул Артем и подвинулся к ней ближе. — Я прям как вижу тебя, мне дышать тяжело.

— Мож, ты болен? — не сдавалась Зиночка.

— Нравишься ты мне, — обиженно ответил Артем и отвернулся.

— Тем… Ну чо ты? — девушка положила тонкую ручку ему на плечо.

Артем принял этот жест как призыв. Он резко повернулся, притянул слабо сопротивляющуюся Зиночку к себе и поцеловал в губы.

Поцелуй был тягучим, горячим и приторно-карамельным. Руки Артема без труда пробрались под тонкую блузку и нащупали упругую грудь. Зиночка отвечала ему на поцелуй, и ее рука гладила Артема по плечу. Сердца обоих колотилось, как две птицы, запертые в разные клетки. Артем жадно упивался поцелуем, и его тело приятно ныло от возбуждения.

— Артем! Я замерз. Пошли до дому, — рядом со скамейкой стоял Давид.

— Ты охренел?! — рявкнул Артем, когда сладкий поцелуй неожиданно оборвался. Зиночка оттолкнула его и отодвинулась на конец лавки.

— Холодно уже и поздно. Пойдем Зойку найдем и до дома двинем, — виновато опустив глаза, сказал Давид.

— Ну-ка… Отойдем… — Артем схватил Давида за руку и оттащил подальше от лавки. Они завернули за угол и зашли в ближайшие кусты. — Ты совсем ненормальный или притворяешься? — зло шипел Артем. — Ты не видишь, что у меня свиданка? У меня уже все на мази было. А тут ты, дебил! Замерз… Домой пошли… — Артем сказал это противным голосом, скривив лицо. — Она почти уже на все согласна, ты хоть понимаешь, что ты мне все чуть не обломал?

— А с кем это Зина на лавке? — Давид раздвинул молодую листву и кивнул в сторону скамьи. Там сидела Зиночка и жеманно кокетничала с Севой-Пысой.

— Бли-и-ин… — процедил сквозь зубы Артем, — теперь точно облом!

В самом безлюдном месте парка ребята нашли Зойку в компании лопоухого Котьки Сизого. Оттащив девушку от ухажера, Артем пошел к выходу из парка, по дороге зло колошматя найденной палкой молодую листву на кустах.

За всю дорогу Артем не проронил ни слова. Войдя в кладовку, он разделся, кинул на стул одежду и лег на спину поверх одеяла, подложив руки под голову.

— Ты сердишься за меня? — Давид сидел по-турецки на диване и виновато сопел.

— А как ты думаешь? — Артем сверкнул в его сторону глазами. — Если бы не твое нытье, у меня бы все получилось.

— Что получилось? — посмотрел на него исподлобья Давид.

— Ну, может, конечно, не совсем все, но возможно, она бы мне хоть подрочила. У меня яйца уже в горле были, — Артем вздохнул.

— Ну-у-у… Если хочешь… — замялся Давид, — давай я тебе… подрочу…

Его рука потянулась к Артему и легла на ляжку. Артема подбросило на кровати, и он, откинув руку Давида, толкнул его в грудь.

— Ты совсем, что ли, охрел? — заорал на него Артем.

Давид принял исходное положение по-турецки и опустил голову вниз.

— Прости, я, наверно, что-то не так… не то… не про то… — мямлил он.

— Слушай, — немного успокоился Артем, — вот скажи мне: с какого перепуга ты решил мне дрочить? Вообще, с чего все эти пидорские замашки? Вроде растешь в почти социализме. Тут и секса нет, а ведешь себя как… как пидор.

— Тогда ночью, когда на меня напали, — тихо начал Давид, не поднимая глаз, — я лежал на мостовой, и мне было очень страшно. Потом я открыл глаза и увидел тебя… — Давид поднял на Артема грустные глаза. — Ты был таким красивым… сильным… смелым… мужественным…

— Кажется, я понял, — перебил его Артем. — Это у тебя синдром спасенного. У психологов это, наверно, не так называется, но смысл, я думаю, в этом. С перепуга ты решил, что я такой… Красивый там, сильный, смелый. А потом ты решил, что влюбился. Но это не любовь. Понимаешь?

— А что такое любовь? — серьезно посмотрел Давид.

— Любов? Хм… ну-у-у… это когда… Когда видишь любимого человека, и у тебя яйца к горлу подскакивают, — нашелся Артем.

— Нет, — покачал головой Давид. — Любов — это када ты смотришь на любимого человека, и у тебя в душе играет музыка. Когда я смотрю на тебя, то слышу скрипку. Я знаю, — Давид рукой остановил Артема, который что-то хотел возразить, — между нами ничего не может быть. И ты останешься моей несбыточной мечтой. Поэтому моя скрипка плачет. Плачет по несбыточной мечте. Когда-нибудь я запишу эту песню…

Давид посмотрел на Артема глазами, полными слез, уткнулся лицом в подушку и с головой укрылся одеялом.

Сон не шел. Артем лежал на стареньком диване и смотрел в серый потолок.

Давид не выдумывал и не врал. Он чисто физически был неспособен на это. Но как? Как могло случиться, что этот чистый, светлый и наивный мальчик влюбился в такого раздолбая? Это он, Артем, виноват в этом. Он предстал перед Давидом сказочным героем, приходящим на помощь в трудную минуту. Сильным, смелый, честным. А на самом деле Артем не такой. Он тупой городской гопник, умеющий только пить пиво, травить непотребные байки, материться и таскать девок в койку.

«Я должен все исправить! — эта мысль крепко засела у Артема в голове. — У меня есть куча возможностей и вариантов это сделать. Но для этого мне нужно вернуться в настоящее и начать все заново. Главное: не пересекаться с Давидом, и тогда он не сможет влюбиться в меня и искалечить этим свою жизнь!»

Светало… На улице загорланили птицы, сквозь щели между досками пробрался утренний ветерок. Наглый луч отогнул край газеты и медленно полз по полу, подкрадываясь к кровати. Артем осторожно, чтобы не разбудить спящего Давида, слез с дивана, взял со стула свои вещи, тихо оделся и вышел на улицу.

Поежившись от утренней прохлады, он поднялся по узкой тропинке из оврага, прошел мимо небольшой деревни и вышел в город.

Город спал, прикрыв глаза-окна старенькими кружевными шторами. Его улицы были пусты и молчаливы. Только вдалеке слышался стрекот проснувшегося в депо первого трамвая.

На душе у Артема было тяжело. Ему казалось, что вместо сердца у него в груди тяжеленный валун. Он перекатывался в нем, зажимая легкие, поднимался к горлу, перекрывая дыхание, от чего на глаза наворачивались слезы.

«Ничего страшного, — пытался успокоить себя Артем. — Я вернусь сюда. Вернусь в двадцать четвертое мая и начну все заново. Будет Зинка. Будут танцы в парке. Будет город. Все будет так же… Не будет только клецок по воскресеньям, мацы, бани, и Хава Нагилы не будет. Я никогда не попробую форшмак Розы. Она никогда не обнимет меня, не поцелует и не назовет сынком. И не будет скрипки. Я никогда не услышу скрипку Давида. А если даже мы встретимся на улице, он меня не узнает, — от последней мысли камень в груди расширился до необъятных размеров. — Я буду наблюдать за вами издали. Буду радоваться вашим успехам, буду смотреть, как вы празднуете очередной Шаббат. Буду ловить носом запах куриного бульона, но мне будет не хватать вас!..»

Каждый шаг по лестнице давался тяжело. Артем открыл перекошенную дверь квартиры и подошел к знакомому шкафу. Рука потянулась к ручке, но в этот момент перед глазами Артема возник образ Давида.

Давид стоял спиной к распахнутой двери барака. Его тонкую фигурку обтекал яркий свет, и казалось, что этот свет исходит от него. В руках Давид держал скрипку. Его карие глаза с загнутыми вверх ресницами смотрели на Артема грустно, а на их дне затаились боль и обида. Давид поднял скрипку, положил ее на плечо, потерся об ее лакированное тело щекой, взмахнул рукой с зажатым в тонких пальцах смычком и заиграл…

Артем слышал музыку. Он чувствовал ее всем телом. Музыка проникала ему под кожу, лилась в его венах, наполняя душу радостью и надеждой. Музыка звала его. Умоляла не уходить. Просила остаться. Рука, протянутая к ручке дверцы шкафа, сжалась в кулак и упала, безжизненно повиснув вдоль тела. Артем прислонился спиной к шкафу, снял с головы кепку и уткнулся в нее лицом.

— Не могу… — тихо прошептал он и опустился на бетонный пол.

Он открыл парадную дверь знакомого подъезда и шагнул на каменную мостовую. Город просыпался. На дорогах появились немногочисленные прохожие. Мимо проехала машина, коротко дуднув наглой серой кошке, переходящей дорогу. Торговцы открывали свои лавки, протирая запылившиеся окна.

Как только Артем принял это решение, на душе стало легко и спокойно. Камень в груди растаял, и освобожденное сердце весело забилось.

Артем прошел две улицы вверх, свернул у знакомого здания Управы к трамвайным путям, поднялся к Всесвятской церкви и, увернувшись от струи воды поливальной машины, свернул за угол.

Он уперся в невысокую пристройку, над дверью которой красовалась надпись «Скобяная лавка». На открытой двери висел тетрадный листок, на котором простым карандашом было написано: «Требуется подмастерье».

В лавке стоял полумрак. На стенах висели лопаты, метла и совки. В большой кадке стояли черенки, а в углу неровной горкой лежали алюминиевые крышки.

В центре помещения стоял стол, за которым сидел седой крепкий мужчина. Он ковырялся отверткой в старом прокопченном примусе, дымя вверх папиросой.

— Здрасьте вам, — кивнул ему Артем, сняв с головы кепку. — Работники требуются?

— Здоров, коль не шутишь, — отозвался мужчина. — А чего ты умеешь?

— Да все понемногу. Могу железо лудить. Могу клепать. В механике немного понимаю. В электрике. Могу мотор перебрать, — кивнул ему Артем.

— Мотор, говоришь? — Мужчина прищурил глаз, в который лез едкий дым от папиросы. — Пьюший?