Стоял ясный, свежий весенний день. Прищурившись, он увидел всадника, скачущего навстречу. Он восхищенно наблюдал крупного черного жеребца и внезапно с изумлением понял, что всадник — это Сторм. Сторм, и одна! Он вдруг почувствовал беспокойство. Взгляды их встретились, и он увидел, что она тоже узнала его.

— Что случилось? — закричал он, разворачивая жеребца и загораживая ей дорогу. Оба коня беспокойно загарцевали на месте.

— Что вы имеете в виду?

— Где, черт возьми, ваш эскорт? — неожиданно для себя рассерженно осведомился Бретт. Она вскинула голову.

— Я одна.

Он не мог поверить своим ушам.

— Одна?

— Простите, — выпалила она, сверкая глазами, и пустила коня, пытаясь его объехать.

Он быстро развернул свою лошадь, чтобы снова преградить ей путь, и потянулся к ее поводьям. Она ахнула и умело заставила лошадь отступить в сторону,

— Как вы смеете?

— Вы хоть немного соображаете? — выкрикнул он. — Глупый ребенок! Здесь хватает разных подонков! Вы что, совсем идиотка?

Его поведение и его слова привели Сторм в ярость. Ребенок? Кто он такой, чтобы указывать ей, как себя вести?

— Пустите меня!

Он с трудом понимал происходящее. От ее вида захватывало дух, она была все равно что обнажена, сидя по-мужски на этом огромном, злом жеребце, в облегающей одежде из оленьей кожи. Ее лицо, обрамленное прядями золотистых волос, горело от быстрой езды.

— Конечно, — наконец выговорил он, заставив своего серого попятиться.

Она решительно поехала дальше и ахнула, когда он, развернувшись, поскакал рядом с ней.

— Что вы делаете?

— Сопровождаю вас, — взяв себя в руки, ответил Бретт. — Готов ручаться, что Пол не одобрил бы вашей езды в одиночку.

— Я не нуждаюсь ни в вашем сопровождении, ни в вашем обществе, — вспыхнула она. — Я сама могу о себе позаботиться!

Он презрительно посмотрел на нее.

Сторм пришла к выводу, что ненавидит его.

— Я умею стрелять лучше и ездить верхом быстрее любого мужчины!

Бретт с неудовольствием заметил шестизарядный револьвер, пристегнутый к ее бедру.

— Какое достижение для юной леди, — насмешливо растягивая слова, проговорил он. — Может быть, следует добавить это в программу воспитания всех юных леди.

Она вспыхнула:

— Я уж точно могу защитить себя лучше, чем какой-то, городской модник-игрочишка!

Бретт замер, а Сторм резко повернула своего жеребца в другую сторону.

— До свидания, мистер д'Арченд. Я еду домой, так что нет никакой необходимости, чтобы вы и дальше портили мне настроение.

Бретт повернул своего коня и снова поскакал рядом с ней. Он проводит ее до дверей и сдаст прямо на руки Полу. У этой девушки нет ни капли здравого смысла. Ни крошки.

Неожиданно для себя он обнаружил, что не сводит глаз с ее превосходной фигуры, совершенно созревшей для любви, и неотразимого профиля. На него нахлынуло желание, и он пытался подавить его. Он всегда был готов желать женщину и гордился этим, но на этот раз похоть его была неуместной.

Она яростно глянула на него:

— Пялиться грубо.

— Простите.

Она бросила быстрый взгляд, чтобы определить, не смеется ли он над ней, но его лицо ничего не выражало. Она пустила своего вороного жеребца легким галопом.

Бретт невольно восхитился ее посадкой. Она сидела на лошади с совершенным изяществом, словно составляла с ней одно целое. Его даже не шокировало, что она ездит по-мужски, потому что именно так он ее и представлял, когда впервые увидел в мужской одежде из оленьей кожи. Теперь, однако, она представлялась ему сидящей верхом на кое-чем другом. На нем самом.

— Вы очень хорошо ездите верхом, — сипло произнес он.

— Вы тоже.

Он вдруг улыбнулся:

— Скажите, Сторм, у вас остался поклонник там, в Техасе? — Он был уверен, что нет. Девушка вспыхивала каждый раз, как только он смотрел на нее. Она явно не умела флиртовать.

Она настороженно глянула на него:

— Нет.

Он обрадовался, не желая признаться себе почему.

— А что же так?

— Мне еще только семнадцать.

Он ухмыльнулся:

— Вполне достаточно.

Не вынеся насмешки, Сторм выпалила:

— Ленни Уиллис пробовал поцеловать меня, но я подбила ему глаз.

Она произнесла это с глубоким удовлетворением.

Улыбка Бретта стала еще тире. Он живо представил себе картину: какой-то недотепа пытается урвать поцелуй у этой дикой, одетой в оленью кожу девушки, ее кулак мелькает… Он снова рассмеялся. Сторм вспыхнула и свирепо посмотрела на него.

Он решил сменить тему:

— Как прошел вчерашний поход по магазинам? Нашли что-нибудь хорошенькое?

— Мне ни к чему «хорошенькие» вещи, мистер д'Арченд. Я техаска, которая живет и работает на ранчо. Насколько я понимаю, эта жизнь — для таких, как вы, а не для меня.

Он нахмурился. Он всего лишь хотел поддержать беседу, но она, похоже, была настроена по-боевому.

— Вы еще даже не пробовали жизни в Сан-Франциско.

— Верно, — согласилась она, когда они свернули с побережья.

Остаток пути они проехали молча, и когда добрались до ворот резиденции Лангдона, Сторм бросила на него сверкающий синий взгляд:

— До свидания, мистер д'Арченд.

— Бретт, — небрежно произнес он. — И я намерен проводить вас до двери.

Его злость на ее глупость уже остыла, и он решил, что не стоит говорить с Полом сейчас, в ее присутствии. Позже он зайдет в банк и поговорит с ее опекуном наедине. В конце концов, надо же поставить Пола в известность о том, что его кузина ездит верхом одна. Это слишком опасно.

Они подъехали к конюшне, расположенной слева от дома. Всегда джентльмен, Бретт соскользнул с лошади одновременно со Сторм, Не обращая на него внимания, она вручила поводья торопливо подбежавшему конюху. Не успела она отойти, как Бретт схватил ее за руку.

— До пятницы, — сказал он, держа ее руку и глядя в глаза.

Потом он исчез — без всякого усилия вскочил в седло и ускакал, не оглядываясь.

Сторм невольно уставилась ему вслед.

Глава 3

Утром в пятницу Сторм проснулась больная от страха. Она отказалась встать с постели, и вскоре Пол послал за врачом. Ее переполняло беспокойство — ведь сегодня должен состояться обед в ее честь. Она намеревалась оставаться в постели весь день, притворяясь, что заболела инфлюэнцей, чтобы никто не мог заставить ее поехать.

Почти в полдень прибыл доктор Уинслоу, а также Марш.

— Что случилось? — по-настоящему обеспокоенная, воскликнула та и ринулась к постели Сторм, опередив доктора Уинслоу.

Сторм стало стыдно. Последние насколько дней Марси опекала ее в поездках по городу, и она быстро пеняла, что ее старшая подруга искренне дружелюбна и нежна и полна Добрых намерений. Марси ей нравилась, хоть она и не хотела этого признавать. Так же как не хотела признавать, Что ей нравится Сан-Франциско. Сейчас она увидела бледное, обеспокоенное лицо Марси, ощутила на лбу ее руку и сразу почувствовала себя виноватой. Больше того, она знала, что отцу было бы стыдно за ее поведение.

— Кажется, у вас легкая лихорадка, — взволнованно воскликнула Марси.

— Позвольте, Марси, мне самому это решать, — заметил стоявший на пороге мужчина. Держа в руке потрепанный докторский саквояж, он прошел в комнату.

— Мне гораздо лучше, — сказала Сторм, усаживаясь. — Правда, я совсем здорова. — У Марси было столько хлопот из-за этого обеда, Сторм не могла ее обманывать.

Доктор Уинслоу объявил, что Сторм совершенно здорова, в сущности здоровее большинства женщин, и вскоре уехал вместе с Полом. Марси уселась на кровать рядом со Сторм, избегавшей ее взгляда, и взяла ее за руку.

— По-моему, я понимаю, в чем дело, — медленно и негромко произнесла она.

— Нет, — запротестовала Сторм, — я и вправду утром плохо себя чувствовала, — наверное, съела что-нибудь вчера вечером. Сейчас я чувствую себя отлично.

— Вы пытались избежать сегодняшнего обеда? — Прямой вопрос Марси застал Сторм врасплох, и она виновато покраснела, Марси понимающе поглядела на нее: — Вы всем понравитесь, милая. Вы красивая, полная жизни девушка.

Сторм прикусила губу. Она не могла лгать Марси,

— Мне очень жаль. Я… просто не могла пойти на эхо после того, как вы были так добры ко мне.

— Рандольф был бы разочарован.

— Что? — Сторм почему-то обрадовалась. Два дня назад Рандольф ездил с ней верхом, и, поскольку Марси обратила на это ее внимание, она заметила по его глазам, что он откровенно восхищается ею. В новом костюме для верховой езды, юбку которого, по ее настоянию, сделали с разрезом, Сторм ощущала себя очень привлекательной. Теперь она поняла, что Марси была права. Рандольф считал ее хорошенькой, и эта мысль вызвала в ней пьянящее ощущение. Она чувствовала себя восхитительно женственной, и даже вершительницей судеб.

— С первой встречи с вами он сходит из-за вас с ума, — с улыбкой сказала Марси. Сторм тоже улыбнулась.

— Это будет удивительный вечер, вот увидите. Я пришлю Мари, чтобы она помогла вам одеться и причесаться. — Она встала. Глаза ее были полны нежности и сочувствия.

Сторм смотрела ей вслед. Она все еще нервничала, но чем не менее почувствовала облегчение оттого, что в конечном счете все же поедет на обед. Марси была так добра, ей не хотелось огорчать ее. К тому же она не могла позволить опозорить и себя, и свою семью (даже если бы они никогда не узнали об этом) подобной дурацкой выходкой.

В середине дня прибыла Мари. Сторм искупалась в цветочной воде, потом протерла все тело лосьоном, который дала ей Марси. Как и у воды в ванне, у него был запах роз. Особенно тщательно она втерла лосьон в свои потрескавшиеся руки. При воспоминании о том, как Бретт поцеловал ей пальцы, кровь прилила к ее щекам. Руки Марси были белы, как лилии, и нежны, как пух. Что подумал Бретт, дотронувшись до мозолистой ладони Сторм. Уже тогда она поняла — что-то не так, у нее не дамские руки.

«Но, черт побери, я из Техаса, и я работаю на ранчо».

Она знала, что этим вечером Бретт будет там

При мысли о нем все ее чувства смешались. Во-первых, она была ужасно зла на него. После того как он встретил ее одну на побережье, ей пришлось вечером выслушать нотацию Пола, который разрешил ей ездить верхом только с Баргом, Полом или другим компаньоном-мужчиной. Просто смешно! Она сама может позаботиться о себе, вот уже много лет она с этим справляется. Она привыкла вольно носиться, как апачи в пустыне, одна, а компаньон представлял только обузу. В этих новых ограничениях был виноват Бретт, и к встрече с ним у нее было припасено несколько отборных словечек. Он не имел права доносить на нее за ее спиной.

Кроме того, она еще не простила его за то, что он назвал се ребенком.

С помощью Мари Сторм принялась одеваться. Сначала была надета прозрачная кружевная сорочка с таким глубоким вырезом, что из нее почти торчали соски. Никогда еще она не видела такого красивого белья. За ней последовали шелковые чулки и розовые подвязки с черными розетками. Потом тонкие кружевные штанишки и ненавистный корсет.

Сторм не надевала корсета со дня примерки у мадам Ламот. Теперь, когда Мари держала перед ней оборчатое, пенистое, разукрашенное лентами сооружение, Сторм нахмурилась:

— Нет.

— О, но это необходимо.

— Нет!

— Мадемуазель, ходить без корсета неприлично. Вы должны. Так сказала мадам Марси.

Несмотря на маленький рост и нежный голос, камеристка-француженка была непоколебима. Сторм обнаружила, что все решено за нее. Она застонала:

— Он слишком тесный!

— Совсем не тесный.

— Я не могу дышать! — Она и вправду не могла дышать. Конечно, причиной тому вполне мог быть нарастающий страх.

Мари затянула еще немного, отчего Сторм проворчала нечто совсем не дамское, и принялась шнуровать корсет. Сторм попробовала дышать. И обнаружила, что может, но едва-едва.

— Теперь кринолин, — сказала Мари.

Глядя на себя в зеркало, Сторм нахмурилась: корсет поднял ее полную грудь вверх и вперед, отчего она скорее напоминала корову, а не человека.

— Я не могу это носить, — сказала она сипло.

Через голову на нее была натянута и затем завязана на талии нижняя юбка. За ней последовали еще четыре, потоньше. Последняя была черная, отороченная кружевами и отделанная черными блестками. И в завершение — вишнево-розовое платье.

Когда наконец Мари докончила процесс одевания нанесением духов на запястья Сторм, за ушами и в углубление между грудей, Сторм в ужасе и смятении уставилась на себя в зеркало. Женщина, которую она увидела, была ей совершенно незнакома. Она казалась… изысканной… прелестной… она была женщиной!

Платье ей не нравилось. Половина груди была на виду.

— Вырез слишком глубокий, — заявила она. — Я не собираюсь это носить.

— Совсем не глубокий, — ответила Мари. — Вы можете показывать гораздо больше, что вам и следует делать. Ваше тело — magnifique, ma petite. Вы должны показывать его, а не прятать.