Пенелопа Дуглас - Пламя

Открыв крышку и выбросив ее в мусорную корзину, Джаред повернулся ко мне. Затем поднес бутылку ко рту и сделал глоток, пристально глядя на меня.

Я знаю этот взгляд, говорящий, что в любое мгновение он либо ударит Бена, либо поцелует меня. И каждый из вариантов спровоцирует драку.

Решив, что пора уходить, я посмотрела на Бена.

– Не хочешь сбежать пораньше и поехать ко мне домой?

Моя просьба явно принесла ему облегчение. То, что мои проблемы мешали нам хорошо провести время, меня злило, но, по крайней мере, вдали от Джареда я смогу расслабиться.

Кивнув, Бен взял меня за руку и повел прочь.

– Куда бы ты ее ни целовал, – выкрикнул Джаред вслед, и я заметила, что окружающие стали с любопытством оборачиваться, – помни: мой язык побывал там раньше.

Я остановилась и, оглянувшись, послала ему яростный взгляд. Дело было не в том, что все происходило при свидетелях, что несколько девушек захихикали, прикрываясь ладонями, что Мэдок, не стесняясь, прыснул от смеха. Нет, я больше взбесилась из-за унижения перед Беном, из-за того, что Джаред относился ко мне как к своей собственности и пытался лишить меня шанса построить отношения с кем-то другим.

Точно как в школе.

– Ей по-прежнему нравится заниматься сексом по утрам? – с издевкой спросил он. – Тогда она особенно энергичная.

В ужасе от его выходки, я потеряла самообладание. Какого черта?

Со всех сторон послышались шокированные вздохи и смех гостей.

Джаред коварно улыбнулся, дав Бену понять, насколько хорошо меня знает. Я вскинула бровь, почувствовав, как парень рядом со мной напрягся.

Сжав кулаки, я неспешно подошла к своему бывшему, заставила себя улыбнуться и прошептала:

– Ему прекрасно известно, когда я люблю этим заниматься, Джаред.

Откровенная ложь, но ведь он этого не знал. Его лицо постепенно помрачнело, и гнев отчетливо улавливался во взгляде, хотя внешне Джаред выглядел спокойным.

Я повернулась как раз в тот момент, когда Бен кинулся на него, и удивленно вздохнула. Джаред отшатнулся назад, а Мэдок перехватил Бена.

– Сукин ты… – Не дав ему договорить, Мэдок развернул парня и увел подальше от толпы.

Совершенно забыв о Бене, Джаред притянул меня к себе и обвил руками талию.

– Хочешь поиграть? – выпалил он, чеканя каждое слово, чтобы услышала только я. – Вызов принят, Татум. На сей раз я не сделаю тебе больно, – продолжил Джаред; и я почувствовала его дыхание на своем лице, когда он наклонился ниже. – Не собираюсь тебя унижать. Я просто хочу тебя. Слышишь? – Джаред рывком прижал меня к себе. – Когда-нибудь на твоем пальце будет мое кольцо, и моих детей ты станешь вынашивать в своем животе.

Изворачиваясь, я безрезультатно пыталась вырваться из его хватки. Мое лицо и шея вспыхнули от нахлынувшей ярости.

Парень оскалился и прорычал:

– Татум Брандт – моя гребаная добыча. Об этом все знали в школе, и сейчас ни черта не изменилось.

Наконец-то освободившись, я попятилась и пересекла патио. Все это время он провожал меня взглядом. В руках зудело от желания врезать ему. Я напряглась и сжала кулаки.

А Джаред улыбнулся.

– Вот она, моя дикая кошка, – сказал он, явно видя злость, которую мне не удавалось сдерживать. – Тебе хочется меня ударить, не так ли? Хочешь бороться, кричать и ответить на мой вызов. Знаешь почему?

Я стиснула зубы, думая о том, как приятно будет стереть эту ухмылочку с его лица.

– Потому что тебе небезразлично. Ты до сих пор меня любишь. Ничего не изменилось.

Покачав головой, я ушла раньше, чем доказала бы его правоту, превратившись в прежнюю Тэйт, которая реагировала, вместо того чтобы подняться над ситуацией. Я проскользнула в дом, направилась к двери и вышла на улицу.

Почему у него до сих пор получалось задеть меня? Почему я все еще…

Не закончив мысль, я ощутила подступившие слезы и достала ключи. И плевать, что брошу Бена здесь. День в любом случае испорчен, даже если он окажется безумцем и все равно захочет провести время со мной.

Я почувствовала вибрацию в заднем кармане и испустила стон. Соблазн проигнорировать эсэмэску был велик, но я все же достала телефон.

«Она сказала «да»!»

Прищурившись, снова прочитала сообщение отца, после чего закрыла глаза. По щеке покатилась первая слеза, а в груди все сжалось.

Ни черта не изменилось.

И изменилось все.

Поверхность глиняного медальона, который я сжал большим и указательным пальцами, напоминала водную гладь. Зеленая лента за годы использования растрепалась по краям. Но больше ничего не изменилось. Он по-прежнему был любим. Цвет ленты оставался таким же ярким, как листва дерева, росшего между нашими домами; каждая линия, каждый изгиб отпечатка ее маленького пальца сохранился. Видавший виды, но все такой же надежный. Уязвимый, но стойкий.

Я поднес бутылку ко рту и допил пиво, жалея, что не принес еще одну. По дому разносились звуки Breath Breaking Benjamin, пока я сидел в темном пустом медиазале Мэдока, устремив взгляд на черный экран телевизора – точнее, несколько экранов. На меня смотрело собственное отражение, и впервые за два года мне ужасно не нравилось то, что я видел.

Я снова стал парнем, доводившим Тэйт до слез в школе, тем, кто разбил ей сердце и перестал быть ее другом. Неудачником.

Ведь я лучше этого. Почему же донимал ее, всегда пытался загнать в угол?

– Джаред, – донесся голос матери сзади. Моргнув, я очнулся от своих мыслей.

Поставив пустую бутылку в держатель на кресле, поднялся, подхватил куртку и надел ее.

– Я думала, ты повзрослел, – сказала мама недовольным тоном. Она, должно быть, видела то, что произошло с Тэйт, и, судя по ее строгому взгляду и плотно сжатым губам, была рассержена.

Отведя взгляд, я почувствовал, как моя броня становится крепче.

– Ты совершенно не знаешь меня, в том числе и за это я люблю тебя, мама.

Она тут же вздернула подбородок; боль промелькнула в ее глазах, хотя она попыталась это скрыть.

От стыда я вспыхнул и отвел взгляд в сторону. Она не показала своей злости, но не смогла утаить, как ее ранили мои слова. Она прекрасно понимала, что в отношениях со мной сожгла многие мосты.

О чем я почти постоянно ей напоминал.

Мама положила руку на живот. Я опустил взгляд и выдохнул при виде ее миниатюрной фигуры, несущей символ начала новой жизни.

– Извини, – сказал, не в силах заглянуть ей в глаза.

– Значит, так теперь будет всегда?

– Ты о ссорах с Тэйт?

– Об извинениях, – ответила мать.

Да, этим я тоже частенько занимался.

– Ты уже не ребенок, – отчитала она. – Пора становиться таким, какими ты хотел бы видеть своих сыновей.

Я резко поднял глаза. Сыновей.

Она умела доказать свою точку зрения, не правда ли?

– Ты всегда над ней издевался. – Вздохнув, мама села. – Всегда. В детстве делал это милее, но даже в одиннадцать лет, – она улыбнулась, – тебе достаточно было приобнять ее за шею, чтобы увести куда угодно. И Тэйт всегда следовала за тобой.

В памяти всплыл образ одиннадцатилетней Тэйт, сидящей на руле моего велика. У меня родилась гениальная идея: разогнаться по трамплину и взмыть в воздух. Я тогда поломал палец, а ей наложили шесть швов.

– Но при этом ты защищал ее, – продолжала мама, – загораживал собой, уберегая от драк или опасности.

Она спокойно, с любовью смотрела на меня. Я засунул руки в карманы.

– Только раньше Тэйт была девочкой, а сейчас она стала женщиной, – констатировала мама более твердым тоном. – Мужчина, стоящий перед женщиной, лишь преграждает ей путь. Ей нужен партнер, который будет идти с ней плечом к плечу, так что повзрослей.

У меня перехватило дыхание. Такое ощущение, будто пощечину получил. Она никогда не проявляла материнскую заботу и определенно не имела права раздавать советы другим людям.

Но, черт побери, ее замечание прозвучало довольно… рассудительно, если честно.

Тэйт не нужно, чтобы ею руководили. Она и без того сильная, что доказывала неоднократно. Ей нужен тот, с кем она могла бы поделиться, кто сделает ее жизнь лучше, а не хуже, кому она сможет доверять. Тэйт нуждалась в друге.

Когда-то я был ей другом. Что случилось с тем парнем?

Я бросил взгляд на мать, не подавая вида, что она меня задела, прошел мимо и поднялся по лестнице домашнего кинотеатра.

– Джаред! – окликнула мама.

Остановившись, я повернул голову в ее сторону.

– Ее отец женится, – объявила она. – Он позвонил сегодня и предупредил, чтобы я приглядывала за Тэйт. – Затем мать выдохнула и демонстративно посмотрела на меня. – Пусть тебя и не волнуют ничьи чувства, кроме собственных, но отстань от нее, ясно? Уверена, Тэйт сейчас немного уязвима.

Джеймс собирается жениться?

Я медленно отвернулся, стараясь сообразить, что все это значит. Он продает дом. Тэйт уезжает в Стэнфорд. Когда она будет возвращаться домой, там будет новая женщина. И где будет этот дом? Что – или кто – останется для нее надежной константой, на которую можно будет положиться?

* * *

Я раздвинул шикарные черные шторы в своей старой спальне, несомненно, появившиеся после редекора Джульетты, когда я уехал, а комната перешла в их с Джексом распоряжение. Так как они оба до сих пор оставались на вечеринке, я был дома один. И, возможно, проведу так всю ночь.

Бросив кожаную куртку на стул в углу, я выудил сотовый из кармана и глянул сквозь листву на темную спальню Тэйт. Ни света, ни движений, ни звука не доносилось из соседнего дома, но она должна быть там. Ее машина стоит на подъездной дорожке.

Набрав номер девушки, я сразу же заметил загоревшийся на ее телефоне крошечный огонек, похожий на светлячка в черном небе. Он мигал, пока я удерживал вызов, после чего включилась голосовая почта.

Я сжал мобильник. Молчание Тэйт ранило сильнее, чем мне того хотелось бы. Бросив телефон на кровать, я разулся, снял носки, затем открыл окно, осторожно выбрался наружу и попробовал ветви на прочность.

Не знаю, насколько дерево пострадало и ослабло после того, как его попытались срубить, или насколько я потяжелел с тех пор, как в последний раз пробирался в ее комнату.

Держась за верхние ветки, встал на ту, на которой мы сидели, когда познакомились, и о которую Тэйт в тринадцать лет поцарапала ногу, поскользнувшись. Знакомое ощущение шероховатой коры под ладонями успокоило меня.

Я добрался до французских дверей, распахнул их, перелез через ограду и спрыгнул на пол.

Тэйт подскочила на кровати, тяжело дыша. Ее щеки были покрыты свежими слезами. Опершись на руки, она выглядела озадаченной и удивленной.

– Джаред, – голос девушки надломился, и она всхлипнула, – какого черта ты здесь делаешь?

Рассматривая Тэйт, я увидел боль в ее глазах и потоки слез, стекавшие по подбородку: судя по всему, плакала она давно.

Боже, она меня просто убивает.

В прошлом ее печаль придавала мне сил, наделяла властью. Сейчас чувство было такое, словно мое сердце сжимали в тисках.

Светло-голубая майка подчеркивала каждый изгиб ее тела. Из-под простыни виднелись розовые трусики. Солнечные волосы, разделенные боковым пробором, красиво спадали на грудь. Даже в слезах она была самым идеальным существом на планете.

Точно так же, как двенадцать лет назад, когда мы в первый раз сидели рядом на дереве и я видел грусть Тэйт из-за недавней потери матери, мне было все равно, кто стоял на моем пути или что я должен был сделать.

Я просто хотел присутствовать в ее жизни.

– Слышал о твоем отце. – Мое тело расслабилось, потому что я оказался там, где и должен быть.

Она отвела взгляд.

– Со мной все в порядке.

Мгновенно приблизившись к кровати, я нагнулся, осторожно развернул Тэйт лицом к себе и прижался к ее лбу своим.

– Больше я никогда тебя не отпущу, Тэйт, – прошептал практически отчаянно. – Я твой друг навеки. Если это все, что я получу, значит, мне этого будет достаточно, ведь только когда ты здесь, – я взял ее руку и приложил к своей груди, прямо над сердцем, – я чувствую, что моя жизнь хоть чего-то стоит.

Глаза девушки снова наполнились слезами, а грудная клетка начала подниматься и опадать быстрее.

Положив ладонь ей на мокрую щеку, начал поглаживать большим пальцем.

– Не сдерживайся, малышка. Хочешь плакать? Тогда отпусти все.

Слезинки дрожали на ее ресницах, пока Тэйт смотрела, что-то ища в моих глазах, и я чертовски надеялся, что она найдет хоть частицу беззаветно любившего ее мальчика.

Вдруг, словно увидев его, Тэйт шумно вздохнула, закрыла глаза, опустила голову и, дрожа, дала волю своему отчаянию.

Я присел и притянул девушку к себе. Потом крепко обнял и лег вместе с ней, стараясь донести, что готов обнимать ее вечно, если она этого захочет.