Джоанна Линдсей - Пламя сердец

— Я мог бы понести одного, — сказал Торольф. — Но тогда мы будем идти медленно, и стрелы вонзятся в наши спины раньше, чем мы выберемся наружу.

— А если выдернуть столб из земли? — осторожно спросила она.

— Для этого надо встать, а это уже насторожит охранников. Если даже удастся выдернуть столб, он станет падать, а это опять же привлечет внимание, и на нас тут же набросятся с мечами. Но пусть и здесь нам повезет. Тогда они станут пускать стрелы издалека. Многие из нас погибнут, а остальные не смогут бежать, ведь мы прикованы друг к другу.

Кристен беззвучно вздохнула. — Значит, у нас нет надежды, пока мы прикованы?

— Нет, пока не заживут раны и мы не добудем оружия, — ответил Иварр.

— Наберись терпения, Кристен. — Торольф беззаботна ухмыльнулся. Может, они решат поучиться у нас, как бороться с датчанами.

— А потом отпустят, да?

— Ну да.

Она презрительно хмыкнула, но от шуток Торольфа на сердце стало легче. Если им все равно суждено умереть, они будут драться до последнего и не допустят, чтобы дело дошло до пыток. Так подобает вести себя викингам. Она, конечно, воспитана христианкой, но все-таки характер у нее нордический.

Кристен уже хотела сказать это вслух, но тут открылись деревянные ворота и впустили двух всадников.

Только один из них стоил внимания, и она внимательно рассматривала его, пока он приближался к ним на своем большом черном жеребце. Он спешился рядом с ними, и она с удивлением отметила, что ростом он почти с ее отца и значительно выше большинства молодых викингов, с которыми она прибыла сюда. Он был молод и очень крепкого телосложения — с широкими плечами и могучей грудью.

Из-под кожаной вестовки без рукавов на груди были видны черные волосы, достигавшие шеи, а руки со стальными мускулами были явно руками воина. Пояс, туго затянутый на талии, подчеркивал полное отсутствие лишнего веса.

Длинные ноги были также стройны и крепки. Точеное лицо необыкновенно красиво, с прямым носом, четко очерченными губами и жесткими складками на щеках, покрытых щетиной. Блестящие каштановые волосы локонами ниспадали на плечи, обрамляли, завиваясь, широкий лоб и виски.

Но больше всего поражали его глаза. Они были темного, кристально-зеленого цвета, наполненные ненавистью, когда скользили взглядом по закованным в цепи викингам. У Кристен захватило дух, когда этот взгляд остановился на ней, и она посмела вздохнуть, только когда он выкрикнул часовым приказание, показывая на большой дом, а затем и вовсе исчез.

— Он мне не нравится, — сказал Иварр. — Что он сказал?

И другие задавали Кристен тот же вопрос, но она только покачала головой.

— Скажи им ты, Торольф.

— Я не совсем хорошо его понял, — ушел он от ответа.

Кристен зло посмотрела на него. Мужчины имели право знать, что он сказал, но Торольф или боялся, или сам не поверил тому, что услышал.

Кристен взглянула на Иварра, но не смогла посмотреть ему в глаза.

— Он сказал: «Убить их завтра утром».

* * *

Ройс тем временем поднимался по лестнице в конце зала в комнату кузена.

Альден лежал, растянувшись на кровати. Плотное одеяло закрывало его до шеи, и он был так бледен, что Ройс застонал — ему показалось, что кузен уже умер. Плачущие женщины вокруг как бы подтверждали это. Две служанки, с которыми Альден иногда делил постель, всхлипывали в углу. Мечан, единственная сестра Ройса, дитя, не достигшее восьми лет, сидела за маленьким столиком, уронив голову на руки, и плакала. Даррелл, сестра Альдена, стояла на коленях возле кровати, уткнув лицо в одеяло, и ее худенькое тело содрогалось от рыданий.

Единственной из женщин, которая не плакала, была Эрта — врачевательница; она разбиралась в лечебных травах.

— Он умер? Я опоздал?

Дряхлая старуха откинула со лба прядь волос и осклабилась беззубым ртом.

— Умер? Он может выжить. Только не убей его раньше своими разговорами.

Эти слова Ройс воспринял со смешанным чувством ярости и облегчения. Тут уж он дал волю своему гневу.

— Вон отсюда! — рычал он на женщин. — Поберегите слезы для другого случая.

Даррелл вдруг подняла голову и повернулась к нему. Ее лицо было красно и отечно, маленькая грудь возмущенно поднималась.

— Это мой брат!

— Да, но что ему дает твой крик? Как он может спать и набираться сил, если вы так шумите? Он и без твоих слез знает, что ты беспокоишься о нем, Даррелл.

Даррелл поднялась на ноги и встала перед ним. Ее голова была лишь на уровне его груди. Она бы набросилась на него с кулаками, если бы посмела. Вместо этого ей приходилось выворачивать шею, чтобы заглянуть в его глаза и ожечь взглядом.

— Ты бессердечный, Ройс! Я всегда это говорила!

— Да что ты! Тогда нечего удивляться, что я не придаю твоим словам значения. Иди и приведи себя в порядок. Можешь потом вернуться и сесть возле Альдена, если только пообещаешь вести себя тихо.

Обе служанки уже исчезли из комнаты. Даррелл гордо прошествовала в коридор. Эрта знала, что слова Ройса к ней не относятся, но тоже вышла вместе со своим коробком, наполненным лечебными травами.

Ройс посмотрел на испуганное маленькое лицо своей сестры, и его взгляд смягчился.

— На тебя я не сержусь, малыш. Не смотри на меня так, — дружелюбно сказал Ройс и протянул к ней руку. — Почему ты плакала? Ты думаешь, Альден умирает?

Мечан подбежала к нему и обхватила его бедра руками, так как голова ее доставала ему только до пояса.

— Эрта сказала, что он, может, не умрет, и я, вообще-то, только молилась, но тут Даррелл начала плакать и…

— Наша кузина подает тебе плохой пример, малыш. Ты правильно делала, что молилась, ведь Альдену нужны твои молитвы, чтобы он скорее выздоровел. Или ты думаешь, что ему приятнее слышать твой плач? Ты должна радоваться, что он остался жив после битвы с нашими злейшими врагами.

Он поднял ее на руки и вытер слезы на покрасневших щечках.

— Иди спать, Мечан. Молись за Альдена, пока не заснешь.

Он поцеловал ее в лоб, прежде чем поставить на пол. — Спасибо, Ройс, — сказал Альден слабым голосом, как только Мечан закрыла за собой дверь. — Не знаю, сколько мне еще пришлось бы делать вид, что я сплю. Но всякий раз, как я открывал глаза, Даррелл кричала, что я должен выздороветь.

Ройс расхохотался и притянул стул к кровати.

— Селдон, этот непутевый, сказал мне, что у тебя тяжелое ранение в живот. Господи, я даже не рассчитывал, что ты жив, и меньше всего, что ты можешь говорить.

Альден попытался улыбнуться, но вынужден был стиснуть зубы.

— Клинок вошел совсем рядом с желудком, он мог рассечь кишки. Господи, как больно! Я все еще не могу забыть, что это дело рук мальчика с самыми красивыми глазами, которые я только видел.

— Опиши мне его, и, если он среди пленных, я позабочусь, чтобы он особенно долго мучился перед смертью.

— Это безусый юнец, Ройс; непонятно, как он вообще здесь оказался.

— Если их дети могут принимать участие в разбоях, значит, они могут и умирать, — сказал Ройс озлобленно.

— Ты собираешься их убить?

— Да.

— Но почему?

Ройс угрюмо посмотрел на него.

— Ты знаешь, почему.

— Да, я знаю, почему ты этого хочешь, но почему ты это должен делать, вместо того, чтобы сделать их полезными? Они наши пленники. У нас их корабль. По словам Вайте, он загружен товарами, они теперь твои. Лиман уже не раз жаловался, что у его рабов маловато силенок носить камни для заградительного вала. Он уже порадовался, увидев сильные спины пленных. Согласись, Ройс: викингам для строительства твоего вала потребуется в два раза меньше времени. И разве это не здорово — использовать викингов для защиты от их братьев датчан?

Выражение лица Ройса не изменилось.

— Я вижу, вы с Лиманом все уже обсудили.

— Он только об этом и говорил, когда нес меня сюда. В его словах есть резон, Ройс. Зачем нам убивать пленных, если живые они полезнее?

— Ты знаешь, что ты мне ближе родного брата, Альден. Как ты можешь желать этого? Оставить им жизнь — значит, оставить им возможность бежать. Они перебьют нас всех, пока мы будем спать, и…

— Этого я не хочу. Мы можем позаботиться о том, чтобы они не убежали. Подумай об этом, прежде чем ты решишь их участь.

Дверь открылась, и вошла Даррелл. Глаза ее были сухи, но по-прежнему метали молнии в Ройса.

Они росли вместе. Альден был на год младше Ройса, а Даррелл на два года младше брата. Они были единственными из родственников, кто остался у Ройса, исключая, конечно, Мечан, и обоих он очень любил, но иногда у него появлялось желание, чтобы Даррелл не попадалась ему на глаза: ее обидчивость и постоянные капризы выводили его из себя.

— Меня упрекаешь, что я не даю ему спать, а сам?.. Мучаешь его разговорами о каких-то противных язычниках?

Ройс закатил глаза и ухмыльнулся Альдену.

— Твоя любящая сестра окружит тебя заботой и вниманием. — И Ройс направился к двери.

Альден печально посмотрел ему вслед.

Ройс завтракал в одиночестве, когда мимо него к дверям пробежала Мечан. Она выглянула наружу, но тут же отступила назад. Он подозвал ее, и она подошла, но не сумела скрыть своего замешательства.

Отчужденность Мечан всегда тяготила его, но виноват в этом был он сам. В первый год после нападения викингов, когда погибло столько близких и дорогих ему людей, он не умел держать себя в руках, о чем теперь сожалел. Мечан была тогда слишком мала, чтобы понимать, почему он груб со всеми, даже с ней. С тех пор она стала бояться его, и этот страх не покидал ее, хотя он относился к ней с нежностью и старался оберегать от всех страхов. Но теперь ее пугает все; она боится чужих людей и громких голосов, перемены настроения и вспышек гнева — и во всем этом он винил себя. Он знал, что Мечан любит его и порой ее тянет к нему. Но все-таки она очень сдержана с ним, пуглива и даже раболепна, как будто всегда ждет, что он ее поругает. Впрочем, так она вела себя со всеми мужчинами, но он это принимал близко к сердцу.

— Ты побоялась выйти на улицу? — мягко спросил Ройс, когда она подошла к нему с опущенной головой.

— Нет, я только хотела посмотреть на викингов. Удем сказала, что они все плохие люди, а мне показалось, что они раненые.

— А ты не думаешь, что они могут быть ранеными и плохими одновременно?

— Конечно, но все-таки они мне не кажутся такими уж злыми. Один мне даже улыбнулся, или мне это показалось. Такие молодые люди разве могут быть плохими, Ройс? Я думала, что мужчинам очень долго нужно жить бессовестно и греховно, чтобы стать плохими.

— У этих людей нет Бога, который смягчил бы их совесть, и поэтому не возраст имеет значение.

— Удем сказала, что у них много богов, и поэтому они еще хуже.

— Нет, не хуже. Они просто язычники, которые приносят жертвы своим языческим богам. Ты их боишься?

— Да, — жалобно ответила она.

Неожиданно для самого себя он спросил:

— Как ты думаешь, Мечан, что я с ними должен сделать?

— Отпусти их.

— Чтобы они вернулись и натворили бед? Нет, этого я не могу допустить.

— Тогда сделай их христианами.

Ройс рассмеялся над таким простым решением.

— Это дело нашего аббата, а не мое.

— Что ты с ними сделаешь? Удем говорит, что ты их убьешь.

Мечан ужаснулась собственным словам.

— Твоя няня слишком часто размышляет вслух. — Он нахмурился. Мечан снова опустила глаза.

— А я ей сказала, что ты этого не сделаешь, потому что они не могут защищаться, а ты можешь убивать только в бою.

— Иногда это необходимо… — Он не договорил и покачал головой. — Ну, хорошо, малыш. Что ты скажешь, если они будут работать на нас и построят нам заградительный вал?

— Разве они согласятся работать для нас?

— Я думаю, согласятся, если мы их поощрим, — ответил он.

— Ты хочешь сказать, у них нет выбора?

— У пленных редко бывает выбор, малыш, а они — пленники. Если бы они выиграли битву и забрали тебя в свою страну, они бы сделали тебя рабыней. Они не могут рассчитывать на другую участь.

Он встал; уже поздно и надо принимать решение, и если до этого он медлил с ним, то сейчас, во время разговора с Мечан, принял окончательно.

— Я должен тебя предостеречь, — сказал он и убрал волосы с ее лба. — Пока они здесь, ты не должна к ним подходить. Это опасные люди. Обещай мне, Мечан.

Мечан кивнула, чувствуя неловкость, и смотрела ему вслед, пока он не вышел из зала. Тогда она сорвалась с места и помчалась вверх по лестнице, чтобы рассказать своей няне, что викинги все-таки останутся в живых.