Он действительно пришел, сел рядом и взял ее за руку.

— Как это тебя угораздило?

— Возвращалась с просмотра.

— Тебе не нужно больше работать.

— А кто за меня будет работать, может быть, ты? — Ей приятно было чувствовать себя слабой и милой, но это уже слишком. Она забрала руку.

— Тебе сейчас нужно думать о ребенке, я ведь сказал, что дам денег сколько нужно.

— А я тебе ответила, что я детьми не торгую. Ты не получишь его, так что не надо зря тратиться. Я не трогала твоих денег. Можешь забрать.

— Я буду давать деньги в любом случае, — процедил он, и Ольга поняла, что переборщила.

«Санта Барбара» закончилась, и Лиза пересела к ним.

— Мама, тебе понравилась картошка? Мы с Игорем готовили, — гордо похвасталась она.

— Очень, а чем ты помогала? — Оля любовно убрала дочке выбившуюся прядь за ушко.

— Я перемешивала и солила, а Игорь чистил и резал.

— Молодец. Только надо говорить: дядя Игорь.

— Не надо. Я так и говорила. А он сказал — просто Игорь. Вот!

Игорь улыбнулся Лизе, и маленькая кокетка засмущалась.

— Ты, кажется, говорила мне, что умеешь чай делать? — Игорь явно хотел отослать девочку.

— Умею. Сделать? — Он кивнул, и Лизу как ветром сдуло.

— Ловко ты с ней, — удивилась Оля. — Она вообще-то чужих сторонится.

— Значит, я не чужой. Умею я обращаться с женщинами, что ж поделать, — всех возрастов и сословий.

— От скромности ты не умрешь.

— Не дождешься. Слушай, у меня к тебе дело. Я хочу снять у тебя комнату.

— Зачем?

— Как зачем? Жить негде.

— Что, жена выгнала?

— Да я с ней и не жил. Снимал жилье. А сейчас мне отказали. Вот я и подумал: у вас три комнаты, места много. Я буду платить, и тебе не придется работать.

— Как это я чужого человека в дом впущу… — начала она и растерялась. В постель, значит, можно, а в дом нельзя.

Эти же слова, видимо, вертелись у него на языке, и он так многозначительно покивал головой, что она смешалась.

— Не знаю, зачем ты это придумал, — пробормотала она…

— Не волнуйся, меня днем никогда не будет, я буду только приходить ночевать. Могу спать хоть на этом диване.

Значит, каждую ночь он будет в соседней комнате.

— Ты что, боишься меня?

— Вот еще. Да живи на здоровье. — Вообще-то она не думала соглашаться, а вот брякнула такое.

— Тогда договорились.

Игорь стал жить у нее. Хотя жить, это сильно сказано. Действительно — приходил ночевать. И чаще всего очень поздно, когда они уже спали. Вернее, спала Лиза, а Олька всегда с невольным трепетом ждала его возвращения. Он входил очень тихо (Оля дала ему ключ) и почти всегда сразу ложился. Если она и ждала от него каких-то действий, то напрасно — он никогда не тревожил ее.

Наступил март, еще более холодный, чем февраль, казалось, зима напоследок решила наморозить всех по полной программе. Оля иногда по несколько дней не выходила из дому. Игорь приносил продукты, баловал их всякими вкусностями. А сам ел редко. Только завтракал — кофе, бутерброд. Она перестала работать и от постоянного сидения дома набрала вес, живот заметно округлился, ноги стали отекать, а характер портиться. Она раздражалась по пустякам и скучала от вынужденного безделья. В те редкие вечера, когда Игорь приходил пораньше, они иногда подолгу сидели, пили чай и разговаривали. В принципе, он был довольно уживчив, легок и только временами напускал на себя язвительность. Да и Олька частенько сама была в этом виновата. Он хорошо ладил с Лизой, и девочка, похоже, привязалась к нему.

Посмотреть со стороны — ни дать ни взять обычная семья. Игорь приносил деньги, продукты, она готовила, убирала, но в их отношениях всегда присутствовала неопределенность, даже напряженность.

Он не навязывал ей своего общества, не приставал с нежностями, а ей этого, стыдно признаться, ой, как хотелось. Но Игорь держался на расстоянии и без умысла, а может, намеренно дразнил ее этим. Иногда по утрам, когда она видела его, обнаженного до пояса, в ванной за бритьем или умыванием, ей невольно хотелось оказаться в его объятиях. Несколько раз она едва сдержалась от желания прикоснуться к нему, хотя и стеснялась своей раздавшейся фигуры и распухших лодыжек. Олька твердила себе, что он не может интересовать ее, что он ей не нужен, но вопреки всему ее влекло к Игорю все больше и больше. Теперь она не могла себе позволить ходить в старом халате, нечесаной до обеда. Вдруг он вернется раньше? Оля стала носить спортивные шерстяные брюки и длинный широкий свитер, отчасти скрывавший фигуру, и даже сделала стрижку.

Она, конечно, слышала расхожее мнение, что беременным нельзя стричься. Хотя, собственно говоря, почему? С Лизой она не только стриглась, но даже делала химическую завивку. Стрижка получилась симпатичная, пышный затылок и коротенькая челка делали лицо круглее и моложе.

Когда Игорь увидел ее впервые с новой прической, в его лице промелькнул живой интерес, и он не поскупился на комплименты. Но Олька ждала от него не просто слов, а воскрешения былого огня в глазах. Однако ничего такого не увидела. Она расстроилась и даже поплакала тайком. «Стоило росным ладаном мыться». Она не понимала причины изменения его отношения к ней. Ведь она нравилась ему, действительно нравилась, не зря же он захотел жить у нее.

Впрочем, чему удивляться, решила она, он никогда не скрывал, что больше всего его интересует ребенок, а вовсе не она. Принять такое объяснение его безразличия было нелегко, но Оля устала ждать знаков его внимания. Она твердо решила выбросить из головы все свои нелепые надежды — и ей сразу стало легче.

Она начала больше заниматься Лизой, возобновила прогулки, делала гимнастику для беременных и читала все подряд. Боже, как давно она не читала! Готовила в основном для Лизы. Сама чуть клюнет — и все (вес и так большой), ела много фруктов, овощей. К Игорю стала относиться как он того и заслуживал — без лишних эмоций. Живет у нее квартирант, подумаешь, большое дело. Все-таки деньги, да еще и охрана. Перестала ждать его возвращения, даже стала избегать: пораньше ложилась или делала вид, что спит, если слышала звук поворачиваемого в замке ключа; не вставала с постели, пока он не уходил. Собственно говоря, Оля обиделась, чисто по-женски обиделась. Влюбленная женщина все может простить — грубость, вспыльчивость, ревность, но только не равнодушие. Не сразу, но Игорь заметил перемену в ее поведении. Однажды он пришел пораньше, присел в кухне, где Олька читала, и, улыбаясь, стал испытующе наблюдать за ней. Она сделала вид, что увлечена чтением, и нарочно не сразу отреагировала на его присутствие.

— Может, поужинаем? — отвлек он ее вопросом.

— Я не хочу, — оторвалась она от книги, — а ты посмотри, что есть в холодильнике.

— А горячего ничего нет?

Это было впервые за все время его пребывания в квартире. Олька подняла на него удивленные глаза.

— Ну, обычно ты не ешь, когда я готовлю.

— Обычно не ем, а сегодня хотелось бы.

— Приготовь сам. — Она снова уткнулась в книгу.

Игорь негромко рассмеялся.

— Ты чего?

— Да нет, ничего. Давно не видел тебя.

— А зачем тебе меня видеть?

— Ты стала меня избегать.

— Тебе показалось.

— Не думаю. Поначалу ты смотрела на меня ТАКИМИ глазами! А потом сникла. Обиделась?

— С чего бы?

— Обиделась, обиделась. Я ведь вижу.

— И что ты видишь?

— Что ты снова стала прежней. Той независимой сексуальной девчонкой, которая не боялась разгуливать в откровенном платье, а не плаксивой беременной дамой.

— Может, ты скажешь, по чьей вине эта дама беременна? — сузила она глаза, и крылья ее тонкого носа знакомо затрепетали.

— Все, брейк, — примиряющее поднял он руку. — Я действительно что-то приготовлю.

Ольга взяла книгу и ушла в спальню. На ее губах играла затаенная улыбка. Все ясно, мальчик. Нам нравится только недоступное, независимое и не наше. То, что можно взять голыми руками, — зачем оно нам? Без труда добытое — не ценится. Но в одном он прав — она отупела от своей влюбленности и забыла, что мужчину нужно держать в постоянном напряжении, а не разочаровывать однообразием.

Постучав (он всегда стучал), Игорь заглянул в комнату.

— Ужин готов. Составишь мне компанию?

— Я не хочу есть. Может, Лиза.

— Я заглянул к ней. Она уснула одетая.

— Пойду раздену.

— Уже.

Они заглянули в комнату к Лизе. Девочка спала в своей постели. Ее вещи аккуратно висели на стульчике. Оля тихо прикрыла дверь. Игорь взял ее за руку и повел в кухню. На столе стояли два прибора, салат, сыр, ветчина и фрукты. И все это было освещено светом двух больших красных свечей, которые Ольга держала на полке в комнате и не зажигала уже сто лет.

— Очень красиво, — честно сказала она. — Романтический ужин?

Игорь молча достал бутылку вина и налил в два бокала.

— Это «Сангрия», очень легкое вино. Думаю, немножко тебе не повредит.

Оля отпила ароматное, больше похожее на морс вино, а Игорь тем временем положил немного салата на ее тарелку.

— Оцени.

— Вкусно, — сказала она, попробовав. Салат и вправду оказался вкусный, в нем были и овощи, и мясо, и еще что-то, что именно, она даже не поняла.

— Давай выпьем за тебя, Оля, за твое возвращение.

— Возвращение куда?

— Возвращение в себя. Я рад снова видеть тебя прежней.

— Ты не знал меня прежнюю.

— Но то, что я успел узнать, нравилось мне больше, чем уныние, в котором ты пребывала последнее время. Я знаю, — жестом остановил он слова возражения, готовые сорваться с ее губ, — знаю, что тебе пришлось пережить. Тебе здорово досталось, и в этом я тоже отчасти виноват. Если можно считать виной то, что мужчину и женщину потянуло друг к другу так, что они даже не успели познакомиться. Хотя я считаю, мы познакомились и узнали друг о друге больше, чем просто имена.

Ольга молчала. На нее вдруг снизошло умиротворение. Ей было хорошо, спокойно и легко на душе.

— Я не хочу, чтобы ты страдала от этого. И помогу тебе, чем только смогу.

Ясно. Он хочет расставить все по местам, объяснить, что ничего не может предложить ей, кроме помощи.

— Спасибо, — честно ответила она. — Я не вправе ничего от тебя ожидать. Большинство мужчин в такой ситуации вообще не появились бы. Я ни в чем тебя не виню. Ну, был бы на твоем месте Андрей, что изменилось бы? За все в жизни надо платить. И я рада, что за свои ошибки расплачиваюсь я, а не мои дети.

— А может, это не ошибка?

— Что именно?

— Все. Может, наш сын будет на редкость талантлив? А наша встреча предопределена свыше?

— Возможно, — с деланным равнодушием согласилась Оля, не понимая, к чему он клонит.

— Ты так не считаешь?

— Я знаю, что, когда садишься в трамвай без билета и думаешь, что едешь бесплатно, ты платишь самую высокую цену. Ты не можешь просто ехать, мечтать, читать, тебе не придет в голову никакая гениальная мысль, потому что ты все время опасаешься, не придет ли контролер. Ты постоянно начеку, ты нервничаешь, решаешь, что сказать, если поймают, через какую дверь удобнее удрать. Я говорю это со знанием дела: одно время у меня было хобби ездить без билета, потом — просто не было денег. И я точно знаю, что плата за проезд есть всегда. То, что произошло со мной, — это моя плата за проезд. И ты тоже платишь за свой билет, иначе не был бы здесь.

— Не нравится мне эта троллейбусно-кондукторная тема, — нахмурился он.

— А я и не обязана говорить только то, что нравится тебе, — парировала Ольга.

Они замолчали. Игорь доел салат. Потом достал из дипломата сверток и передал ей. Оля развернула. Это было ее платье. То самое.

— Ты же купил его своей девушке.

— Это не моя девушка, — улыбнулся он, — я купил его тебе.

— Зачем?

— Оно тебе идет. Скоро ты сможешь его надеть. Сколько осталось?

— Семь недель. Торопишься одеть меня на панель? Спасибо за подарок.

Да что это с ней? Он впервые пытается с ней поговорить, а она все портит.

Где-то у соседей заиграла музыка — новая лирическая песня, очень модная, самый свежий хит.

— Потанцуем? Я тебя приглашаю.

Ольга пожала плечами, но встала. Игорь бережно обнимал ее за плечи, из-за выпирающего живота они танцевали на некотором отдалении друг от друга. Это был их первый танец. Но малышу внутри нее не понравилось столь тесное прикосновение, и он взбрыкнул.

— Ого, какой сильный, — засмеялся Игорь, и голос его был таким счастливым, что Оля подняла к нему лицо, вглядываясь. А он поцеловал ее, так поцеловал, как ей раньше мечталось, — нежно, страстно, бережно. Музыка закончилась, а они все стояли, обнявшись.