— Сына давно не видела? — спросила я, уже придумав себе головную боль.

— Как только Настя заболела. — Оля сидела на краешке кресла, готовая подняться по первому звуку, такая маленькая, чистенькая, как фарфоровая куколка.

Какая же должна быть у тебя жизнь, девочка, если ты бросаешь своего малыша, в надежде заработать лишнюю копейку!

— Вот что, Оля. Отправляйся-ка ты к ребенку…

— Нет, что вы, — запротестовала та, — я не могу.

— Очень даже можешь. Я тебя подменю. Покажи, где лекарства, что нужно давать и когда. И оставь телефон врача. Ты говоришь, он живет рядом?

— Да, в этом поселке, в конце улицы. Вы проезжали его дом — под красной черепицей, с башенками. Только я не могу. Спасибо, конечно. Но у меня почасовая оплата.

— Ты все получишь. Я тебя не выдам, — улыбнулась я. — И Настя, надеюсь, тоже.

— Нет, Настя, не выдаст, — несмело улыбнулась Оля. — Но это так неудобно.

— Неудобно бросать своих детей ради денег. — И желая смягчить резкость своих слов, я погладила ее по плечу. — Езжай, Оля. Утром жду тебя.

— Спасибо, — прошептала со слезами Олечка, — я побегу, скоро будет маршрутка.

Я еще налила себе чаю, но не успела сделать и пару глотков, как в соседней комнате раздался шорох. Я открыла дверь. Настя в пижаме сидела на кровати. Бледно-голубой светильник в виде аквариума с золотыми рыбками красиво и мягко освещал комнату.

— Привет. Как ты? — улыбнувшись, спросила я.

— Хорошо, — немного хрипло ответила Настя.

— Чаю хочешь?

— Хочу.

— А торт?

— И торт.

Я заставила Настю вернуться в постель, установила на кровати маленький столик, предназначенный именно для еды в полулежачем положении. Такие столики я видела только в кино. Почему-то ни у кого из моих знакомых не было постельного столика, хотя, в общем-то, обычная вещь и сделать проще простого. Я решила, что теперь непременно закажу себе такой.

Я налила чай в две большие чашки и отрезала нам по внушительному куску торта. Настя пригласила меня сесть к ней на кровать. Мы стали пить чай и разговаривать. Кровать у Насти была большая, двуспальная, и я подумала, что ей, наверное, неуютно одной на этом огромном ложе. Такой небольшой девочке и постель нужна соответствующая, по размеру, мягкая и уютная, а тут такой жесткий матрац.

Мы говорили о всяких пустяках, но Настя смотрела на меня с одобрением и даже с уважением.

— Я слышала, как ты отправляла Олю, — наконец не выдержала она. — Ты молодец, а я даже ни разу не спросила ее о ребенке. Я скажу папе, чтобы он не заставлял ее у нас работать.

— Оле нужны деньги. И если твой папа перестанет ее приглашать, когда ты болеешь, у нее не будет на что кормить своего сына.

Настя подумала и кивнула.

— Правильно. Я лучше попрошу больше платить ей! — Она снова на минуту замолчала и добавила: — Еще я слышала, как ты сказала, что нельзя бросать детей ради денег.

— Настя, подслушивать нехорошо, — погрозила я пальцем. — Все так, но у этой бедной Оли просто нет выбора. Она одна растит сына.

— Меня мама бросила тоже из-за денег, — вдруг жестко сказала Настя. — Только деньги были нужны ей.

Я ничего не спросила, лишь украдкой посмотрела не ее лицо, слабо освещенное светом ночника, — глаза ее были полны недетской боли.

— Она нас бросила. Меня и папу, — глухо продолжала она, словно не замечая моего присутствия. Так говорил Вадим о жене, там в Лондоне. — Мой папа — очень хороший, очень добрый, может, я плохая, но ведь я была маленькая и ничего не помню. Бабушка мне рассказывала по секрету от папы, что мама ушла потому, что мы ей не подходим. Она очень красивая, моя мама, ее для журналов снимают, а мы с папой — некрасивые. Бабушка говорит, она назвала папу гориллой! — Губы девочки задрожали от сдерживаемой обиды. — Как ты думаешь, почему она так сказала?

— Так называют крупных мужчин, — попыталась найти я ответ. — Горилла — это самая большая и красивая обезьяна.

— Но ведь обезьяна!

— Ну и что? Я тоже — обезьяна! Я родилась в год обезьяны! И все мои одноклассники — обезьяны! Знаешь, как меня папа в детстве называл? Макакашенок!

— Он называл тебя так из любви, а она папу — из нелюбви, — возразила Настя. — Пусть я страшная, но папа мой — красивый!

— Конечно, красивый, — подтвердила я. — Он очень привлекательный мужчина.

Настя испытующе посмотрела на меня:

— Он тебе нравится?

— Нравится…

Настя поставила пустую чашку и вытянулась под одеялом.

— Это хорошо. Ты ему тоже нравишься…

Я убрала посуду, померила Насте температуру и уселась в большое мягкое кресло у кровати.

— Оля здесь несет вахту?

— Да, а иногда спит на софе в той комнате, — указала она на маленький кабинет.

— Знаешь, я приму душ и, пожалуй, тоже лягу. Устала. Я ведь с работы. Температура у тебя нормальная, думаю, ночь пройдет спокойно, — сказала я. — Вот только, во что бы мне переодеться?

— Сейчас. — Настя схватилась и побежала босиком в соседнюю спальню, да так быстро, что я даже не успела ее остановить. — Вот. — Она протянула мне мужскую рубашку. — Она чистая.

— Так, для больной ты что-то больно резвая, а ну давай в постель!

— А я еще чаю хочу!

Я сделала Насте еще чашку чая и ушла в душ. Свой светло-серый брючный костюм я повесила на спинку стула, высушила феном волосы и появилась в детской во фланелевой рубашке Вадима. Девочка лежала, открыв глаза, и улыбнулась моему появлению. Я нашла чистое постельное белье и постелила себе на софе. Потом погасила свет, оставив одну дежурную лампочку в коридоре, с наслаждением вытянулась и лежала, глядя в потолок. Сон не шел. Я вообще плохо сплю в чужих домах. А тут еще рубашка Вадима. Она была чистой, но хранила его запах. Я вспомнила наш поцелуй на балконе в офисе, думать об этом было приятно и волнующе. И я лежала и думала.

— Саша? Ты спишь? — негромко позвала Настя.

Я оставила дверь между нами открытой. Сначала я решила притвориться спящей, но потом ответила:

— Нет.

— Я тоже не могу уснуть. Полежи со мной.

Это было так по-детски. Маленькой я часто просила папу полежать со мной рядом и отодвигалась на край своей узкой кровати. Я чуть помедлила и перебралась к Насте. Она так же услужливо, как я тогда, уступила мне большую часть огромной постели. Я стала ей рассказывать, как любила в детстве, когда папа читал мне сказки или пересказывал их в темноте. Как я сама любила их сочинять, особенно всякие истории про стаю летучих обезьян. Эти истории были бесконечные, в них моя стая спасала детей из огня, зайцев от наводнения и летала на Луну. Она не имела ничего общего со стаей злой Гимгены, хотя и была родом оттуда. Я рассказывала Насте эти полузабытые истории полночи, а некоторые сочиняла заново, щупая ее влажный лобик. Девочка прильнула ко мне. И следа не осталась от той вертлявой мартышки, с которой я познакомилась в первую нашу встречу, как не осталось в моей стае летучих обезьян слуг старой колдуньи…

Когда я проснулась, было уже позднее утро. Яркое и теплое осеннее солнце заливало всю комнату. Настя спала, доверчиво положив голову мне на плечо. Губами я потрогала ее лоб. Он был немного влажен, но не горяч, и я потихоньку высвободилась из ее объятий.

Услышав звуки голосов, я спустилась по лестнице на первый этаж. На кухне гремели посудой, значит, домработница уже здесь. Оля в белом халате сидела в столовой и разбирала сумку.

— Оля?

— Доброе утро, Саша, — повернулась она ко мне с приветливой улыбкой. — Я принесла травы. Сделаю Насте отвар.

— Который час?

— Половина десятого.

— Ты только приехала?

— Нет, что вы! Я в восемь была здесь.

— Ну что же ты не разбудила меня? — укоризненно покачала я головой. — Я ведь на работу опоздала.

— Вадим Андреевич не велел.

— Как Вадим Андреевич? Он же за границей!

— Он ночью прилетел. Я прихожу, а он уже здесь. Сидит, пьет кофе. Я рассказала, как все было. Что вы меня отпустили. И что вас надо разбудить на работу. А он говорит: «Не буди. Я сам на работу поеду, а Саше передай, что сегодня у нее выходной».

Никакого выходного, понятное дело, я себе не устраивала. Мы позавтракали все вместе, с Олей и Настей, которая выглядела совершенно выздоровевшей и наотрез отказалась есть в постели.

На работе я Вадима не застала, он уехал в банк, а когда вернулся, я отправилась на встречу, оттуда сразу домой. В этот вечер я легла спать пораньше, и во сне мне казалось, что лохматая голова Насти лежит на моем плече…


На этой неделе мне пришлось только пару раз столкнуться с Вадимом. Он все время уезжал куда-то, и застать его на месте было просто невозможно. Первый раз я увидела его во время обеда. Он уже убегал, когда я зашла в наше кафе. Подошел, поздоровался, поблагодарил за Настю и ретировался. Нет, все правильно, вежливо, но как-то на бегу. Неужели трудно было выкроить для меня хотя бы минут десять? Не знаю почему, но настроение у меня упало. Конечно, ни на что особенное я не претендовала, но все-таки привыкла к его вниманию и воспринимала это внимание как ухаживание. Ну и дура! Все они одинаковые. У одного — сделка, у другого — дочка. А я только средство для достижения цели. Я расстроилась, но надеялась в глубине души, что Вадим избегает меня намеренно, значит — все не так просто.

Однако главный сюрприз ждал меня в конце недели. После обеда должно было состояться совещание начальников отделов. Такие совещания проходили обычно раз в месяц и на них, кроме руководителей отделов, присутствовали я, главбух и Танечка. Накануне собрания Вадим зашел ко мне в кабинет и попросил секретаря принести кофе. Я поняла, что разговор предстоит серьезный.

— Саша, — начал Вадим, как только дверь за Танечкой закрылась. — Хочу с вами посоветоваться.

Я всем видом продемонстрировала готовность, то есть склонила голову набок и подняла брови (я ведь говорила, что я обезьяна и для всякой ситуации у меня своя мина).

Он чуть улыбнулся и продолжил:

— Дело в том, что мне придется передать управление компанией в другие руки.

У меня упало сердце.

— Но вы же не хотите снова нас продать? — с надеждой спросила я.

— В данном случае я хочу поставить управляющего. Директора.

— А чем вызвана такая необходимость?

— Вы, Сашенька, наверное, заметили, что последнее время меня практически нет на рабочем месте, а это не дело. Нельзя управлять предприятием, приезжая на час в неделю и бесконечно требовать, чтобы вы работали за меня.

— У вас нет времени для нашей фирмы?

— В общем, да. Появилась одна тема, очень интересная для меня, и я хочу заниматься ею. Отсюда вопрос, как говаривал Жиглов… Сашенька, чья кандидатура лучше: Игоря или Валентинова?

Я на минуту задумалась. Понятно, что мне было неприятно, но ответ-то нужно дать по существу.

— Думаю, Валентинова, — ответила я. — Однако нужен срок, чтобы в этом убедиться.

— Ну, это ясно, — согласился Вадим и встал. — Спасибо, Саша. Вы всегда можете дать дельный совет. И вообще — на вас можно положиться. — Он пожал мне руку своими лапищами и ушел.

А через час на совещании объявил о назначении Валентинова директором.

После совещания я ушла в свой кабинет. Настроение было подавленное. С другой стороны, чего я хотела? Он предлагал мне это место — я отказалась и свой отказ обосновала. Еще и кандидатуру Сергея ему подкинула — расхваливала во время новоселья! Вот и получила! Хотя мог бы опять предложить. Сейчас бы я не отказалась. И директором была бы не хуже Валентинова! Пусть бы и сидела в офисе от зари до зари!

Как он мог меня так обидеть! А я еще, балда, считала, что нравлюсь ему! А он — раз!

«— По-вашему, маркиз приятней, чем мой кузен?

— Приятней, да.

— Его и выберу. Ступайте его поздравить от меня».

Да, теперь мне, как Теодоро, нужно только смириться с существующим положением.

В мой кабинет ворвались Инна и Танечка. Таня захватила три чашки кофе, наверное, для маскировки.

— Саша, что происходит? — округлила глаза Инна.

Инна — пышная блондинка средних лет, обремененная двумя детьми и мужем, но всегда энергичная и толковая. Пришла к нам без образования, потом окончила курсы бухгалтеров, поднаторела в помощниках у Наташи, а теперь — главбух и экономист с дипломом.

— Ничего не понимаю! — подхватила Танечка. — Я думала, назначат тебя!

— При чем здесь Валентинов? — Инна пожала плечами. — Ты же все время выполняла обязанности директора? Не пойму я Вадима Андреевича.

— Я тоже. — Таня была просто возмущена. — С этими мужчинами всегда так. То он ухаживает за тобой так, что все уже шепчутся… То назначает Валентинова…