В следующий раз вся паства молила Господа о дожде. Сначала миссис Джули Джонс спела «Вековой камень», потом под аккомпанемент маленького пианино все подхватили песню-гимн Артура Блисса[6]«В этих водах похоронена моя душа», сложенную автором над тем местом, где утонули его жена с тремя дочерьми. Под звуки гимна перед глазами Пандоры вставали картины того, как это маленькое церковное пианино везли на остров через опасные рифы в лодке, полной скитальцев, преследуемых за какие-то грехи, совершенные ими в прошлой жизни.

Все прихожане один за другим благодарно жали руку Монике, приглашали на все подряд церковные мероприятия. Возвращаясь после службы в гостиницу рядом с Пандорой, она недоумевала.

— Подумать только, Пандора, какие симпатичные люди, — говорила она, звучно затягиваясь очередной сигаретой. — Я, конечно, никогда не могла бы так, как они, пристраститься к церковным службам. Но посмотри на эту миссис Джонс! Какой у нее голосище! Знаешь, она могла бы спокойно петь в передачах «Христианского телевидения».

— Мне кажется, ма, что она вполне счастлива и без этого.


Прошла неделя. Пандора всюду следовала за Моникой, ходила вместе с ней по магазинам, помогала выкапывать из куч предлагавшихся там безделушек подходящие сувенирчики для знакомых матери, клиенток ее парикмахерской.

— Кстати, я еще обещала Маркусу и его маленькой женушке привезти ей в подарок кусочек черного коралла.

— Тогда тебе лучше подобрать что-нибудь в форме креста. Это ей подойдет, в ее-то положении.

— Да брось ты, милая. Не будь такой ревнивой. Маркус был тебе хорошим мужем. И со мной он всегда был очень мил. — Моника вздохнула, стирая выступившие на лбу капли пота. — А какие у него прекрасные манеры! — Потом она бросила взгляд на Пандору и решила дальше не развивать эту тему. За прошедшую неделю она стала-таки наконец понимать, что ее Пандора понемногу начинает совершенно по-своему воспринимать окружающую действительность. «Должно быть, так на нее влияют эти отвратительные девки, с которыми она здесь общается», — решила про себя Моника.

— Слушай, эта твоя подружка Джанин. — заметила она, — ведь она всего-навсего бездарная дешевая проститутка.

Это лишь рассмешило Пандору.

— Ты ошибаешься, ма, она очень даже хорошая проститутка. И прекрасный мой друг. В субботу мы с ее любовником Окто поедем на рыбалку, охотиться на марлина. Пока нас не будет, чтобы ты не скучала, я записала тебя на стрижку. Ну, а вечером ты приглашена на коктейль в дом губернатора, после чего там же состоятся танцы на пляже. — «На том же самом, — с приятным удовольствием вспомнила Пандора, — где я впервые встретилась с Беном».

Лицо Моники радостно вспыхнуло.

— Как здорово, дорогая!

«Боже мой, — обрадовалась и Пандора, — и мне тоже наконец выпадет денек отдыха». У Пандоры, обязанной каждую ночь укладывать мать в постель, не оставалось в эту неделю никаких сил для Бена. Каждый вечер он ждал ее возвращения, сидя в кресле-качалке на веранде, окутанный серым облаком отпугивающего комаров дыма, с упаковкой пива в переносном холодильнике у ног.

В один из таких вечеров, заметив с ведущей к хижине дорожки Бена, замершего в привычной позе, Пандора поразилась тому, как он может сидеть вот так, без движения, целыми часами, устремив взгляд куда-то вверх, в небеса.

— О чем ты думал сегодня? — спросила она, когда он принял ее в свои объятия.

— О морском окуне. Сейчас его время. Смотри. Видишь крут воды вокруг луны? Значит, пойдет дождь. Но в субботу все равно будет хорошая погода для охоты на большую рыбу. Катер Окто, конечно, старый, однако в его двигателе достаточно мощности, чтобы давать хорошую скорость. К тому же этот катер привык к здешним морям и рифам. Окто и я будем охотиться. Если же ты будешь делать то, что скажет тебе Джанин, то ты увидишь, что у нас будет хороший шанс поймать действительно большую рыбу.

Пандора недвижно лежала в объятиях Бена. Где-то в горах ей слышался бой барабанов. «Вероятно, Джанин там, наверху, вместе с Окто, молится о голубом марлине», — подумала женщина.

— Скажи честно, каково твое мнение о моей матери? — спросила она Бена. — Я знаю, что ты только мельком ее видел, но все-таки, что ты о ней думаешь?

Бен покачал головой.

— Трудно сказать, Пандора. Я часто вижу здесь женщин, они приезжают, чтобы позаниматься сексом и подводным плаванием. Сначала все они говорят, что им очень хотелось бы жить на этом красивом острове и вести, подобно местным жителям, такое же чудесное существование. Но потом им это наскучивает, они возвращаются в свои городки и города, а дни, проведенные здесь, вспоминают лишь изредка, и тогда им приходит в голову мысль: а не зря ли они уехали отсюда, может быть, стоило остаться на острове навсегда. У твоей мамы на лице написана грусть. Она, как катер, проигравший гонку. Не знаю, чего она хотела добиться в жизни, но это у нее точно не получилось.

— То, чего она хотела, не смогла ей дать и я. Думаю, собственно, я была ее единственным и последним шансом. И я этот шанс провалила в полном смысле слова. Странно, но именно на этом острове, где все друг другу родственники, словно большая семья, но именно здесь я стала понимать, что, как бы ни складывались отношения в семье, родственники все равно должны принимать друг друга такими, какие они есть. Поэтому сейчас я уже совсем не злюсь на мать. Я начала замечать, что она стареет и чем-то здорово испугана. Она, правда, пытается вести себя хорошо. Например, до сих пор она даже не попыталась ухлестнуть за Чаком, даже не согласилась пропустить с ним стаканчик-другой. Хотя очевидно, что она ему страшно нравится. Что касается меня, то, знаешь, раньше я вообще не обращала внимания на эту сторону ее личности. Ведь, наверное, все эти ее смешки да шуточки были просто показухой для ее парикмахерской аудитории. Потом-то, из парикмахерской, она все равно должна была возвращаться в одну из тех ужасающих квартирок, где жила вместе с отцом, вечно где-то пропадающим, занятым на той или иной железнодорожной работе. Жизнь, вероятно, и для нее была не очень уж веселой.

Бен открыл еще одну банку пива.

— Да, вероятно.

Вокруг них повисла плотная, полная запахов тишина. В ней сочетался запах свежего моря, поднимавшийся с мягкой кожи Бена, и острый аромат лосьона «Амбр Солер», втертого в плечи Пандоры. Единственным звуком, доходившим до их ушей, был скрип качелей, двигавшихся в такт движению голой ноги Бена. Это мерное движение укачивало их, прижавшихся друг к другу телами и губами. Бен мягко коснулся глубокого, нежного изгиба ее открывшегося влажного влагалища. Она же стала ощущать под своими осторожными пальцами приливы и отливы крови в его плоти. Их ласки продолжались до того мгновения, пока он вдруг не понял наступления момента ее страсти, когда она, как большая рыба, устремилась вдруг из глубины вверх к яркому лунному свету, покрывающему поверхность всего моря, что лежало вокруг них. Она поднялась, он последовал за ней, они легли, задыхаясь от счастья, в объятиях друг друга.

— Почему это не может продолжаться вечно, Бен?

Бен поднялся, поднял Пандору, и они пошли через пляж к морю. Накатившие волны едва достали до их коленей.

— В фильмах, Пандора, да в книгах это может продолжаться вечно.

— А в жизни?

— А ты как думаешь?

Пандора бросилась в волны, вода сомкнулась над ее головой. Она поняла, что плачет, повернулась лицом к ночному небу. Слезы все текли и текли по щекам.

— Но я сейчас так счастлива, Бен. Я ведь никогда не буду так счастлива!

— Слушай. — Бен лег рядом с ней на волны. — Слушай бой барабанов.

Барабаны прекратили свой жалобный, словно о чем-то моливший, звук. Теперь они пели. Вслушавшись, Пандора различала их песню.

— Это материнская песнь, — пояснил Бен. — Ее пела, подыгрывая себе на панцире ушной раковины, мать Окто. Редко кто-либо слышал эту песню.

— А о чем она?

— О, это старая песня, она об этом острове, у которого есть свои сети, в них попадают многие, и остров учит их, как быть счастливыми сердцем. — Он положил руку на грудь Пандоре. — Жить, это значит двигаться вперед. Живя, ты все время с чем-нибудь расстаешься. Но расставаться надо не без радости.

Пандора лежала, качаясь на волнах. Она знала, что однажды бой барабанов уже дарил мир и покой ее душе. Поэтому и сейчас она намеревалась оставаться недвижимой до тех пор, пока эти же мир и покой не проникнут, как яркий коралл, в ее сердце и не защитят его от боли и злых человеческих рук. Тех рук, что хотели вырвать из ее души целые куски и обречь ее на одинокое, обездоленное существование. На это Пандора согласиться теперь не могла. Она не собиралась совершать больше ошибок.

Женщина обхватила ногами талию Бена, и они сплелись в воде в нежной любви, как две прозрачные медузы, переливающиеся голубыми и пурпурными цветами в лучах восходящего солнца.

Глава двадцать пятая

Суббота выдалась прекрасным, жарким днем.

— О, срочно дай мне кофе, Пандора. У меня голова просто раскалывается!

Пандора поставила кофейник на огонь и, усевшись рядом, стала ждать знакомого запаха жареных зерен ямайского кофе «Блу Маунтин». Появившись, он заполнил всю кухню и смешался с другими ароматами, идущими от соленых морских волн. Тысячи разных запахов витали вокруг: кофе, моря, гнилых мертвых водорослей, растаскивающихся по всему пляжу маленькими крабами и мухами.

Они напомнили Пандоре о тех больших катерах и лодках, что прошлым вечером она видела входящими в главную бухту острова. Главный портовый причал бухты был небольшим и представлял собой, скорее, огромную цементную глыбу, высовывающуюся из воды.

Бен объяснил, что когда-то в старые времена островитяне просто свалили в одно место все старые здоровенные автомобили американских марок да залили эту гору цементом.

— Туда же бросили еще одного-двух человек, которых на острове не жаловали.

Кофе закипел.

— Некоторые из катеров, пришедших из Флориды, выглядят весьма внушительно, Бен, — беспокоилась Пандора.

Он улыбался в ответ.

— Ага, но они не знают местные воды так, как их знаем мы. И это знание будет работать на нас. Собери в дорогу что-нибудь перекусить.

Пандора быстро собрала сумку с заправленными карри ямайскими мясными лепешками. Бен мог поглощать их дюжинами. Прибавила к этому две коробки пива. На этом сборы успешно завершились.

Моника с утра была занята в салоне красоты Триш, поэтому Пандора могла свободно распоряжаться собой весь предстоящий день. На подходе к главной бухте было уже припарковано множество машин, из которых выгружались приехавшие на праздник семьи. Женщины с прическами, пестрящими ярко-красными лентами, визгливо отдавали всяческие команды своим мужьям. То там, то здесь мальчишки просили, чтобы и их взяли на лов. Окто терпеливо объяснял своим маленьким друзьям, что это невозможно, потому что в море надо будет работать очень-очень быстро, так как смертельным мог стать любой захлест лески удилища, не позволяла ни на секунду отвлекаться и вероятность яростного, убийственного укола или удара со стороны тех огромных рыб, на которых пойдет охота.

На Джанин были джинсы и красная майка. Вопреки обычаю, сегодня она явно сосредоточилась на том деле, которым предстояло заниматься.

— Надеюсь, мы поймаем большую рыбу, — сказала она, обняв Пандору.

Окто молча наблюдал за подготовкой к соревнованию. Три катера, стоявшие у причала, выглядели серьезными конкурентами. Напротив, расположившийся рядом катамаран явно уже ни на что не претендовал: он разорвал себе брюхо рифом при входе в бухту.

На причалах все пропиталось смрадом, несшимся из ведер с приманкой. У каждого рыбака приманка была из собственной смеси. Мать Окто, Блоссом, как и обещала, приготовила особое варево, включавшее различные эссенции из коры горных деревьев и горных цветов. По слухам, один из участников соревнования — Конрад — за большие деньги купил у мисс Мейзи несколько пинт рыбьих голов, содержавших в себе гаитянские заклятия вуду и, по преданию, приносящих удачу в лове. Мисс Рози, правда, рассмеялась, когда Бен сообщил ей об этом. Она обняла внука и сказала, что самая большая рыба все равно достанется лучшему. Бабушка тоже пришла к причалам в прохладное голубое утро нового дня.

Три больших катера из Флориды стартовали первыми. Конрад со своей командой снялся раньше Окто, который, казалось, дожидался того момента, чтобы большинство соперников скрылись за горизонтом. Пандора уже привыкла к Окто, поэтому ее удивляли любопытные взгляды, которые бросали на него туристы, плотными рядами окружившие место отбытия катеров. Любопытство это было вызвано не столько гигантскими габаритами мужчины, сколько ранами, изуродовавшими его лицо, а также длинными, свисавшими почти до пола ручищами, делавшими его так похожим на гориллу. Сегодня он был без майки, и густые волосы на его груди и плечах сверкали на солнце.