— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказала Пандора. — Я тоже стираю наши с Беном вещи в машине, не пользуясь сушкой, так как тоже предпочитаю сушить их на солнце.

Мисс Рози передала Пандоре тарелку с горячим цыпленком, горохом и рисом. Соус чили придавал блюду удивительный аромат.

— А вы ведь не только чили сюда положили?

— Нет. Еще я добавила сюда зерна Пимана, которые прислала одна моя кузина с Ямайки. Это как те зерна, что бывают в больших перцах, вкусно, да?

Пандора кивнула.

— Знаете, мисс Рози, ваш остров просто удивительный. Здесь куча всяких храмов, полных прихожан, молящихся одному Богу. И в то же время на острове живут мистер Логан, капитан Лоренс и им подобные, нещадно пропивающие собственную жизнь. Наконец, сюда заявляются все эти туристы, притаскивающие с собой свои вредные привычки. Не знаю, вероятно, когда вы были девочкой, все тут было по-другому — тишина, покой, мир, да?

— Да, здесь было гораздо спокойнее. Люди были богопослушными. Но у нас, например, совсем не имелось врачей, о лечении болезней мы знали лишь те, что приносили нам с гор знахари. Чаем из розмарина мы лечили жар. От того же жара использовали отвар из листьев лихорадочного растения. Верхнюю листву папаевых листьев применяли для лечения почечных болезней. Но особенно много женщин умирали при родах. Зимой, когда катера и лодки не могли подходить к острову, а море было слишком неспокойным для лова, все население острова голодало. Кое-кто делился своими припасами с остальными. А некоторые и не делали этого. Вот мистер Джонс запирался в своем магазинчике и один расправлялся с провиантом, что доставался ему от миссионеров. А вокруг все ели коренья маниоки. Еще я помню, как ходила на северную часть острова за плодами сливовых пальм для моей матери. Жизнь была гораздо сложнее, но порой мне кажется, что она была и счастливее. — Мисс Рози вздохнула. — Не знаю, дитя мое. А ты выглядишь намного лучше.

Пандора съела все, что было у нее на тарелке.

— Может быть, и не лучше, но точно уж толще.

Мисс Рози кончила колоть раковины и принялась отделять белое мясо моллюсков от черно-синих кишок.

Пандора продолжала наблюдать за ней.

— А как вы думаете, — спросила она осторожно, — женщины из других мест могут приехать на вот такой маленький остров и устроить здесь свою жизнь?

Мисс Рози понимающе посмотрела на Пандору.

— Те, кто с прочих островов, иногда здесь приживаются, но не женщины из больших стран. Они через какое-то время заболевают тут островной лихорадкой и уезжают. Порой они увозят с собой и наших мужчин, но те вдали от острова тоже долго не выдерживают. Их начинают раздражать обувь, море как бы проникает им в кровь. Случаются депрессии, им снятся их родина, морские черепахи, косяки морских окуней, наша островная еда. Мистер Логан рассказывал мне, что доплыл на своем корабле до самого Китая, Но и китайская кухня, по его словам, не могла сравниться с блюдами, что готовим мы на Малом Яйце.

— Пожалуй, вы правы, мисс Рози, Я здесь счастлива и хотела бы остаться на острове. Но при этом я знаю и то, что я все еще замужем за Ричардом и хочу, чтобы мой с ним брак был счастливым. Я не знаю, что делать. Он пишет мне оттуда письма о том, какой он несчастный. Я, со своей стороны, тоже много о нем думаю. В общем, я в тупике и меня это страшно «достает».

— Ох уж этот твой американский жаргон! — Последняя фраза Пандоры почему-то очень позабавила мисс Рози. — Мы, на нашем острове, говорим в таких случаях, что каждый должен плыть на своем собственном каноэ.

— Вот это верно, мисс Рози. — Пандора усмехнулась, полностью согласная с тем, что сказала старая женщина. — Я собиралась спросить у Джанин, нет ли у жителей вашего острова какого-нибудь способа, для того чтобы, ну, как бы начать что-то с самого начала. Например, мою жизнь с Ричардом, и сделать все так, чтобы избежать прежних ошибок. В Америке такие проблемы люди пытаются решить с помощью психиатров, которые, якобы, должны все за тебя в этом смысле сделать. Я, однако, не думаю, что смогу вновь попытаться решать свои проблемы через врача.

— Ну, здесь есть пещеры сновидений. Они расположены как раз на краю большого утеса. Джанин может все о них тебе рассказать, тем более что эти пещеры появились у нас с прибытием на остров переселенцев с Гаити. Тебя специально готовят ко входу в такую пещеру, и ты там остаешься до тех пор, пока твое сновидение не завершится. Чаще всего туда водят слабоумных, но ты-то ведь не слаба умом.

— Нет, конечно, мисс Рози. Я слаба сердцем. Я похожа на эту раковину, что нашла сегодня. В меня, как в нее, можно заглянуть и ничего там не обнаружить. Помните в Библии ту часть, где рассказывается, как Иисус изгонял злых духов. Он изгнал их, но потом сказал, что если не заполнить места, где они, эти духи, были, то туда вернутся другие злые духи. Вот так бывало и со мной. Я пускала в свою душу, в свою раковину других людей. А они захватывали там все, вытесняя меня саму. Меня там не оставалось, царствовали только те, чужие, люди. Так вот, сейчас я должна изгнать из моей раковины Ричарда, найти саму себя, и только потом я хочу начать думать о моем муже, как об отдельном от меня человеке, о другой личности. Вы понимаете меня?

Мисс Рози кивнула.

— Да, понимаю, — ответила она.

— А если пойти в эти пещеры сновидений и в снах вновь пережить ту часть своей жизни, что тебя так беспокоит, можно ли будет таким образом что-либо изменить в этой жизни или нет?

Мисс Рози задумалась, потом ответила.

— Не совсем. Видишь ли, ты сама сказала, что потеряла себя. Ты сейчас как бы человек, от которого не падает совсем никакой тени.

Пандора кивнула, она начинала понимать, к чему клонит старушка.

— Да, а в пустые раковины могут забраться все, кому вздумается… К тому же, ты говорила, что перестала ощущать себя, потеряла себя, еще когда была маленькой девочкой.

— Да, вероятно, так оно и произошло. Я тогда стала представлять себе, что нахожусь где-то совсем в ином месте, вместе с отцом. Я просыпалась каждое утро, причесывалась, чистила зубы, смотрела на окружающий меня мир, но при этом была уверена, что сама я в действительности-то иду вдоль железнодорожных путей и беседую с папой, что в одной руке он держит свою обеденную корзинку, а другой рукой сжимает мою ладонь. В школе в монастыре мы все сидели на длинных лавках, похожих на шпалы. Так в моем воображении отец всегда и везде сидел рядом со мной, даже обедал рядом. Половина того, что бывало на моей тарелке, всегда предназначалось отцу. Никто этого не замечал, потому что монашки-воспитательницы за обедом были всегда слишком заняты чтением молитвенников. Так что мы сначала тихо обедали вместе с отцом, а затем шли в сад играть. Обычно мы сидели там вдвоем и читали расписания поездов, ходивших по всей Америке. Папа еще говорил, что человеческой жизни не хватит на то, чтобы изучить расписание всех американских поездов.

Так что потом, когда я сбежала вместе с Норманом, я просто позволила ему влезть в мою пустую раковину. Когда же он причинял мне боль, я была рада этому хотя бы потому, что таким образом я понимала, что живу и могу чувствовать. Когда я касалась головы, отдергивая от боли руку, я, по меньшей мере, знала, что пребываю все еще на этом свете. С Маркусом получилось немного по-другому. Когда он причинял мне сексуальную боль, я понимала лишь, что существую сексуально. Ничего другого это мне узнать не помогало. Я просто знала, что какие-то парни трахают меня, причем в основном те парни, которым на меня наплевать. Да и вообще секс может причинять очень большую моральную боль. Чувствуешь себя такой скверной и грязной. Становится страшно стыдно. Монашки-воспитательницы, безусловно, сочли бы это справедливым. Ну, и еще, Маркус просто доводил меня своими словами, своей презрительной руганью. Это великолепно у него получалось: «Ты! Да посмотри на себя, какая ты инфантильная, беспомощная, никому не нужная…».

Мисс Рози слушала печальную исповедь Пандоры, горько вздыхая. «Может быть, — думала она, — пещеры сновидений и смогут помочь этой женщине найти себя, ту несчастную девочку, что до сих пор путешествует где-то с покинувшим ее отцом. Может быть, пещера сумеет вернуть бедняжку в настоящее».

В голосе Пандоры явно послышались теперь нежные нотки.

— И еще, я очень хотела бы понять Ричарда. Он так долго носил на себе мою раковину, что, возможно, решил наконец-то сбросить ее и бежать для того, чтобы узнать, каково же его собственное «я». Меня удивляет другое — то, что с Ричардом мы действительно были счастливы вместе. А потом вдруг все сразу сломалось, распалось. Как бы то ни было, спасибо вам, мисс Рози, за то, что выслушали меня. Я мало кому все это рассказывала.

— Тебе как раз следует побольше говорить о своей жизни, Пандора. У всех у нас в душе есть тайники, секреты. Но, если все их держать внутри себя, не раскрывая никому, жизнь будет слишком грустна и тяжела. На-ка, держи свою ценную ракушку и иди с Богом.

Пандора зашагала обратно по пляжу. Она вдруг поняла, что в жизни еще никому не говорила о своем тайном общении с отцом. Ей и в голову никогда не приходило рассказать кому бы то ни было об этом, потому что она боялась, что отец тогда может исчезнуть из памяти.

Она наклонилась поднять еще одну похожую на шлем ракушку. Цвет ее был оранжево-коричневым, края же напоминали симметричные ряды зубов. Рядом с ракушкой валялась пустая пачка из-под сигарет. «Сегодня я спрошу у матери, где сейчас отец», — решила Пандора.

До сих пор Моника отвечала на такие вопросы однообразно и зло: «А зачем тебе знать, где находится этот никчемный босяк?»

Может быть, лучше всего спросить мать об этом в присутствии Чака, всегда настраивающего Монику на добрый лад.

Пандора медленно продвигалась по пляжу. Следом за ней по песку шагала тень, но она не была на нее похожа. Тень была высокая, стройная, широкоплечая. В правой руке тени покачивалась в такт шагам обеденная корзинка.

Глава двадцать восьмая

Моника была в хорошем расположении духа.

— Я перенесла свой отлет, — сообщила она приподнятым голосом.

Пандора попыталась изобразить удовольствие. Конечно, хорошо и приятно было сознавать, что они с матерью могли нормально разговаривать, а иногда и обнимать и даже целовать друг друга. Но все же Пандора очень хотела как можно быстрее вернуться к тому тихому, спокойному существованию, что они вели с Беном до приезда матери. Присутствие Моники воскрешало в памяти Пандоры много грустных и неприятных эпизодов ее прошлой жизни. А Пандора как раз хотела жить не воспоминаниями прошлого, а будущим. Именно поэтому, кстати, она так желала принять наконец твердое и ясное решение относительно своей связи с Ричардом.

Скоро подошло время так называемого «веселого часа», когда все обитатели гостиницы, «как воронье на падаль», слетались на бесплатные порции ромового пунша. Как всегда, громче всех слышался голос одного доктора, повествовавшего о последних своих рыбацких подвигах. Компании ныряльщиков активно обсуждали виденное накануне на подводных прогулках. Все эти сценки, предсказуемые детали поведения людей были уже очень знакомы Пандоре и во многих отношениях весьма ей нравились.

Она увидела Бена, шедшего к ней с широкой улыбкой на лице. Пандора улыбнулась в ответ. «Если бы только…» — подумала было она. Но не стала продолжать свою мысль, понимая, что сказанное однажды Беном было правдой. Как бы она ни любила этот остров, кроме него в жизни ей нужно было еще очень многое. Здесь она не сможет жить спокойно, в ее душе поселится неудовлетворенность, и тогда Бен перестанет улыбаться, морщины беспокойства лягут вокруг его глаз.

Пандора сидела рядом с Моникой и Чаком, все еще бурно обсуждавшими планы своего нового делового проекта. Время приближалось к восьми вечера, Пандора проголодалась и была немного на взводе от выпитого рома.

— Ма, — сказала вдруг она, удивившись собственной смелости, — а что все-таки случилось с папой? Ты когда-нибудь это выясняла?

Моника быстро взглянула на Чака, который с интересом подался вперед.

— Моника, ты и мне мало говорила о своем старике, — произнес он.

— Да и говорить-то нечего. — Моника зажгла сигарету. — Мы поженились молодыми, знаешь. Ну, я забеременела, а потом у нас, в общем, как-то не сложилось. Мы плохо друг к другу относились, вот однажды он взял свою обеденную корзинку, ушел и больше не вернулся.

Сердце Пандоры бешено колотилось.

— И что, он больше никогда не показывался? Так никогда и не сообщил тебе, где был и что делал потом?

— Ну почему же. Он звонил из разных мест. Иногда присылал открытки. В последний раз он дал о себе знать, когда работал в Аризоне.

— Значит, он еще жив, да?