Эрин Пицци - Плавать с дельфинами

— Так что же ты узнала во сне, Пандора?

Пандора глубоко вздохнула, а потом сказала твердым, гораздо более уверенным голосом, шедшим откуда-то из глубин ее души:

— Я поняла, что существую и что для того, чтобы чувствовать себя живой, мне нет необходимости сливаться, объединяться с каким-нибудь мужчиной. Я поняла, что я человек сама по себе. Я — не составная часть какой-то пары, я не «мы» и не «нас». То, что я делаю, — мое, и нет нужды отдавать это кому-либо. Еще я поняла, что мне надо поехать и найти моего отца. Я знаю, стоит мне лишь освободить его от груза той великой лжи, которую мать навесила на нас с ним, мы оба выздоровеем душой.

— А как насчет Ричарда? — осторожно спросила Джейн.

— Еще не знаю. Я и правда пока не знаю.

Джейн приглушила барабаны, и на какое-то время их умирающая музыка сплотила женщин в универсальном единстве мира и понимания, доступном и желанном для женщин всего мира.

— Знаешь, — произнесла Джанин, — все это происходит совершенно по-разному у мужчин и женщин. В старые времена, Пандора, все молодые мужчины ходили в море. Так что год за годом островами правили женщины. Мужчины, конечно, возвращались, но в жизнь острова они так по сути и не входили. Такие женщины, как мисс Рози и ее подруги, имели собственные деньги, которые они обменивали на то, что хотели получить. Так что для них иметь или не иметь при себе мужчину мало что существенно меняло в их жизни. А потом сюда стали приезжать туристы из Америки, и — еще хуже — пришло американское телевидение. И наши девушки вдруг решили, что живут они лишь за счет мужчин и для них.

Джейн рассмеялась.

— Ну, теперь-то мы, молодежь, уже опять поменяли свой взгляд на эти вещи. Я вот хочу сделать собственную карьеру. Может быть, выйду при этом замуж, а может, и нет, кто знает? Во всяком случае, мое поколение девушек не будет жить так, как жила ты, Пандора.

Пандора вздрогнула.

— Знаю, — согласилась она. — Я была идиоткой, но я ею быть перестала. Это ужасно — лежать и видеть, как я позволяла всему этому случаться со мной.

Джанин взглянула на Джейн.

— А ты давай не хвастайся! — подбадривала она. — Но я-то вижу, как ты ведешь себя, когда замечаешь какую-нибудь женщину рядом с мужчиной, на которого ты положила глаз.

— Ну и что же! Это называется наступательным действием. Мне так Ева сказала. Мол, нельзя никому позволять брать то, что принадлежит тебе.

Пандора вытянула ноги, расправила все тело.

— Ева, как мне кажется, продумала всю свою жизнь и все поступки наперед. Но и я уже недалека от этого.

Джанин поднялась.

— Пора, Пандора. Спустимся с утеса вместе. А сестры собираются остаться здесь на ночь.

Они шли вниз молча, взявшись за руки. Подойдя к хижине Бена, Пандора поцеловала Джанин и сказала:

— Спасибо тебе, Джанин, за сновидения. Они мне очень помогли.

Лицо Джанин казалось холодным в лунном свете.

— Теперь тебе осталось лишь решить, как поступить с Ричардом.

— Знаю, — согласилась Пандора, — жаль, что в снах никакой ясности на этот счет не получилось.

— Что же, значит, тебе еще предстоит кое-что выяснить самой, прежде чем придут окончательные ответы. Спокойной ночи, Пандора.

Джанин крепко обняла подругу.

Улететь с Малого Яйца всегда было проблемой. Бен с Пандорой находились в аэропорту острова, больше напоминающем маленький сарай. Самолет опаздывал.

— Мы зря доверяемся людям с Большого Яйца, — со злостью произнес Бен. Если бы все зависело от них, то до Малого Яйца не долетал бы ни один самолет, ни один турист. Они бы всех туристов и их деньги получали сами.

В этот момент послышалось ровное жужжание моторов самолета. Отъезд и радовал, и волновал Пандору. В Феникс она решила ехать на поезде через американские штаты.

— Я ведь так мало знаю Америку, — объяснила она свое решение Бену, считавшему, что она поступает совершенно неразумно.

— Почему ты не хочешь лететь самолетом, раз — и ты на месте?

Пандора рассмеялась в ответ.

— Нет, — сказала она, — хочу поехать на поезде, увидеть разные города, интересные места, лица людей. Папа прислал мне подробный перечень всех мест, где он побывал. Так что и я хочу проехать хоть через какие-нибудь из этих городов. Это даст нам возможность поговорить об увиденном при первой после стольких лет встрече.

Пандора обняла Бена и пошла к самолету. Ей вдруг стало ясно, что она будет очень скучать по этому спокойному, уверенному в себе человеку, по его теплому телу со сладким ароматом.

— До свидания, Бен, — крикнула на прощание Пандора. Поднялась на борт и обернулась на удаляющуюся взлетную полосу лишь тогда, когда самолет поднялся в воздух и взял курс на Майами.

После мирных тихих месяцев, проведенных на далеком острове, аэропорт Майами показался Пандоре адом. Она даже начала ощущать, как ее охватывает неконтролируемая паника. Глаза заполнились слезами, веки беспомощно захлопали, ноги задрожали. «Ну уж нет! — твердо сказала она себе. — Это слишком похоже на старую, слабую и беззащитную Пандору. Ведь это же лишь аэропорт, набитый куда-то спешащими людьми».

Она медленно двинулась вперед, следуя за потоком людей по направлению к каруселям выдачи багажа. Будет ли там и ее чемодан? Естественно, он там был. Пандора сняла его с транспортера с неким чувством триумфа. Пройдя паспортный контроль, благополучно добралась до таможни. Ожидая своей очереди, она наблюдала за семьями, перемещавшимися по аэропорту обособленными группками. Причем, в каждой из этих семей мужчины были заняты в основном паспортами и авиабилетами, а женщины кое-как справлялись с детьми и ручным багажом. «Неужели всегда и во всем должен быть и тот, кому служат, и тот, кто служит?» — удивленно размышляла Пандора, наблюдая за семейками.

«Может быть, это и так, — думала она, отъезжая от аэропорта в одном из комфортабельных поездов „Эмтрек“. Просто я теперь на это смотрю по-другому, ибо много месяцев провела без Ричарда, много месяцев не была обязана никому прислуживать. Единственным человеком, за кем в это время я ухаживала, была я сама». Мысль прозвучала как-то эгоистично. Монахини-воспитательницы в их девичьем монастыре никогда бы не позволили подобной мысли вылезти наружу. Они проповедовали другое — то, что мать для любого мальчика центр его жизни. От нее он узнавал все об окружающем мире, да и сам этот мир существовал в основном вокруг факта, что мать любит своего сына и служит ему. Удобно устроившись в несущемся вперед поезде, Пандора услышала даже знакомый голос преподобной матери: «Повзрослев, мальчик находит себе жену. И она становится главной в его жизни, она любит его и служит ему, как служила до этого момента мать…»

«Как же это получается? — Пандора воспротивилась такому взгляду на вещи. — Ведь у меня никогда не было возможности треснуть по лицу Ричарда, Маркуса или Нормана. Я просто вынуждена была прятаться в те три норы моих с ними браков, что оказывались на пути. Я вынуждена была приспосабливаться к жизни с этими ущербными людьми. Ну все, пора прекращать постоянно думать об этой части моей жизни», — решила Пандора.

Рядом с ней сидел высокий мужчина в глубоко натянутой на уши шляпе «стетсон» и ковбойских сапогах, неудобно засунутых им под лавку.

— Извините, мэм, не могли бы мы с вами поменяться местами, а? Вы бы сели у окна, а я — ближе к проходу.

— Конечно, — ответила Пандора.

— Спасибо, мэм. — Они поменялись местами. — Меня зовут Тони, — сообщил ковбой, приветливо протягивая ей широкую ладонь. — Я еду в Даллас. Только что понырял на рифах в Красном море, а теперь с радостью возвращаюсь на пару недель на твердую землю.

Пандора взглянула в окно. Большинство пассажиров вокруг выглядели приятными и вполне обычными, занятыми собой людьми. Многие ехали куда-то, видимо, в поисках работы, другие путешествовали с целью получше узнать Америку. Ну а некоторые были явными бродягами. По мере того как поезд проходил города, описанные Фрэнком в его письмах, Пандора чувствовала, как между ней и отцом, которого она давно не видела, возникает новая близость.

Эль-Пасо — поезд окружила пустыня Нью-Мексико. Пески, казалось, охватывают весь горизонт. Тусон произвел впечатление места тихого, но какого-то анонимного. От отца Пандору отделяли теперь считанные мили.

Пандоре показалось, что у нее жар. Отец ведь был все эти годы для нее мифом, источником сильных сердечных мук. Сейчас, однако, все изменилось: признание матери сняло с ее души ощущение стыда и необъяснимого греха.

И все же она втянула голову в плечи, когда поезд наконец-то вошел в вокзал Феникса. На платформе стояли сразу несколько высоких мужчин. Один из них был ее отцом.

Фрэнк ее еще не заметил, но его зеленые глаза, унаследованные Пандорой, с волнением вглядывались в окна прибывающего состава. Пандора медленно направилась к выходу из вагона. «Такой радостью необходимо насладиться не торопясь», — решила она, спускаясь по ступенькам на платформу. Лицо отца казалось более худым, чем она это запомнила, но волосы по-прежнему были густыми и жесткими, хотя и приобрели пепельный оттенок. Она подошла к отцу, вложила свою руку в его.

— Здравствуй, папа.

Он несколько удивленно посмотрел на нее сверху вниз.

— Девочка моя, — наконец изумленно произнес Фрэнк. — Да это ж моя маленькая Пандора! — Он поднял ее на руки и крепко обнял.

В его руках она вновь ощутила себя птенцом в уютном гнезде.

— О, папа, — призналась Пандора, — я так долго ждала этого момента.

Оба заплакали. Мимо спешили по своим делам люди. Вокзалы и аэропорты — это те места, где не замечают плачущих взрослых людей, орущих детей и рыдающих женщин. Потому что в таких местах люди расстаются, встречаются вновь и при этом всегда льют слезы.

Помолчав, Фрэнк сказал:

— Давай я возьму твой багаж, родная. Не можем же мы тут стоять и выть, как дети малые.

Пандора шмыгнула носом, вытерла ладонью глаза.

Они пошли к стоянке. Отец открыл перед ней дверцу небольшого грузовичка. Пандора скользнула в кабину. Ее чемодан от «Луиса Вуиттона» несколько одиноко и печально разместился в пустом кузове пикапа. Он, видимо, не привык путешествовать в таких условиях.

— Я хотел бы тебе прежде всего сообщить, — начал Фрэнк, — что я опять женился.

— Да? Ты мне ничего об этом не писал.

— Знаю. Я хотел все объяснить тебе при встрече. Мою жену зовут Рут, она мне и правда хорошая жена, Пандора. У нее две дочки. Сейчас они уже обе замужем, но, когда мы жили все вместе, я помогал растить их. — Голос отца дрогнул. — Таким образом мне было легче пережить потерю тебя.

Пандора положила руку на локоть отца, и жест этот доставил ей истинное удовольствие.

— Рут всегда дома, Пандора. Она готовит еду, заботится обо мне, она любит меня. Твоя мать, знаешь, никогда не была такой. У Моники в голове бродили самые сумасшедшие мысли. Ну, во-первых, она считала, что у нее должны быть свои собственные деньги. Потом она решила, что ухаживать за мной нет никакой необходимости, потому что я уже взрослый мужчина и сам могу это делать. — Отец покачал головой. — Но хуже всего то, что я все еще люблю твою мать, какой бы стервой она ни была. Иногда, сидя с Рут у камина, я вдруг начинаю чувствовать вину перед Моникой. Ты знаешь, на протяжении этих лет я всегда знал, где она и что с ней.

— Понимаю, папа. Я тоже кое-что хочу тебе сказать, прежде чем мы войдем в твой дом. Однажды, когда мама приезжала ко мне на остров, она напилась и призналась, что все эти гадкие вещи, которые она говорила про меня и тебя… Она признала, что все они были выдумкой. — Пандора вдруг почувствовала, что дрожит. — Я спросила ее, почему же она говорила все эти мерзости, а она ответила, мол, потому, что наши с тобой отношения вызывали у нее ревность.

В кабине грузовичка повисла тишина, потом отец тяжело вздохнул.

— Слава Богу, — сказал он, — я всегда знал, что она все это выдумывала, но ты была слишком маленькой и не могла понять этого.

— Почему же она нас так ревновала? — Пандора задала вопрос, мучивший ее долгие годы.

— Наверное, потому, что сама она никогда до моего появления, не была желанна и любима. Да и мы с ней сошлись как масло и вода. Я-то любил ее, да и сейчас люблю, а вот ей не нужно было подобное, о котором мечтали все девушки вокруг. Она хотела того, что называла равенством. Рут совсем другая. Она следит за делами дома, а я занимаюсь бизнесом, зарабатываю деньги. Я покажу тебе мою маленькую мастерскую. Она в нескольких кварталах от дома.

— Ты счастлив, папа?

— Да, я счастлив. Но мне все же не хватает того огня, что был в Монике.

Пандора рассмеялась.