Магнолия, артистка на амплуа инженю, мало отличалась от того ребенка, который когда-то закатывал истерики, чтобы добиться своего.

— Подожди минутку, — рассеянно пробормотал Энди. — Не могу же я оставить деньги разбросанными на столе. Германский Национальный банк и так делает мне любезность, принимая мои вклады в любое время… Восемьсот и пятьдесят… восемьсот пятьдесят… девятьсот…

— Какое мне дело до твоих денег! — крикнула Магнолия, топнув ножкой. — Это нечестно с твоей стороны! Ты же обещал! И я уже совсем готова!

— Ах ты Господи, Нолли! Ты, кажется, собираешься идти по стопам твоей мамаши! Можно подумать…

— О, как вы красивы! — воскликнула Магнолия. Энди с удивлением поднял глаза. Она смотрела поверх его головы на кого-то, кто стоял в дверях. Энди резко крутанулся на своем вращающемся стуле. В дверях стоял, конечно, Равенель. Капитан Энди присвистнул, несомненно выражая восхищение.

— О, как вы красивы! — снова воскликнула Магнолия, захлопав в ладоши, как ребенок.

— Вы еще красивей, мисс Магнолия! — сказал Равенель.

Сделав несколько шагов вперед, он взял в свои руки правую ручку Магнолии и поцеловал ее. Магнолия недаром была дочерью галантного Энди и актрисой: она ничем не выказала своего удивления и ограничилась небрежным и грациозным кивком головы. Сам Энди не без удовольствия смотрел на высокую стройную фигуру, почтительно склонившуюся перед его дочерью. Но вдруг на лице его появилось выражение тревоги. Он вскочил со стула и стал взволнованно дергать свои бачки.

— Постойте-ка, Равенель! Надеюсь, вы не бросаете нас? На вас чертовски шикарный костюм… Вы целуете руку Магнолии… Не значит ли это?

Равенель смахнул с рукава своего костюма несуществующую пылинку:

— Это самый обыкновенный костюм, сэр. Я всегда одеваюсь так. Когда вы увидели меня впервые, дела мои были плохи. Явление временного характера. Может случиться со всяким джентльменом.

— Разумеется! — согласился капитан Энди. — Разумеется! Просто я подумал, что вы собираетесь покинуть нас, и был очень встревожен. Не знаю, чем вы занимались до сих пор. Но вы рождены быть актером. Оставайтесь с нами. Я прибавлю вам жалованье. Вы будете получать двадцать…

Равенель покачал головой.

— Двадцать пять!

Равенель опять покачал головой.

— Тридцать долларов! Видит Бог, ни один актер-любовник не получает больше.

Движением своей красивой белой руки Равенель остановил его:

— Не будем говорить о деньгах, капитан. Впрочем, если вы могли бы одолжить мне пятьдесят долларов… очень вам благодарен!.. Я хотел просить вас, миссис Хоукс, и мисс Магнолию оказать мне честь пообедать со мной сегодня в городе и поехать в театр. Я знаю прекрасный французский ресторан…

— Папа! — воскликнула Магнолия и, бросившись к маленькому капитану Энди, буквально окутала его шуршащим шелком и запахом нежных духов. Обхватив обеими руками шею отца, она прижалась своей нежной щечкой к его седеющей голове. Глаза ее сделались огромными. Не отрывая взгляда смотрела она на Равенеля.

— Папа! — повторила она.

Долгие годы сожительства с Парти Энн научили капитана Энди некоторой осторожности.

— Твоя мама… — начал было он нерешительно. Магнолия отскочила от него, бросилась к Равенелю и повисла на его руке. Ее прекрасные глаза были полны слез. Правая рука Равенеля легла на маленькую ручку, так доверчиво обхватившую его левую руку.

— Он обещал мне! А вот теперь ему нужно считать эти противные деньги! Док, который должен был нас здесь встретить ровно в полдень, задержался в Батон-Руже! Мама ушла на берег! Мы собирались ехать на озеро Поншартр и обедать там! А он еще не переоделся! Скоро уже четыре часа!

— Магнолия! — воскликнул Энди и так вцепился в свои бачки, как будто хотел оторвать их.

Магнолия была в самом выгодном положении. Перед нею стояли двое мужчин, которые обожали ее и которых она обожала. Она решила подвергнуть испытанию их любовь. Выражение ее лица сделалось трагическим — не настолько, однако, чтобы потерять хоть частичку своего очарования. Она повернулась к тому из них, который любил ее более глубоко и менее эгоистично:

— Ты совсем не думаешь обо мне и о моем счастье. Ты вечно занят своим театром и деньгами. Разве я мало работаю весь год? Я имею право повеселиться. Ты должен исполнить свое обещание.

— Я исполню его, Нолли. Мы поедем в город. Но твоя мама еще не вернулась. Войди в мое положение. Не мог же я предвидеть, что Док застрянет в Батон-Руже. Мы успеем и пообедать, и побывать в театре. Разумеется, от поездки к озеру…

Магнолия вскрикнула. Это был вопль отчаяния. Темные глаза умоляюще поднялись к Равенелю.

— Именно о поездке-то я больше всего и мечтала. Я обожаю лошадей. Мне так редко приходится кататься в экипаже. В маленьких городишках всегда попадаются такие клячи! А здесь можно достать пару прекрасных, резвых, холеных лошадей с длинными шелковистыми хвостами, с раздувающимися ноздрями, упряжь их сверкает на солнце, а экипажи роскошны с мягкими подушками на сиденье!.. Мне так хотелось к озеру! Там можно было бы…

Она начинала заговариваться, но была по-прежнему обворожительна. С каждой минутой просьбы ее становились все убедительнее.

Равенель с трудом удерживался от безумного желания заключить ее в свои объятия.

— Если вы доверяете мне, капитан, — обратился он к окончательно подавленному Энди, — я постараюсь привести в исполнение план, только что пришедший мне в голову. Я прекрасно знаю Новый Орлеан и меня… гм… хорошо знают в Новом Орлеане. Мисс Магнолия так мечтала об этой поездке! Я достану самый лучший выезд. Прекрасные гнедые рысаки. Вполне надежные.

Магнолия по-детски взвизгнула от восторга.

— Разрешите нам прокатиться к озеру, капитан Хоукс! — продолжал Равенель. — Если вам угодно, мы можем пригласить с собой миссис Минс или миссис Сопер…

— Ну уж нет! — решительно возразила Магнолия.

— Мы встретимся с вами и с миссис Хоукс в ресторане Антуана.

— Ну, папа! — воскликнула Магнолия. — Ну, папочка!

— Твоя мама… — снова начал Энди. Груда несосчитанных денег все еще лежала на столе. Надо было на что-нибудь решиться. Капитан Энди подошел к окну и осмотрел набережную и ближайшую улицу:

— Не знаю, куда она девалась…

Он отвернулся от окна и беспомощно посмотрел на юную парочку, стоявшую перед ним. При виде их — таких молодых, красивых, радостных и взволнованных — романтическое сердце капитана Энди растаяло. Магнолия была так мила в своем праздничном наряде! Равенель — так элегантен в новом костюме!

— Ну что же, по-моему, в этом нет ничего предосудительного. В половине седьмого мы с мамой будем ждать вас в ресторане Антуана.

Капитан Энди напрасно условливался о встрече. Магнолию с Равенелем уже сдуло из кассы. Казалось, ветер подхватил их и на невидимых крыльях вынес из тесной комнатки и затем, пролетев вместе с ними по сходням, бережно поставил их на набережную. Дальше они пошли сами Плоская Ступня почти благожелательно посмотрел им вслед.

Энди вернулся к письменному столу и снова принялся за работу. Пробило четыре часа, потом половина пятого. Карандаш капитана без устали выводил столбцы цифр. Сборы за эту поездку были, как никогда высоки.

— Этот Равенель — настоящий клад. И такой славный малый! Тридцать долларов — это совсем недорого.

Но что это? Господи Боже! Послышался ужасный крик. В тот самый момент, когда капитан Энди дошел в своих подсчетах до тысячи трехсот долларов, кто-то стремительно пронесся по сходням и вихрем влетел в комнату. Чья-то рука неистово впилась в его плечо и повернула к себе, заставив жалобно заскрипеть крутящийся стул. Перед ним стояла Парти Энн. Шляпа ее сбилась набок, грудь взволнованно вздымалась, глаза были вытаращены, рот искривился.

— На берегу канала! — тихонько взвизгнула она. По-видимому, крик, который она собиралась издать, застрял у нее в горле. По крайней мере, сдавленный визг ее прозвучал в высшей степени неестественно. — На берегу канала! Вдвоем… собственными глазами… в эки… ки… ки…

Партинья упала на стул. Она, казалось, обезумела. Энди не на шутку встревожился. В эту минуту перед окном кассы мелькнула высокая, неуклюжая фигура трагика Фрэнка. Он остановился в дверях и каким-то странным взглядом посмотрел на Парти. Дыхание его было прерывисто, он казался очень взволнованным.

— Она убежала от меня, — пояснил он Энди. — Увидев, как они проезжают в экипаже, миссис Хоукс бросилась от меня к ним. Бегом! Бросилась догонять их. Весь Новый Орлеан решил, наверное, что она сошла с ума. Я хотел было подойти к ней, но она опять убежала, но на этот раз по направлению к пристани. Женщина ее возраста! За кого вы меня принимаете, скажите на милость?

Но Парти не слушала его. Он не существовал для нее. Лицо ее было белее мела.

— Он убийца! — прохрипела она.

Терпенье Энди, испытываемое целый день, наконец лопнуло.

— Да что с тобой? Может быть, ты в самом деле спятила? Кто убийца? Фрэнк, что ли? Кого он убил? Я, например, с удовольствием убил бы сейчас вас обоих за то, что вы, как безумные, ворвались ко мне, мешаете мне заниматься делом и перевернули все вверх дном. Здесь касса, а не сумасшедший дом!

Дрожа с головы до ног, Парти Энн Хоукс выпрямилась во весь свой высокий рост. Когда она заговорила, голос ее звучал взволнованно, но твердо:

— Слушай же, ты, глупец! Я попыталась было узнать что-нибудь от того субъекта, который вечно торчит на набережной и с которым разговаривал сегодня утром Равенель. Он не захотел отвечать на мои расспросы и посоветовал мне обратиться к начальнику полиции. Я исполнила его совет. Я пошла к начальнику полиции. Он оказался настоящим джентльменом. Так вот, он совершил убийство.

— Начальник полиции! Убийство! Кого же он убил?

— Нет! — крикнула Парти. — Не начальник полиции! Равенель! Он убил!

— О Боже! Когда? Кого?

Энди вскочил. Может быть, Магнолия нуждается в его помощи!

— Год тому назад. Год тому назад, в этом самом городе.

У Энди отлегло от сердца. Но испуг был слишком сильным, и он пришел в бешенство.

— Его за это не повесили, правда?

— Кого не повесили? — переспросила Парти.

— Кого? Равенеля! Не повесили же его!

— Конечно, нет. Ты же сам знаешь, что он гуляет на свободе. Он сказал, что убил защищ…

— Вот как! Убийцу отпустили на все четыре стороны! Значит, он и не преступник вовсе. Убил потому, что должен был убить, вот и все.

— Вот и все, по-вашему? Нет, капитан Хоукс! Далеко не все. В эту самую минуту твоя единственная дочь едет в экипаже вдвоем с убийцей! Я видела их своими собственными глазами! В то время как я старалась все разузнать и предотвратить надвигающуюся опасность… за моей спиной… она… с ним! Это дело твоих рук! Твоя единственная дочь… среди бела дня… при всем честном народе… с убийцей!..

— Поди ты к черту! — неожиданно взвизгнул капитан Энди. В минуты бешенства в голосе его появлялись необычайно высокие ноты. — Да будет вам известно, миссис Хоукс, что я тоже совершил убийство! Да-с! Мне было тогда девятнадцать лет. И это нисколько не помешало мне быть в течение двадцати пяти лет одним из самых уважаемых людей на реке!.. Вот вам! И если вам уж так хочется говорить об уб…

Партинья Энн Хоукс больше не слышала мужа. Она упала в обморок. Это был первый обморок в ее жизни.

Глава десятая

Гайлорд Равенель и не думал влюбляться. А уж мысль о женитьбе вовсе не приходила ему в голову. Он искренне считал себя человеком, совершенно не подходящим для брака. Но вот уже два раза останавливался «Цветок Хлопка» в Начезе, а он все еще оставался актером, играл первых любовников и целыми днями придумывал, как бы провести миссис Хоукс и остаться наедине с Магнолией. Он был страстно влюблен. Упрекнуть его в том, что он уступил любви без боя, было трудно. Каждый день он принимал твердое решение бросить всю эту нелепую затею. Неужели это он, Гайлорд Равенель, служит в плавучем театре за какие-то жалкие тридцать долларов в неделю! Он, выигрывавший (и проигрывавший) в покер и фаро по тысяче в ночь! Правда, каждый день он точно так же решал никогда больше не притрагиваться к картам, сделаться достойным прелестной девушки, стать необходимым Энди и во что бы то ни стало узнать, в чем же наконец, ахиллесова пята Парти.

В свои двадцать четыре года ему приходилось иметь дело с самыми разными женщинами. Он любил нескольких. Его любили многие. Но женщины, похожей на Магнолию, он не встречал никогда. Обстановка в которой она жила, наложила на нее особый отпечаток. Постоянное общение с людьми, характеры которых не укладывались в обычные рамки, жизнь на реке полная грубых, романтических, грязных, трагических и смешных черт, мудрая терпимость и жизнерадостность, унаследованные от отца, наконец, свобода, которой, казалось, был наполнен самый воздух в плавучем театре, — все это способствовало развитию в ней яркой индивидуальности, блеска, ума, непринужденности — качеств, которые обычно встречаются только у женщин вдвое старше и во сто раз опытнее ее. Была у нее и известная строгость, которой она, конечно, была всецело обязана матери. Во всяком случае, держалась она с большим достоинством. На реке к юной дочери капитана относились очень почтительно. Но она была влюблена, и во взглядах, которые она бросала на Равенеля, было что-то еще совсем детское. Ощущая на себе эти взгляды, он мечтал броситься в Миссисипи (хотя вода в ней отнюдь не отличалась чистотой) и омыться от грехов, как это делают паломники в Иордане.