Кутаясь в платок, Магнолия Равенель смотрела, словно зачарованная, на маленький кожаный бумажник. Но все-таки она не дотронулась до него.

— Две тысячи долларов? — спросила она.

— Н… надеюсь, я сосчит…тал п-правильно…

Речь Гайлорда становилась все менее внятной.

— Откуда они у тебя, Гай?

— Не все ли равно? Я выпутался!

С некоторым усилием Гайлорд расстегнул жилет. Он безостановочно зевал. У него был вид человека, который тяжким трудом заработал право на отдых.

Магнолия пристально смотрела на мужа. Лицо ее напоминало в эту минуту рисунок, сделанный тушью: белые щеки, громадные глаза, черные волосы.

— Ты взял эти деньги у Хетти Чилсон?

Гай не снял, а сорвал с себя воротничок. У него был оскорбленный вид. Не рассерженный, а именно оскорбленный.

— Как ты можешь говорить такие вещи, Магнолия! У милой старой Хетти я взял только одну тысячу. Ни цента больше. Потом я пошел к Шиди и выиграл тысячу. Мне адски повезло. Ведь там рулетка! Я не спец… ц… циалист по этой части. Не л… люблю рулетку. Др…ругое дело фараон! Ар…ристократическая игра! Т…тысячу у Хетти… другую на рулетке… выиграл… Т…тысячу… Тыс…

Он упал на кровать.

Заснул Гай сразу, тяжелым, глубоким сном. Его изящная голова лежала на самом краю подушки. Став на колени, Магнолия попробовала устроить его удобнее. После некоторых усилий это удалось. Она укрыла его одеялом. Потом снова закуталась в платок и словно застыла, пристально глядя на туго набитый бумажник. Взошло солнце. В комнату медленно вползла серая мгла рассвета. Нужно было потушить лампу. Магнолия встала. Взяла в руки бумажник. Перед тем как выключить газ, она старательно отсчитала десять бумажек по сто долларов. Тысяча долларов. Она прикасалась к ним очень осторожно, немного брезгливо. Легкая гримаса отвращения искривила ее рот. Отсчитанную тысячу она положила на комод. Бумажник с оставшимися деньгами сунула под подушку. Равенель не пошевелился. Погасив Лампу, Магнолия вернулась к кровати и надела стоявшие рядом с ней туфли. Потом вынула из комода чистую белую блузку, а с вешалки, покрытой белой простыней, сняла юбку и жакетик. Она согрела воду, вымылась, причесалась, оделась, положила шляпу на комод, потом уселась в единственное более или менее удобное кресло — грязное, продавленное кресло, красная бархатная обивка которого говорила о лучших временах — и стала ждать. Ей даже удалось немного вздремнуть. Безжалостный утренний свет падал ей прямо в лицо. Магнолия проснулась около полудня. День был пасмурный и слегка туманный, как, впрочем, почти всегда в Чикаго. Она внимательно посмотрела на Гайлорда. Тот все еще спал. Он казался таким юным, беспомощным, невинным, жалким. Магнолия снова сварила кофе и большими, жадными глотками выпила его. Поставив на место чашку, она надела жакетик и шляпу, положила в сумочку тысячу долларов и посмотрела в зеркало.

— Как плохо я выгляжу, — подумала она равнодушно.

Неопрятная хозяйка, стоявшая у подъезда, вытряхивала половики прямо на улицу, как будто считая своим долгом внести личную лепту в уличную грязь Чикаго.

— Что заставило вас подняться в такую рань, миссис Равенель? Дело или безделье?

Собственная шутка показалась ей, очевидно, очень удачною.

— Дело, — ответила Магнолия.

Глава семнадцатая

Красный кирпичный дом, охраняемый каменными львами, показался Магнолии зловещим. Тяжелой пеленой нависла над ним привычная мгла Чикаго. Ступени подъезда казались осевшими. Даже у львов был какой-то жалкий вид. Освещенное бледными лучами солнца, преломлявшимися в густом тумане, здание это производило впечатление рябой, морщинистой, злой колдуньи, сидящей на корточках посреди рыночной площади и вспоминающей о лучших днях.

Была уже половина первого. Дойдя до дома Хетти Чилсон, Магнолия Равенель почувствовала внезапно, что мужество покидает ее, и быстро прошла мимо. Она так сильно волновалась, что сама не заметила, как очутилась в южной части города. Случайно нащупав в сумочке пачку кредиток, Магнолия опомнилась и твердо решила привести в исполнение задуманное. Она открыла сумочку, посмотрела на деньги, повернулась и быстрым шагом пошла обратно к дому. На этот раз она не колеблясь позвонила у входной двери. Дожидаясь, пока ей отворят, она разглядывала чисто вымытые ступени и старалась не замечать мурашек, пробегавших у нее по спине. Колени ее дрожали. В любой момент ее мог увидеть какой-нибудь знакомый. Ее, Магнолию Равенель, у дверей знаменитой Хетти Чилсон! Ну так что ж! Все это вздор! Она позвонила вторично.

Негр в белоснежной куртке открыл ей дверь. Почему-то — Магнолия сама не знала почему — печальные глаза негра успокаивающе подействовали на нее. Теперь она знала, как себя держать.

— Мое имя — миссис Равенель. Мне надо поговорить с Хетти Чилсон.

— Миссис Чилсон занята, сударыня, — сказал негр, как бы отвечая затверженный урок. Но, по-видимому, вид бледной, хорошо одетой, серьезной дамы все-таки произвел на него впечатление. За последнее время ему не раз приходилось иметь дело с подобными дамами, которые на его заявление, что миссис Чилсон занята, показывали ему какие-то удостоверения и настойчиво требовали, чтобы их впустили.

— Вы из «Охраны нравственности»?

Не поняв, что он, собственно, хочет сказать этим, Магнолия отрицательно покачала головой. Негр сделал вид, что собирается закрыть дверь. Но Магнолия недаром прожила столько лет на юге.

— Не смейте закрывать дверь! Мне надо видеть Хетти Чилсон!

Властный тон подействовал.

— Что вам угодно?

Магнолия совершено овладела собой. Ведь это не обычный жилой дом, а «заведение».

— Скажите вашей хозяйке, что с ней желает говорить миссис Равенель. Скажите, что я пришла возвратить принадлежащую ей тысячу долларов.

Она открыла сумочку и показала негру пачку кредиток. Он вытаращил глаза:

— Хорошо, сударыня. Я скажу ей. Войдите, сударыня.

Магнолия вошла в дом Хетти Чилсон. Она была испугана, колени слегка дрожали. Крепко сжимая в руках сумочку, она с любопытством осматривалась по сторонам. Стены вестибюля были обиты красной парчой, пол — сплошь устлан коврами. Высокая лампа у самой лестницы освещала уютное помещение мягким розовым светом. На подоконниках красовались громадные севрские вазы. Точно такие же вестибюли были в особняках богатых купцов на Прэри-авеню или на набережной. В вестибюле было очень тихо. Иногда доносился стук открываемой или закрываемой двери, пахло кофе.

Наконец на лестнице показалась Хетти Чилсон, высокая, полная, внушительная особа в черном шелковом платье с белой отделкой. Казалось, что-то мешало ей двигаться быстро и легко. Одной рукой Хетти все время держалась за перила. Магнолия нашла, что она очень постарела за последние десять лет, не могло быть сомнений в том, что она страдает каким-то тяжелым недугом.

— Что вам угодно? — спросила Хетти Чилсон.

Ее умные глаза в упор смотрели на посетительницу.

Слуга-негр бесшумно двигался по вестибюлю.

— Вы миссис Равенель?

— Да.

— Чем могу служить?

Магнолия чувствовала себя школьницей, которую экзаменует строгая, но доброжелательная учительница. Она открыла сумочку, достала пачку кредиток и протянула ее Хетти. Щеки ее пылали.

— Вот деньги, — пробормотала она. — Деньги, которые вы дали нам… моему мужу.

Хетти Чилсон посмотрела на пачку кредиток.

— Я не давала ему денег. Я только одолжила их ему. Он сказал, что вернет. Я поверила. Имя Равенеля — достаточная гарантия.

Магнолия поднесла к руке Хетти Чилсон пачку кредиток, взяла эту руку и всунула в нее деньги почти насильно.

— Мы не хотим этих денег.

— Не хотите? Зачем же он приходил тогда просить их? Ведь у меня не банк, откуда в любой момент можно брать деньги и куда их можно возвращать когда заблагорассудится.

— Извините, пожалуйста. Он не знал… Я не могу… Мы не можем… я не могу взять эти деньги.

Хетти Чилсон посмотрела на пачку кредиток, приняла деловой вид и вооружилась очками.

— Так вот вы какая!

Она дважды пересчитала деньги:

— А ваш муж знает о том, что вы пошли ко мне?

Магнолия ничего не ответила. Держалась она с большим достоинством, но чувствовала себя очень глупо. Деловой вид Хетти Чилсон особенно подчеркивал некоторую мелодраматичность поступка Магнолии.

Хетти подозвала негра в белой куртке.

— Моисей, пришли сюда Джули. Скажи, чтобы она захватила с собой блокнот и перо.

Негр бросился бегом по устланной ковром лестнице.

Послышались голоса, стук в дверь. Хетти повернулась к Магнолии:

— Я сейчас дам вам расписку. В случае чего, вы покажете ее мужу.

С этими словами она подошла к лестнице и остановилась там, глядя наверх. Магнолия невольно подняла глаза в том же направлении. На верхней площадке лестницы показалась стройная женская фигура. На ней было черное шелковое платье с белым воротничком, скромное и приличное. В полумраке вестибюля трудно было разглядеть ее лицо. Магнолия обратила внимание на то, что волосы у женщины почти совсем седые. На мгновение она задержалась у самой лампы, разговаривая с Хетти Чилсон. Лицо у нее было очень бледное, почти белое, с желтоватым отливом слоновой кости, похожее на лицо покойника. В белых волосах мелькали черные пряди. Она была очень худа. Мертвенная бледность лица как-то особенно подчеркивала черноту ее глаз. Магнолия не могла оторвать от нее взгляда. Эта женщина с потухшим взором, занимавшая, по-видимому, положение секретарши или компаньонки, показалась ей знакомой. Может быть, она видела ее где-нибудь в театре или на скачках? В памяти смутно мелькало что-то, так и не доходившее до сознания.

— Напишите расписку в получении тысячи долларов от миссис Гайлорд Равенель. Р-а-в-е-н-е-л-ь. Так. Давайте, я подпишу. Извините, — сказала она, обращаясь к Магнолии. — Мне нужно попасть в банк не позже двух. Джули, отдайте миссис Равенель расписку. И как можно скорее проходите наверх.

Хетти стала подниматься по лестнице. Своеобразным достоинством дышала отяжелевшая фигура этой странной женщины. Магнолия смотрела ей вслед. Хетти Чилсон все время опиралась о перила. Руки у нее были тонкие и красивые. Почти старуха, согнувшаяся под бременем лет и грехов. Магнолия чувствовала себя рядом с нею очень глупой.

Секретарша оторвала листок от блокнота, подошла к Магнолии и протянула расписку.

— Тысяча долларов, — сказала она.

У нее был глубокий, звучный голос.

— Проверьте, пожалуйста.

Магнолия взяла расписку. Не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит, она ощутила дрожь во всем теле. Бумажка выпала из ее рук. Обе женщины нагнулись одновременно, выпрямились и невольно улыбнулись друг другу. Но внезапно улыбка на лице секретарши превратилась в гримасу ужаса. Каждая черта бледного лица исказилась немым отчаянием. Потухшие глаза расширились. Рот искривился. В течение одного короткого мгновения, показавшегося им вечностью, обе женщины пристально смотрели друг на друга. Потом секретарша опустила глаза, бросилась к лестнице и исчезла, точно призрак. Магнолия вскрикнула и сделала несколько шагов вперед:

— Джули! Джули! Не уходите!

Собственный голос показался ей незнакомым.

Тотчас же откуда-то появился Моисей.

— Выход здесь, сударыня, — почтительно сказал он, распахивая перед нею двери. Магнолия вышла.

Спускаясь по ступенькам, она уже не видела каменных львов, охраняющих красный дом, не видела желтого зимнего солнца. Слезы застилали ей глаза. Прохожие, сновавшие взад и вперед по Кларк-стрит, не обращали на нее внимания. Мало ли в Чикаго плачущих женщин! Но если бы даже кто-нибудь вздумал остановить ее, спросить, что с нею, или предложить ей свою помощь, она не нашлась бы что ответить. Ведь не могла же она сказать: «Мне показалось, что я видела призрак женщины, которую я знала, когда была совсем маленькой… Был ясный летний день… я влезла на калитку… Белый домик в маленьком городке… Она прошла мимо… на ней было черное платье с треном… вуаль на ее шляпе развевалась по ветру… и вот я видела ее только что… нет, должно быть, мне это померещилось. Не может быть! Не может быть!»

Магнолия постаралась овладеть собой. Она вытерла слезы, опустила вуальку. Ей так нужны были силы! Ведь так много еще предстояло сделать в этот день. У нее было такое чувство, что с момента возвращения Равенеля прошла целая вечность. Спать Магнолии не хотелось. Просто она устала, как еще никогда не уставала в жизни. Все случившееся казалось ей далеким и туманным, отодвинутым в прошлое. Она подумала, что следует поесть. Ведь утром она выпила только чашку черного кофе и почти ничего не ела накануне.

В кошельке осталось немного мелочи, Магнолия открыла сумочку, посмотрела расписку, подумала о том, какой твердый и деловой почерк у Хетти Чилсон, и стала считать: двадцать пять — тридцать пять — сорок, пятьдесят — семьдесят три цента. Целое состояние! Зайдя в кафе на Гаррисон-стрит, она съела бутерброд и выпила две чашки кофе. Самочувствие сразу улучшилось. Магнолия внимательно осмотрела себя в зеркало. Бледное лицо, следы слез, слегка распухший нос, выбившиеся из-под шляпы волосы. Где-то она читала — или слышала, — что у человека, ищущего работу, должны быть прежде всего чистые башмаки. Осторожно, стараясь, чтобы никто не увидел, Магнолия вытерла ботинки о чулки, как это делала, когда была маленькой.