Карина Рейн - Плейбой

Вдох-выдох, Кристина.

Ты в безопасности.

— Привет, дорогая, — улыбается из кухни мама. — Как день прошёл?

— Хорошо, — неуверенно улыбаюсь в ответ, впервые осознавая, что говорю правду. — Немного устала и слегка проголодалась, а так всё в полном порядке.

Кажется, мой ответ удивляет родительницу, если судить по тому, как лихорадочно засветилось её лицо.

— Отлично! В таком случае переодевайся и приходи ужинать — отец сделал твою любимую курицу под ореховым соусом.

Киваю и скрываюсь в своей комнате, с опозданием осознавая, что забыла у Анны Андреевны свою сумку с конспектами. Отвешиваю себе мысленно подзатыльник и делаю в голове пометку зайти к ней завтра перед парами. Скидываю тёплый свитер и джинсы и прихватываю с собой в душ пижаму — хлопковые шорты и топик на тонких бретельках сливочного цвета. Запах яблочного шампуня и ванильного геля для душа напоминают мне, что я та же девушка, что и сегодня утром, и немного успокаивают взбудораженные нервы.

После водных процедур натягиваю на слегка влажное тело пижаму и застываю перед зеркалом; оно запотело от пара, и я едва могу различить в нём очертания своего лица, но мне всё равно страшно. Выдыхаю и вспоминаю всё, что говорила Анна Андреевна: принять саму себя и то, что со мной случилось; но как можно принять всю эту грязь? Как относиться к себе без презрения после всего? Ходить с завязанными глазами и отворачиваться от отражающих поверхностей гораздо проще, чем набраться духу и заглянуть в лицо настоящему. Но я всё же поднимаю руку и провожу ею по поверхности зеркала, оставляя за собой чистую линию, и всматриваюсь в уже ставшие незнакомыми черты.

Первыми, конечно же, отмечаю глаза, которые, кажется, стали как-то глубже что ли; в них потух прежний блеск — вместо этого чётко была видна печать боли, перенесённой за прошедший год, и от этого они делали меня старше, чем я есть. Черты лица немного заострились; щёки впали, и чётко вырисовывались скулы; волосы казались тусклыми и безжизненными…

Как будто из меня потихоньку кто-то высасывал жизненные силы, и теперь я медленно превращаюсь в мумию.

Господи, и на это страшное тощее существо запали сразу два парня?

Ну хорошо, допустим, Сергей положил на меня глаз ещё до того, как превратилась в жертву холокоста, но почему то же самое случилось с Лёшей? Нужно быть абсолютно слепым, чтобы ему понравился кто-то вроде меня; не то, что бы меня это заботило, но озадачивало однозначно. Конечно, я осознаю, что весь мой внешний вид — да и внутренний тоже — это не мой добровольный выбор, только легче от этого не становилось.

Возвращаюсь в комнату, где подсушиваю волосы полотенцем, и открываю на ноутбуке ВК, чтобы узнать, нет ли каких новостей по учёбе. Внимание тут же приковывают висящие в личке сообщения, и я тут же лезу туда, догадываясь, кто может быть одним из отправителей, и от этого тело заходится какой-то странной дрожью.

Мне страшно и любопытно одновременно.

Одно сообщение оказывается от Женьки.

«Не знаю, подойдёт ли, но мне кажется, это твоя тема, — пишет девушка. — Так или иначе, у всех нас проблемы чаще всего связаны с парнями J».

К тексту была прикреплена песня «КейСи — Бог с тобой»; вообще-то, мне не нравится, как поют девушки, но эта меня действительно цепляет, хотя на словах «мне уже не больно» и «я больше не заплачу» я чувствую как раз-таки противоположное.

А вот второе сообщение действительно оказывается от Странника.

«Это не «нет», — читаю, и почему-то представляю его улыбку, когда он набирал этот текст.

Потираю лицо ладонями и подхожу к окну; вглядываюсь в темноту, которая рябит горящими окнами девятиэтажки, и пытаюсь понять, почему из огромного количества пользователей этот парень со странным ником выбрал именно меня. Почему ему показалось, что именно со мной он сможет подружиться — пусть и только виртуально? Ему хватило нескольких взглядов на мои фотографии, чтобы понять, что я за человек? Такое под силу только психологу и то не всегда…

Опускаю взгляд и замечаю фигуру Лиса, сидящего на скамейке у моего подъезда.

Почему он всё ещё здесь?

Словно чувствуя на себе мой взгляд, парень поднимает голову, и я шарахаюсь от окна: не хватало ещё, чтобы он подумал, будто я за ним подсматриваю…

Бросаю беглый взгляд на экран монитора и выхожу из комнаты: ничего страшного не случится, если я отвечу своему совсем не странному «другу» чуть позже.

— Ты сегодня поздно, — удивлённо констатирует папа. — Обычно ты стараешься вернуться домой до темноты.

— Да, я… немного задержалась в библиотеке, — вру без зазрения совести.

Думаю, родители пока не готовы узнать о том, что я полдня провела в квартире у незнакомой женщины, сбежав от парня, который меня изнасиловал.

Да уж, разговор был бы тот ещё.

— Но ты хотя бы начала выбираться из своей раковины, это похвально, — улыбается мама. — Я уже и не надеялась на это.

Виновато улыбаюсь, прекрасно понимая, что весь этот год трудно было не мне одной — мои родители тоже настрадались, слушая мои истерики как ночью, так и днём; я мучила всех, считая, что у меня есть на это полное право…

Боже, какая же я эгоистка…

— Я стараюсь исправиться, — заверяю обоих родителей. — Честно.

— Это здорово, милая, но ты не обязана делать то, что тебе не хочется, — качает головой мама. — Не нужно пытаться быть другой просто потому, что от тебя этого ждут другие; не нужно подстраиваться под кого-то, потому что для кого-то новая ты стала неудобной. Будь собой. И не позволяй никому делать из тебя кого-то другого.

Киваю, со вздохом впитывая в себя прописные истины, и начинаю за обе щеки уплетать свой ужин: надо же, я и не знала, что так сильно хочу есть, пока не взялась за вилку.

Видать, стресс от очередной встречи со Сталевским даёт о себе знать.

После ужина папа зовёт меня посмотреть с ним фильм, но моё неуёмное желание ответить Страннику с каждой минут всё сильнее, так что я отказываюсь и прямиком иду к себе, где сажусь за ноутбук.

«Почему именно я?» — спрашиваю и с удивлением понимаю, что мой собеседник сейчас онлайн.

«Что ты имеешь в виду?» — тут же получаю в ответ.

«Ну согласись, что ткнуть пальцем в небо и с первой попытки попасть на мою страничку в такой глобальной соцсети было бы попросту нереально. Значит, ты сознательно выбрал именно меня. Вот я и спрашиваю — почему?»

Несколько минут он просто молчит, хотя по-прежнему остаётся в сети, и я уже начинаю думать, что ему нечего ответить, когда он начинает набирать сообщение. Его ответ получается довольно объёмным, если судить по тому, что печатал он минут семь, но то, что я прочитала, заставило моё сердце ухнуть куда-то вниз:

«Я бы тебя на руки взял,

Я бы тебя взял и унёс,

Тихо смеясь на твои «нельзя»,

Вдыхая запах твоих волос.

И, не насытившись трепетом тел,

Стуком в груди нарушая тишь,

Всё просыпался бы и глядел,

Плача от радости, как ты спишь.

Я бы к тебе, как к ручью, приник,

Как в реку в тебя бы вгляделся я,

Я бы за двести лет не привык

К бездонной мысли, что ты моя.

Если бы не было разных «бы»,

О которые мы расшибаем лбы…»

Теперь наступает моя очередь на несколько минут впасть в ступор и потерять дар речи от прочитанного. В этом стихотворении — пусть и не Странник был его первоначальным автором — чувствовалась душа, как если бы он писал её искренне, а не просто для того, чтобы произвести впечатление на наивную дурочку. И впервые за весь год меня не штормило от омерзения и не хотелось отмыться от мысли о том, что мной заинтересовался парень. Внутри растекалось приятное тепло, согревающее душу, а сердце соревновалось с лёгкими в скорости — я даже мыслей своих не слышала от его стука.

Очевидно, я молчала слишком долго, потому что снова получаю сообщение от Странника.

«Я же говорил, что мы с тобой друг другу как пара не подходим, но это не значит, что я этого не хочу, — читаю и снова чувствую жар — на этот раз иного рода, и меня это пугает. — Ложись спать, красавица. Пусть во сне тебе приснится кто-то надёжный, а не я».

Захлопываю крышку ноутбука и чувствую, как пылают мои щёки: ещё никогда прежде парни не посвящали мне стихотворений.

А ещё мне было интересно: нормально ли то, что я, не зная человека в лицо, доверяю ему так же, как и себе самой?..

Скорее всего, нет.

Ложусь спать, оставив тусклый свет настольной лампы, и буквально тут же проваливаюсь в сон, в котором я должна была, по совету Странника, увидеть кого-то надёжного, но вместо него вижу внука Анны Андреевны.

Самый надёжный человек на свете, ага.

Чужеродный предмет в квартире бабули я увидел сразу после того, как вернулся, проводив Кристину. На полу под вешалкой у входной двери, он смотрелся как пришелец среди толпы обычных прохожих: как-то экзотично и почему-то совершенно не к месту. Хотя по виду это был обычный среднестатистический чёрный рюкзак, который можно встретить где угодно.

Но в квартире ба он почему-то не смотрелся.

Не надо быть гением, чтобы понять, кому он принадлежит, но перед Розой я всё-таки решил притвориться…хм…неосведомлённым.

Бабуля была на кухне — мыла посуду, параллельно что-то готовила и при всём этом умудрялась смотреть передачу «Кто хочет стать миллионером?».

— Что делаешь? — спрашиваю и только потом понимаю, насколько по-идиотски звучит вопрос, когда ответ очевиден.

Но ба не упускает повода съязвить.

— Дрова колю! — ёрничает и хмурится. — Вот же обормот…

— Знаешь, ты сегодня на редкость колючая, — недовольно фыркаю.

Обычно ба себя так не ведёт; ну, то есть, иронизировать и показывать своё умственное превосходство она любит, но границы переходит весьма редко.

— Ты проводил девочку?

А, так в этом всё дело?

— Ты знаешь, я уже почти довёл её до дома, как мне позвонил знакомый хирург и сказал, что ему позарез нужен донор органов, и спросил, нет ли у меня кого на примете. Девчонка выглядела вполне здоровой, так что…

Договорить не успеваю, потому что ловлю такой странный взгляд ба, что слова сами застревают в глотке.

— В данной ситуации твои шутки не уместны, — ворчит она и возвращается к мытью посуды.

— С каких пор?

Перевожу взгляд на её руки и понимаю, что в этом обычном процессе мытья посуды было что-то аномальное, и я присматриваюсь получше.

Всё, что ба мыла, было абсолютно чистым; да и сама Роза смотрела куда угодно, но точно не на посуду. Перехватываю её руки и заставляю посмотреть на меня.

— В чём дело?

Бабуля тяжело вздыхает и ерошит волосы на моей голове.

— Ты хороший мальчик, Лёша, а с хорошими людьми всегда приключается куча дерьма — настолько огромная, что те, кто её действительно заслужил, скукоживаются от зависти.

— С чего вдруг ты заговорила об этом?

Что я уже успел пропустить, пока провожал девушку своей мечты, с которой мне никогда не быть?

Хотя после этой мысли слова ба о дерьме начали обретать некий смысл — что хорошего в том, если не можешь быть с той, которая стала для тебя светом в окне — пусть даже это был добровольный и осознанный выбор?

Это как минимум несправедливо.

— С того, что это правда, — снова тяжко вздыхает бабуля и принимается убирать посуду. — Пожалуйста, будь осторожнее с этими своими ночными гулянками — такие вещи обычно плохо заканчиваются.

Мои брови улетают куда-то на затылок.

— Ты же никогда не была против моих походов по клубам, — непонимающе роняю. — Прикрывала перед родителями; пускала к себе ночевать, когда я был бухой в дрова… Чёрт, да ты вспомни себя в мои годы — твоя молодость была хлеще моей!

— Тогда было другое время, — не соглашается ба и качает головой.

— Время всегда одинаковое, — хмыкаю в ответ. — Вот люди — другое дело…

Роза снова переводит взгляд на меня.

— А ты не далеко не такой дурачок, каким прикидываешься.

Складываю руки на груди и криво улыбаюсь.

— Это моя программа защиты свидетелей. Никому не рассказывай, а то моей службе безопасности придётся тебя грохнуть.

Бабуля прикидывается, что обиделась, прихватывает с тумбочки кухонное полотенце и шмякает меня им по плечу.

— Ах ты хам! Ты как с бабушкой разговариваешь!

Перехватываю полотенце во время очередного замаха и перетягиваю на себя, обнимая ба.