Карина Рейн - Плейбой

— Люблю тебя, мой Лис.

Шастинский мягко улыбается, перебирая пальцами мои волосы, и целую вечность смотрит на меня с той любовью, на которую способен только он один. И я знаю, что пока он со мной — ничто не способно причинить мне вред или сделать больно.

— И я люблю тебя, Карамелька. Всегда любил и всегда буду.

Жизнь продолжается.

— Бог ты мой, ну и свинарник, — слышу ворчливый голос Карамельки из соседней комнаты. — Ты вообще слышал что-нибудь про швабру и тряпку?

Тихонько фыркаю: прошла неделя с тех пор, как мы с Кристиной уломали её родителей отпустить её со мной, и вот сегодня я первый раз привёз девушку к себе — в квартиру, которую подарили родители, а не на съёмную. Я не был здесь с тех пор, как… ну, с тех пор, как мне её подарили — где-то в районе пяти лет. Но учитывая, что я планирую сделать своей Карамельке предложение и создать семью, у меня должна быть своя крыша над головой, а не съёмная хата, потому что только так я могу быть уверен в том, что завтра мы оба не окажемся на улице.

— Я уверен, что у тебя получится создать тут уют, — пожимаю плечами, хотя девушка меня не видит сквозь стену.

— Это больше на пыльный склеп похоже, чем на квартиру, — слышу недовольный голос за спиной. — Теперь понятно, почему ты предложил съехаться — зажал денег на клиннинговую компанию?

— Бесплатная рабочая сила всегда была предпочтительнее, — смеюсь. — Будем считать, что ты подписала пожизненный контракт, когда согласилась ко мне переехать.

Подхожу к ней ближе и прижимаю Карамельку к себе.

— Ясно, я — твоя русская версия рабыни Изауры, — закатывает глаза. — Но ты, наверно, забыл — крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом году; к тому же, тебе должно быть известно, что со мной такие штучки не пройдут — я буду брать плату.

Запускаю руки в задние карманы её джинсов, укладывая ладони в аккурат на аппетитной попке, и дыхание Кристины сбивается.

— И чего же ты хочешь?

Девушка становится серьёзной.

— Чтобы ты любил меня.

Целую её в уголок губ.

— Думаю, с этим проблем не будет.

Прокладываю дорожку из поцелуев по её щеке до самого уха и прикусываю мочку; с губ девушки срывается такой горячий стон, что Шастинскому-младшему в штанах моментально становится тесно. Чувствую, как её шаловливые ладошки забираются под мой свитер, чтобы прикоснуться к голой коже; опускаюсь ниже и прикусываю нежную кожу на шее, отчего по её телу бегут мурашки. Её короткие ноготки впиваются в мою спину, и я пытаюсь представить, как она будет себя вести, когда я окажусь в ней.

— Всё ещё боишься? — шепчу в её шею, и Карамелька начинает дрожать.

— Не так сильно, как раньше, — отвечает срывающимся шёпотом.

Чёрт, это не может не радовать.

Нехотя отлепляюсь от неё, потому что не собираюсь давить, и весь остаток вечера мы занимаемся только уборкой. Всем процессом заправляла, естественно, Крестик, поэтому я сделал ровно столько же, сколько и она, если не больше — командовать она умеет.

Нет, не так — она может заставить меня делать всё, что ей надо, и при этом особо не напрягаться, как я и предсказывал ещё в самом начале.

Примерно часа через четыре квартира блестит в самом прямом смысле этого слова, и на губах Карамельки расползается такая улыбка, что мою усталость как рукой снимает. Девушка стаскивает последний защитный чехол с дивана, падает на него, закинув ножки на спинку, и довольно жмурится. Подхожу к дивану и присаживаюсь на корточки рядом; Кристина поворачивает голову в мою сторону и делает губки бантиком, подставляя их для поцелуя.

Не могу не заметить, как сильно она изменилась с тех пор, как мы оба решили попробовать быть вместе.

Только она ещё не знает, что я приготовил для неё на выходные.

— Теперь можно перевезти сюда наши вещи, — говорю, отрываясь от её губ, но она упрямо тянется ко мне снова.

Усмехаюсь, но даю ей то, чего она хочет.

— Когда обустроимся — перевезу сюда Каина, — мечтательно закатывает глаза.

— Да хоть весь зоопарк, — фыркаю.

— Знаешь, я чувствую себя виноватой, — вдруг тихо говорит.

— Почему? — округляю глаза.

— За то, что подпускаю тебя к себе недостаточно близко. — Она проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Как будто дразню тебя. При этом ты заставляешь меня чувствовать себя желанной, но я ничего не даю тебе взамен.

— У нас с тобой немного разные положения; тебе нужно время, и я не против ждать — при условии, что в конечном итоге ты всё равно станешь моей.

— Я итак уже твоя.

— Речь идёт не только о духовной привязанности — я имел в виду и физическую близость тоже.

Девушка вздыхает и устремляет взгляд в потолок.

— Я это знаю. Потому и чувствую себя виноватой.

— Ты хотела сказать «страдаешь хернёй» — как обычно, — фыркаю и поднимаюсь на ноги.

Едва успеваю повернуться к ней спиной, как девушка запрыгивает мне на спину, сцепив руки в стальном захвате, и кусает меня за ухо; её дыхание щекочет мою шею, пока прихватываю её за ноги.

— Уж прости, но, боюсь, тебе придётся мириться с моим дурацким характером, — смеётся Карамелька. — Ты знал, на ком останавливал свой выбор, так что не обессудь.

— Может, я ослеп от своей любви, а теперь у меня открылись глаза, — смеюсь в ответ.

— Поздно, — шепчет мне в ухо, и я чувствую, что почти дошёл до предела. — Теперь ты в моей власти.

Прописная истина.

В общем, целый час нам понадобился на то, чтобы одеться и покинуть квартиру, потому что эта неуправляемая девчонка смелела просто на глазах; от прежней, вечно смущавшейся девушки не осталось и следа — вот что такое «любовная терапия». На часах почти десять вечера, но я настаиваю на том, чтобы перевезти вещи сегодня — даже если спать мы ляжем далеко за полночь — потому что ещё одну ночь без неё я просто не выдержу. По ощущениям это было до боли похоже на ту ломку, которую я испытывал, когда слезал с иглы — душу рвало в ошмётки практически так же. К счастью, Кристина не имела ничего против, а её родители, если и были удивлены такой настойчивостью — не подали вида.

Обратно в квартиру мы вернулись примерно в половину первого, но даже несмотря на поздний час и завтрашний ранний подъём в универ Карамелька принялась раскладывать вещи по полкам. С каждым её движением оживал не только дом — я сам чувствовал себя так, будто в моей душе латаются дыры, в которых раньше были пустота, глупое безрассудство и похороненное за семью замками одиночество. Я был очень рад тому, что раньше не особо заострял внимание на том, что в моей жизни кого-то не хватает, иначе попросту слетел бы с катушек.

Пока она наводила порядок, из динамиков её телефона играли подряд песни Жанны Фриске; мои брови удивлённо позли вверх, потому что даже несмотря на всё то, что девушка пережила, выстроенные в моей голове её музыкальные предпочтения немного не сходились с реальностью. Нет, я, конечно, не приписывал ей любовь к песням Бузовой или Ёлки, но её выбор всё же был неожиданным.

Единственная песня, которая ещё как-то вписывалась — «Zivert — Beverly Hills (Lavrushkin Nitugal Remix)» — но это было единственное исключение.

В тот момент, когда девушка начинает пританцовывать, двигаясь плавно и грациозно, игры и моё шаткое терпение заканчиваются; мне приходится вцепиться рукой в дверной косяк, чтобы удержаться на месте.

— Ты чего в дверях застрял? — невинно спрашивает Карамелька, хотя в её глазах пляшут самые настоящие черти.

Не иначе как у меня переняла эту манеру.

Мне хватает буквально пары секунд, чтобы понять, что всё это она делала специально — дразнила, заводила и сводила с ума — потому что, несмотря на страх, она тоже хотела меня. Содержимое полок комода содрогается, когда я впечатываю Чехову в его поверхность, буквально набрасываясь на девушку; не знаю, что именно сыграло здесь ключевую роль — моё полугодовое воздержание или желание безраздельно обладать Карамелькой. Я был готов съесть её, но помнил, что, несмотря на то, что она уже давно не невинна, с ней нужно быть осторожным; тот урод испортил её первое впечатление о физической близости, которое впоследствии влияет на отношение к сексу в целом, и мне сейчас предстояло всё это исправлять, потому что я хотел её до полного помешательства каждый день своей грёбаной жизни.

— Если тебе вдруг станет противно — просто скажи об этом, — хриплю на остатках самообладания, сминая её губы, но для меня это уже подвиг.

Кристина издаёт первый стон, который рвёт первую цепь моего самоконтроля.

— Хочу… тебя… — рвано дышит.

Представляю, чего стоило ей произнести эти слова, но я слышу треск второй цепи и понимаю, что третья будет контрольной.

Стаскиваю с неё футболку и нервно хватаюсь за пряжку ремня на её джинсах; дурацкий аксессуар не поддаётся с первого раза, потому что пальцы дрожат от желания всего и сразу, но когда я впиваюсь ладонями в её мягкую кожу чуть худощавых бёдер, чувствую, что сейчас сдохну от передоза Кристиной и её нехватки одновременно.

— Лёша…

Моё имя на её губах становится третьей цепью, которая лопается с таким оглушительным звуком, что мой самоконтроль переходит в положение полной дезактивации. Я хочу прикасаться к ней везде и сразу, и поэтому движения выходят резкими и рваными, но Карамелька даже не пытается остановить меня; только тихонько стонет и цепляется в меня руками, пока я исследую губами и руками каждый сантиметр её тела, до которого могу дотянуться. Прикасаюсь губами к её груди, и девушка выгибается дугой, издав полувсхип-полустон; её искренность и открытость сшибает крышу, если мне ещё есть, куда сходить с ума. Чувствую её руки на своей спине, которые отчаянно скребут кожу, но она не может причинить мне большую боль, чем боль от желания как можно скорее оказаться в ней. Дыхание перехватывает, когда я наконец вхожу в неё, и я чувствую, что моя собственная душа сейчас рассыплется, как карточный домик; если бы у меня и были когда-то шальные мысли оставить Кристину, то сейчас они растворились бы, словно дым. Это единение тел привязало меня к девушке стальным тросом, перерубить который ничто в этом мире не способно.

Начинаю медленно двигаться, и Карамелька выгибается сильнее — так, что ещё чуть-чуть, и сломается позвоночник; мои губы и руки не знают покоя, получив наконец доступ к тому, чего желали больше всего, так что о том, чтобы остановиться, не могло быть и речи. Ускоряю темп, и Кристина отчаянно мотает головой; её стоны становятся всё громче, пока от её крика мне не закладывает уши, и она начинает биться от накрывшего её удовольствия. Ещё пара толчков, и я тоже прихожу к финишу; мы оба обессилены и выжаты, высушены до дна, но я не помнил, что бы ещё когда-нибудь был настолько счастлив.

Её тяжёлое дыхание становится самым громким звуком в комнате — настолько громким, что я даже своего не слышу; перекатываюсь на спину, только сейчас осознав, что взял девушку прямо на полу, и смотрю в потолок невидящим взглядом. Дыхание девушки постепенно приходит в норму, и вот она прижимается ко мне, уложив голову на моё плечо, и утыкается лицом в мою шею. Стискиваю её в объятиях, улыбаясь как последний дебил, и целомудренно целую Кристину в висок.

Проходит ещё примерно минут пять, после чего она приподнимается на локтях и заглядывает мне в лицо; в её глазах — полное доверие и безграничная любовь, и я уверен в том, что в моих она видит то же самое.

— Ты даже не представляешь себе, как я люблю тебя, — произносит она и целует мою грудь там, где бьётся сердце.

— Видимо, мы оба не представляем, как сильно любим друг друга, — парирую, и Карамелька счастливо улыбается.

Чуть позже, когда ко мне возвращаются силы, и я вполне себе готов для второго захода, поднимаюсь на ноги, беру Кристину на руки и несу в спальню; там укладываю её на постель и подхожу к шкафу-купе, выуживая из его глубин тёмно-синюю бархатную коробочку.

— Я хотел подождать с этим до выходных, но передумал.

Вижу полный шок на лице девушки, когда она понимает предназначение коробочки в моих в руках, и не могу не улыбнуться; пока она прикрывает лицо руками, пытаясь спрятать свои слёзы, я подхожу к кровати и сажусь на край. Руки Карамельки, словно безвольные плети, падают по бокам от девушки, и я вижу на её лице бесконечное обожание.

— Ты станешь моей женой?

— Мой сумасшедший Лис, — шмыгает она носом, заставляя меня криво ухмыльнуться. — Представляю, сколько ты выпил, чтобы набраться смелости и спросить меня об этом.

Приподнимаю бровь на её неуклюжую попытку меня подколоть.

— Это не «нет», — роняю ей, как в тот раз, со страницы Странника, когда она не послала меня в чс.