Чувства Селии расстроили ее, когда вдруг обнаружилось, что, невольно реагируя на самое непристойное обращение и — упаси бог — желая большего, пожертвовала свое тело сэру Джейсону и Колину. Развлечения с обоими кузенами одновременно не вписывались в ее воображение, да и в саму действительность, пока Селия несла свой сексуальный крест. Если бы только она могла позволить себе полную свободу и не испытывать столь жгучий стыд за добытые пороком наслаждения. Если бы только она могла отказаться от степенных и затхлых уроков о женских добродетелях, которые ей преподносили общество и церковь, вместо того чтобы обуздать овладевшее ею плотское влечение. Если бы только она могла позволить сэру Джейсону и Колину обратить внимание на то, сколь велики ее самые интимные желания…

Но поймут ли они? Или же они, как это водится с мужчинами, заклеймят ее шлюхой? Неужели мужчина хочет женщину, когда та остается его рабой — беспомощной и молящей о пощаде — пощаде, которую не дождаться? Примет ли ее мужчина в ином качестве? В конце концов Селия была такой, какой ее сделали эти двое мужчин. Ибо в плену она стала творением Хардвиков.

Сэр Джейсон был самым страстным из кузенов. Степень распутства этого кузена, казалось, прямо связана с его эмоциями. Он всегда хотел большего — дойти до границ возможного и даже невозможного, в то время как Колин был склонен держать себя в руках, будто укрощал собственную природу, наверно, чего-то опасался. Сэр Джейсон не знал страха. Он хотел, и он брал. Стоило лишь заглянуть в его глаза, чтобы увидеть в них не знающую жалости потребность. Хотя они были очень похожи на глаза Колина, но стоило присмотреться поближе, и обнаруживалось нечто другое, особенно когда глаза загорались при виде нагой и уязвимой Селии, когда перед ним обнажались ее самые интимные места, который не прикрывала даже скромная растительность.

Постоянное унижение Селии, сэром Джейсоном стало почти ритуальным и лишало ее собственного я и личности, какой она когда-то была, особенно если рядом в качестве свидетеля стоял Колин. Его присутствие почему-то приводило к тому, что насилие над ней принимало крайние формы, обостряя ее ощущения, пока она не превращалась в оголенный живой комок нервов. Но когда же произошло это превращение? Сначала Селия не выносила сэра Джейсона со страстностью, равной, если не превосходившей его собственную страсть к ней. В сознании он ей был противен до сих пор, только сейчас она перестала сопротивляться, позволяя творить со своим изящным телом любой разврат, какой ему вздумается. Возможно, она точно так, как Колин, часто становилась пассивным наблюдателем и, словно дегустатор, наслаждалась своим сладострастным унижением. Вдруг Селия обнаружила, что вытягивает шею, чтобы увидеть сбоку в любом ближайшем зеркале отражение сэра Джейсона, оседлавшего ее и точно нацелившего набухшую пурпурную головку пениса, которая исчезала в ней. Увы, этот угол скоро потерял новизну, уступая импульсам более графического свойства, когда Селия пожелала, чтобы вокруг них расставили несколько зеркал, которые отражали бы любое вообразимое плотское соитие. Как ей хотелось утолить жадные глаза внушительным видом его толстого органа, который вторгался и выходил из ее, казалось бы недоступных отверстий, причем эта сцена отражалась бы с разных углов и во всех ярких деталях. Если бы она только могла выразить это распутное желание!

Если бы сэр Джейсон догадался о желании Селии, он с удовольствием выполнил бы его, ибо отнюдь не был эгоистом в своих забавах. Он уже испытал радость, когда наблюдал за тем, как его внушительный член вторгается в нее, и любил располагаться так, чтобы видеть ее сочную щель и губы, напрягшиеся от желания принять его. Он часто лежал на спине и позволял Селии восседать на себе так, чтобы цветущие полушария ее задницы были повернуты к его лицу, а его широкие бедра не позволяли ее бедрам сомкнуться. Тогда он мог отдохнуть, пока она трудилась, а его глаза, как и пенис, наслаждались находившимися перед ними прелестными сокровищами. С каким удовольствием он смотрел, как его большая шишка раздвигает ее маленькую щель до невероятной ширины, пока та проникала в нее до самого упора. Женские соки покрывали раздраженный член, и тот сверкал, словно полированный мрамор, а медовые капельки собирались вокруг его основания и попадали на лобковые кудри.

Пока Селия так трудилась, сэр Джейсон велел ей раздвинуть ягодицы, что позволяло ему без помех рассматривать ее сокровища включая неотразимую ямочку, которая моргала каждый раз, когда его орган исчезал в пылающем влагалище. Если откровенно, то сэр Джейсон жалел, что у него нет двух пенисов, тогда можно было бы трахать эти чудесные отверстия одновременно. Поэтому он довольствовался тем, что слюнявил большой палец руки и располагал его так, чтобы тот проникал в анус Селии одновременно с вторжением в переднее отверстие, когда она опускалась на его член. Постепенно он стал пользоваться тремя пальцами и находил большое удовольствие, смотря, как те заглатываются этим отверстием.

Когда Селия занимала подобную позу на сэре Джейсоне, из ее обратной стороны можно было извлечь максимальную пользу, и три пальца вскоре вытеснило нечто обладавшее большими габаритами и настойчивостью. Сэр Джейсон больше всего любил позу, когда Селия полуприседала и опускала свои ягодицы на его таз и таким образом поглощала максимальную длину его внушительного члена. Он сдерживал кульминацию как можно дольше и наслаждался заключительным моментом экстаза, когда его подношения извергались глубоко в ее обжигающей задней магистрали. После столь изящного слияния маленький анус Селии приобретал изумительный опенок пунцового цвета, как это всегда бывало, когда ее хорошо трахнули в эту часть тела.

Разумеется, сэр Джейсон получал удовольствие и спереди, наслаждаясь тем, как кремовые груди Селии прыгают вверх и вниз вместе с ее движениями, а земляничные соски, венчающие их, становятся двумя точками, ждущими, когда их начнут покусывать. Сэр Джейсон предпочитал, чтобы Селия пальцами раздвигала губы влагалища, пока скакала на нем, ибо тогда он мог по достоинству оценить клитор, который краснел и растягивался, а от трения раздваивался, раскрывая оранжево-розовое великолепие, способное вызвать выделение слюны. Сэр Джейсон был так зачарован его ароматным присутствием, что с этого положения брал Селию сзади, притягивая к своим поднятым бедрам, а ее бедра были аппетитно выпячены, пока она принимала его, играя с этим нежным кусочком, причем пенис все это время довольно трепетал внутри бархатистой задней магистрали. Под игривой рукой Селии вишнево-красная щель переполнялась сладким нектаром, сила притяжения влекла капельки назад к погруженному пенису сэра Джейсона, покрывая его и, когда он приходил в себя, начиналось прекрасное влажное траханье в зад, сопровождавшееся самыми притягательными звуками.

Установив на фотоаппарате специальную линзу, сэр Джейсон ухитрялся снять все сочные эпизоды этих вагинальных и анальных вторжений, как спереди, так и сзади, а сам успевал как отдохнуть, так получить наслаждение. Однако он не мог заставить себя совершить тот акт, от которого Селия, похоже, получала особое удовольствие. Хотя он украдкой дегустировал ее богатые женские ароматы, оставшиеся на его пальцах, сама мысль о том, чтобы расположиться перед благоухающей мускусом щелью и обхаживать ее языком, была ему противна. Сэр Джейсон связывал столь низкое поведение с любовью юных лесбиянок, которую он наблюдал в Париже. Уж он-то не будет заниматься кунилингусом! Однако его молодой кузен, у которого были схожие с ним вкусы, энергично занимался подобным делом и даже доходил до того, что запускал весь язык в уютное заднее отверстие Селии. Сэр Джейсон взбесился, вспомнив об этом, а его упрямая голова отказывалась признать позорную истину, что сам он как раз больше всего жаждет совершить этот запретный шаг.

Селия невольно обнаружила, что ее развратная страсть к сэру Джейсону становится навязчивой по мере того, как текли ее дни в плену, причем каждый из них приносил новые удовольствия и новые унижения. Помимо сильного влияния, которое он на нее оказывал, сэр Джейсон проявил себя идейным мужчиной, осторожно взвешивавшим каждый шаг, и лишь затем действовавший сообразно наибольшей для себя выгоде. В отличие от Колина он все планировал, тогда как его бедный кузен, видимо, все портил, слепо и глупо бросаясь навстречу событиям и не думая о последствиях.

В этом заключалась их нынешняя дилемма. Хотя Селия не верила, что ее возлюбленный виновен и мог совершить убийство, но как же все-таки против него собралось столько улик? И откуда они взялись, если он сам по небрежности не оставил их? Ключи сами не могли гулять по мокрым улицам Лондона и найти дорогу к кладовой кухни в запертой квартире на третьем этаже. Ей приходилось взвешивать любую версию — одна из них заключалась в том, что сэр Джейсон устроил это убийство и таким образом хитростью заманил своего кровного родственника в Дом на Пустоши, чем и ее завлек сюда.

Сэр Джейсон наконец познакомил Селию с первой коллекцией альбомов с фотографиями и с похотливым наслаждением взирал, как она с ужасом рассматривает фотографий. Вот она на пикнике на Темзе рядом с Виндзорским замком. Она узнала хлопчатобумажную английскую блузку с длинным рукавом, которую купила в «Селфридже» специально для того, чтобы провести тот душный июньский день вместе с Колином. Она даже вспомнила, что стояла на берегу реки лицом к западу, пока солнце садилось в туманной, заросшей зеленью дали. Селия дрожащими пальцами перевернула еще одну страницу и нашла фотографию, на которой она вместе с Колином лежала на одеяле, а их губы встретились в робком, нежном и невинном поцелуе. Эта фотография была снята с угла, находившегося позади ее ног. Объектив фотоаппарата поймал бедра, которые раздвинулись и обнажились, благодаря движениям ее тела. Под приподнятым краем платья она могла даже рассмотреть белый прямоугольный кусочек трусиков, а влажный круг на них соответствовал влажному отверстию, которое осталось скрытым. Откуда сэр Джейсон раздобыл эти фотографии… если, конечно, он не шпионил за ними. Ибо каким еще словом, кроме шпионить, это можно назвать? В тот день они оба были одни, даже вдали никого не было видно. Они так уверились в своем одиночестве, что Селия позволила Колину расстегнуть несколько пуговиц своего платья, впервые обнажая таким образом свои груди и руки. Однако этот момент также оказался запечатленным на пленке, возбуждающие соски обнажили свои кончики перед взором скрытого наблюдателя. Селия не знала, что пенис Колина разрядился в штанах в тот же момент, когда его губы коснулись этих крохотных кончиков. Если бы наблюдатель проявил к нему больший интерес, то объектив схватил бы недвусмысленное потемнение ткани под пряжкой его ремня.

Несмотря на черно-белые улики, лежавшие перед ней, Селия отказывалась поверить в то, что сэр Джейсон замыслил падение своего кузена. Никак не может быть, что он так жесток и развращен. Однако ее совершенно изнасилованное тело говорило об обратном.

Выводы Селии относительно обоих кузенов снова подверглись тщательному разбору. Человек, которого Селия, как сама считала, знает, похоже, испытывал драматическую метаморфозу личности, что она, как бы ни старалась, не могла игнорировать. Она объясняла это явление тем, что он был вынужден терпеть одиночество и вредное влияние старшего кузена. Хотя Колин относился к ней с большой любовью и нежностью, когда оба оставались наедине, однако подобные мгновения все больше затмевали похотливые и развратные эпизоды, весьма частое повторение которых приводило Селию к полному смущению. Случилось так, что ей пришлось действовать осторожно, чтобы разобраться в игроках, ибо Колин вдруг загорелся желанием перещеголять кузена или хотя бы посостязаться с ним в остроумии, а сэр Джейсон оказался грозным соперником.

С тех самых пор, как Колин совершал гигиенические ухаживания за Селией, он вынашивал столь тайную и позорную фантазию, что у него пылали щеки при одной мысли о ней. Однако пенис так пылал, и его желания нельзя было просто так обманусь. Тонкий наконечник, лежавший без дела в ящике столика в ванной, обрел собственную жизнь, призывая Колина пустить его в дело. Ему так страстно хотелось ввести его в приятную маленькую попочку Селии, что ему стало невмоготу больше ждать. Колин всегда просыпался, думая об этой, как он признался, весьма неестественной потребности, и надеялся, что Селия сама может намекнуть на нечто подобное, если учесть, что она предоставляла ему столь много других интимных возможностей. Однако тонкие намеки Колина остались незамеченными. Он пришел к выводу, что если ему что-то необходимо, то этого надо не спрашивать, а добиваться самому, как поступал сэр Джейсон. Он больше не хотел играть роль второй скрипки в сексуальной симфонии своего кузена.

И Колин добился своего, подбодренный несколькими бокалами хереса, которые выпил в одиночестве после обеда в гостиной. Алкоголь быстро подействовал на его чувства, ибо взволнованному Колину не удалось съесть ни кусочка пирога с мясом и почками, поскольку он был слишком озабочен подготовкой к собственному мероприятию. Без ведома Селии он взял резиновый резервуар и наконечник из ящика стола и насадил его, услышав, что она готовится принять вечернюю ванну. Сегодня он приготовил для нее специальный состав из свежей мяты и воды. Подогрев этот состав до температуры тела на кухонной плите, Колин чуть не пережил кульминации при мысли о том, куда это все вскоре попадет, и на его лице мелькнула озорная улыбка, отчего он стал похожим на своего кузена. «Нет сомнения: Селия получит удовольствие от такого замечательного напитка», — задумчиво бормотал он про себя, наполняя контейнер теплой жидкостью, причем от запаха мяты его пенис нетерпеливо зашевелился. Откровенно говоря, он торчал большую часть дня по мере того, как приближался час осуществления плана.