Пенни Рейд - Пленение

— Кэйтлин, можно с тобой поговорить?

Я замерла и напряглась, выждав мгновение, прежде чем повернуться и взглянуть через плечо. Голос принадлежал Эмме Кромвелл, и — хорошие новости — она не смотрела на меня, словно я была ответственна за вирус Эбола.[42]

Но она была настроена весьма решительно. 

Повернувшись к ней лицом, я почувствовала себя, словно в ловушке, и немного озадаченной от того, что следовало сделать дальше.

— Хм, привет, Эмма.

Меня воспитывали, что всегда нужно было говорить: "Приятно видеть тебя". Но в данном случае я чувствовала, что это было бы не уместно, потому что не хотела врать. Она подошла ко мне, глазами осмотрев меня и сумки в моих руках. Затем усмехнулась. Это не была милая ухмылка.

— Уже тратишь деньги Мартина?

Я вздохнула, потому что она и без того была неприятной.

— Нет. Я не трачу деньги других людей.

Ее глаза сузились, когда ее внимание вновь вернулось к моему лицу.

— Даже деньги твоих родителей?

— Это ужасно грубый вопрос, Эмма. Почему ты думаешь, что имеешь право грубить мне? — спросила я спокойно, потому что была спокойной. Она не расстроила меня, но мне было любопытно, почему она постоянно нападала на меня. Насколько мне было известно, я не посыпала солью землю вокруг ее дома и не удаляла данные с ее видеорегистратора.

Она выгнула брови вверх и приоткрыла губы. Очевидно, я удивила ее своим прямым вопросом.

— Я... я... — Она боролась с собой несколько секунд, потом ее выражение наконец-то смягчилось.

— Извини. Ты права. Это было грубо.

— Ты прощена. Не хочешь подняться, выпить чаю? Не могу разобраться с его кофе-машиной, там слишком много кнопок. Такое чувство, что когда-нибудь я запущу её в космическое пространство.

Я не стала дожидаться её ответа, повернулась и пошла по направлению к лифту. В основном, это произошло потому, что у меня онемели пальцы из-за тяжести сумок. Я знала, она последовала за мной, потому что ее каблуки стучали по мраморному полу холла.

Оказавшись в лифте, я дождалась, пока она забралась в кабину, прежде чем нажать кнопку его этажа. Вошли еще несколько пассажиров, поэтому мы молчали в течение всей поездки. Точно так же в тишине мы прошли по коридору, и она молча ждала, пока своим ключом я открывала дверь.

Она схватила две мои сумки, помогая отнести их в гостиную. От меня не ускользнуло, как она заглянула внутрь, когда ставила их на стол за диваном.

— Сначала чай, или поговорим? — спросила я, сбрасывая с себя тяжесть зимнего пальто.

— Поговорим. Я не хочу чай.

— Хорошо. — Я пожала плечами, бросая пальто на диван и занимая кожаное кресло.

— О чем ты хочешь поговорить?

Она не села. Я заметила, что она разрывалась от беспокойной энергии.

— Ты не сожалеешь даже самую малость? Хоть немного не совестно?

— Сожалею насчет чего?

Она фыркнула, словно я намеренно раздражала ее.

— Из-за Мартина. Из-за того, что он сделал для тебя.

Я вглядывалась в нее, наклонив голову на бок.

— В том-то и дело, Эмма. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Она хмыкнула и скрестила руки.

— Ну да, мне что-то трудно в это поверить.

— Нет. Я не в курсе дел Мартина, я не искала новостей о нем. На самом деле, я избегала их.

— Но ты ведь прочла последние новости, так? Ты же в курсе текущих событий?

Я покачала головой.

— Не-а. Я провела последние девять месяцев, избегая мир, в моей жизни были только музыка и работа. Я не читала журналы или газетные заголовки почти год.

Что-то в её взгляде смягчилось, когда я говорила, и она несколько раз моргнула, словно смотрела на меня новым взглядом. Ее руки высвободились, упав по бокам. Эмма медленно села на диван, ее взгляд стал вдумчивым.

— Ты не знаешь о... обо всём, что случилось?

Я покачала головой.

— А Мартин... ты не спрашивала его?

— Я не видела его с утра среды, а потом он не захотел говорить об этом, поэтому я не давила.

— Ты не виделась с ним со среды?

— Не-а.

— Но разве вы двое снова не вместе?

— Конечно нет.

— Почему конечно нет?

Теперь я фыркнула.

— Не могла бы ты мне рассказать, из-за чего ты так расстроилась? Потому что мне нужно ехать на концерт через полчаса.

Мгновение она изучала меня, ее глаза сузились, но задумчиво, а не подозрительно. Наконец, она сказала:

— Ты знаешь о домах?

Я сдвинулась на сиденье. Эта тема была больным местом для меня.

— Ты имеешь в виду дома, которые Мартин получит как часть трастового фонда, учрежденного его отцом?

— Уже, он получил их. А потом продал примерно за сто двадцать миллионов долларов.

Это не было неожиданностью, учитывая, что я видела дом на Карибах.

— И тогда его отец?.. Что-то случилось?

Она покачала головой.

— Он ничего не смог сделать. К тому времени, как он узнал, дома были уже проданы, а деньги переведены в оффшоры. Хотя он пытался добиться судебного запрета, даже подал прошение, чтобы возбудить дело, но оно было отклонено.

— Как мило. — Я вяло улыбнулась ей, а она кинула мне вопросительный взгляд. Я разъяснила: — Рада за Мартина, что он получил свою месть.

— Свою месть? Вряд ли. — Она закатила глаза, насмехаясь надо мной.

— Что ты имеешь в виду? Он продал дома, разве не так? Он не запустил свои причудливые спутники?

— Разумеется, он продал дома. Но что с того? Что такое жалкие сто двадцать миллионов для человека, заслуживающего миллиарды? Ничего. Судебный запрет Денвера не более чем трусость. Честно говоря, думаю, Денвер искал причину лишить наследства Мартина. По праву, сейчас Мартин — единственный сын Денвера. Он унаследует более двадцати миллиардов, если просто будет терпеть и молчать.

— Двадцать... миллиардов? — Мой разум с трудом вмещал так много денег. Это было как гуголплекс[43] пиратского золота.

— Да. — Она кивнула, добавив с впечатляющей насмешкой: — Деньги инвестировали в проект спутника, но вместо того, чтобы использовать первые спутники, вытесняя из бизнеса "Сандеки Телеком", в чем и был весь смысл его вмешательства и инвестиций, он предложил правлению ориентировать спутники на передачу Интернета в наиболее нуждающиеся районы.

— Он что?

— Ничего, кроме продажи домов, не пошло по первоначальному плану, — сказала она в основном для себя. — Он выбросил деньги на ветер!

Я пыталась не выказывать интерес, но мне было любопытно. План Мартина и его нежелание отклониться от него — это то, почему мы расстались, по крайней мере, в моем сознании.

— Выбросил деньги на ветер? Что ты имеешь в виду? — Я подобрала пушинку с колена моих джинсов.

— Он пожертвовал шестьдесят миллионов. — Она сказала эти слова, словно у них был привкус кислятины.

Я смотрела на нее очень долго, а она смотрела в ответ. Её зеленоватые глаза наблюдали за мной с настоящим интересом, словно она внимательно следила за моей реакцией на эти новости.

Уверенная, что ослышалась или неправильно поняла, я наконец спросила:

— Прости, что? Он пожертвовал шестьдесят миллионов? Кому?

— Некоммерческому фонду, который он основал в начале прошлого лета. Он предоставляет финансирование для стартапов,[44] ориентированных на обучение сельских преподавателей, как внутри страны, так и на международном уровне, применяя новейшие учебные технологии и веб-интерфейсы.[45]

— Я не понимаю. Он продал дома за сколько? Сто двадцать миллионов?

— Приблизительно, да.

— И половину он пожертвовал, а остальную часть потом инвестировал в проект спутника?

— Нет. Пожертвования и инвестиции составили шестьдесят миллионов. У него еще осталась другая половина — или около того — на нескольких банковских счетах в оффшорах.

— Я запуталась. Ты только что сказала, что он инвестировал в проект спутника.

— Нет. Он не вложил ни во что. Фонд, который он создал, и есть та доля, которая была выделена для проекта спутника. Он лишился своего дохода. Все доходы поступают в фонд, после этого используются для приобретения оборудования для школ и студентов и финансируют программу по подготовке учителей.

Я тихо вдохнула, пытаясь сложить в уме историю, которую она рассказала.

— И он... что? Он отдал шестьдесят миллионов долларов фонду, который сам же учредил?

— Да.

— Итак, спутник все равно будет запущен?

— Да.

— Но он владеет только долей в фонде?

— Да.

— И он... не получает прибыль?

— Он теперь уже не получит никакую прибыль. Он выбросил миллиарды долларов и, вероятно, единственный шанс отомстить отцу.

Я покачала головой, потому что ощущала себя сбитой с толку.

— Зачем он это сделал? Почему он отдал их?

Она ухмыльнулась. Я восприняла это как неприятную ухмылку.

— А почему, как ты думаешь?

Я продолжала качать головой.

— Понятия не имею. Это не имеет никакого смысла.

— Из-за тебя. Он сделал это из-за тебя.

Я перестала качать головой, вместо этого издала нелицеприятный высмеивающий звук, который был похожим на бульканье.

— Что? Нет. Нет... Он так сказал? Он сказал тебе, что отдал шестьдесят миллионов из-за меня?

Ее ухмылка исчезла, и она вдруг стала выглядеть уставшей, старше.

— Нет. Но ему и не нужно было. Мы планировали это три года. Потом он встретил тебя, и всё изменилось. Конечно же, ты и есть причина.

— Нет. Это не имеет никакого смысла. Мы не вместе.

— Он хотел вернуть тебя. Вот почему он это сделал.

— Он сказал тебе, что...

— Нет. Мы никогда не говорим о таком дерьме. Мы не приятели, мы бизнес-партнеры. Но у меня прекрасно работает голова, и я видела его после того, как ты разбила ему сердце. Потом внезапно все его планы изменились, и он бросил свое будущее, потому что дочь Джосс Паркер забила ему голову дерьмовой альтруистической фигней? Да... Он хотел тебя вернуть, по крайней мере, последнее время он только этим и занимался.

Я слышала только половину ее тирады, потому что потерялась в собственных мыслях. Я начала говорить, но, честное слово, забыла, что она была в комнате.

— Мы не виделись с марта, и тогда это была всего неделя. Он никогда не звонил мне, никогда не пытался связаться со мной. Не раньше чем полторы недели назад, и он ничего не сказал об этом. Ничего. Он даже не собирался что-нибудь рассказывать. Если он сделал это для меня, то он бы позвонил или попытался бы наладить контакт. — Мое внимание вновь вернулось к Эмме, и я обратилась к ней, просто потому что она была единственным человеком в комнате.

— Правильно? Он мог позвонить мне и рассказать, если хотел снова быть вместе. Он бы не стал ждать месяц. Мартин бы так не сделал, это не имеет смысла...

Она пожала плечами, поджав губы.

— Ну, я понятия не имею, чего он сейчас хочет. Я имею в виду, я думала, он хотел увидеться с той молодой студенткой из СОР — Сельской Образовательной Реформы (благодетель человечества в исследовательском центре в Вашингтоне) — еще одно кровоточащее сердце мученика. Но теперь я не знаю, раз уж ты здесь.

Я невольно вздрогнула от этой новости, подтверждающей мои подозрения, что он с кем-то встречался. Я почувствовала, как весь воздух словно высосало из комнаты, а мое сердце проткнули вилкой. Я потерла грудную клетку, место над моим сердцем.

— Он... он с кем-то встречается? — Я чуть не задохнулась от слов.

— Да. Не знаю, как ты упустила это, они были на всех "шестых страницах" с августа. Они не могут пройти по улице в компании друг друга, чтобы их не сфотографировали. Проблема в том, что они просто красиво смотрятся вместе. Ее семья, как твоя. Понимаешь, много впечатляющих предков с впечатляющими добрыми делами. — Взгляд Эммы то и дело двигался вверх-вниз по моей фигуре, прежде чем она добавила: — Ты не похожа на нее, но у него определенно есть свой типаж.

— Как она выглядит? — спросила я, мой вопрос бесконтрольно вырвался наружу.

Эмма закатила глаза.

— Я не знаю, невысокая, очень хорошенькая, рыжие волосы, изящная. Какая разница?

Это была та самая девушка, которую я видела ранее на неделе на фотографиях, когда сделала ошибку, "погуглив" Мартина, чтобы прочитать интервью, о которых говорили он и Сэм.

— Прости, но я терпеть не могу сплетничать и давать советы по поводу отношений человеку, который украл мой доход.

— Твой доход? — спросила я запинаясь.

— Да. Мой доход. Я должна была получить процент от его доли. А теперь, как видишь, все пропало. Вместо этого он предложил мне должность в примерном фонде и долю от его права на трансляцию в странах третьего мира.