Они проскакали через хвойную рощу и выехали в очередное открытое поле. Всмотревшись в туман, Амелия заметила вдали мерцающий огонек. Возможно, это фонарь в окне мелкого фермера? Или рота английских солдат?

В ее мозгу отчаянно застучала надежда на побег, и, не успев составить сколько-нибудь толковый план, она рванула за душащий ее кляп. Ткань растянулась достаточно для того, чтобы соскользнуть на подбородок. Все, что ей пришло в голову, — это перебросить ногу через спину лошади и на полном ходу спрыгнуть на землю. Поспешно поднявшись, она бросилась бежать сквозь грязь и морось к тусклому огоньку.

— Помогите! Пожалуйста!

Разумеется, она понимала, что Мясник будет ее преследовать, но цеплялась за зыбкую надежду, что он рухнет с лошади и раскроит себе череп о какой-нибудь камень. Беглянку охватила паника, когда до ее слуха донесся топот его ног, а несколько секунд спустя он ее настиг. Обхватив девушку обеими руками за талию, он сбил ее с ног.

В следующее мгновение горец уже сидел на ней верхом. Теперь она была совершенно беспомощна, лежа на спине со вскинутыми над головой руками.

— Отпусти меня!

Она брыкалась и кричала, не желая ему уступать. Она била его коленями в живот, плевала ему в лицо и бешено извивалась, сражаясь за свою свободу.

Мясник взревел и обрушился на нее всем своим весом, прижав к земле удушающей мощью рук, бедер и ног. Она ощущала его невероятно сильное мужское тело — слишком тесно, слишком близко, слишком сокрушительно. Она забилась в истерике и разъяренно закричала:

— Слезь с меня, скотина! Я никуда с тобой не пойду! Лучше сразу убей меня!

Пока она отчаянно сопротивлялась, морось превратилась в дождь. Амелия вымокла до нитки, с ее волос стекала вода. Она моргала, пытаясь стряхнуть серебристые капли, собирающиеся на ресницах. Холодная вода струилась по ее обнаженным бедрам, так как от борьбы ее юбки сбились вверх. Но она продолжала сопротивляться, пинать его ногами и бить по лицу.

Впрочем, прошло немного времени, и ее усилия ослабели. Она задыхалась, ибо не могла справиться с неумолимой мощью этого тела. Она взмокла от пота и совершенно выбилась из сил.

Небо быстро светлело. Приближалось утро.

— Прошу вас… — взмолилась она, ненавидя его за то, что он вынудил ее унижаться.

Если бы только она была сильнее!

— Ты не можешь драться со мной вечно, девушка, хотя я восхищен твоими попытками и усилиями.

Она снова начала извиваться, но он уже опустил ее руки вниз и прижал их своим телом. Улучив момент, он обвил и ее ноги своей мускулистой ногой.

Под проливным дождем они оба промокли насквозь. Амелия подняла голову и, посмотрев ему в лицо, уловила на своих губах теплое дыхание горца. Его синие глаза в обрамлении темных ресниц внезапно погрузили ее в туманные, но неотступные мысли. Он был неправдоподобно хорош собой, и она едва не разрыдалась от такой несправедливости: как мог Господь наделить этого демона такими совершенными чертами?! Ей стало окончательно ясно, что справедливости в этом мире нет, а значит, она обречена.

Расслабившись и разжав кулаки, девушка устало выдохнула облачко пара в ледяной воздух неприветливого рассвета. У нее не было выбора. Она была вынуждена покориться. Во всяком случае, пока.

Он тоже расслабился, и его нос коснулся ее щеки.

— Мудрое решение, девушка.

Боевой дух медленно покидал тело Амелии, как вдруг она ощутила эрекцию члена горца, прижатого к ее бедру. От неожиданности она едва не поперхнулась, и кровь бешено ринулась по ее жилам. Она знала, что рано или поздно все этим и закончится, но не сейчас… потом…

— Я прошу вас, — пробормотала она.

— О чем ты меня просишь, девушка?

Его губы коснулись ее губ, и у нее вырвался еле слышный непроизвольный стон.

— Все равно тебе придется стать со мной поласковее, — произнес он. — Мне кажется, что было бы проще и приятнее для нас обоих, если бы ты сделала это сейчас.

— Я никогда не стану с тобой поласковее, — отрезала она, отчаянно желая верить в собственные слова.

Его рука скользнула по ее бедру, и он крепче прижал девушку к себе. Все внутри нее как будто вспыхнуло огнем.

— Прекрати меня так трогать, — потребовала она.

— Как так? Есть другой способ, который ты предпочитаешь?

— Я предпочитаю, чтобы меня вообще не трогали.

В тусклом свете занимающейся зари на нее смотрели обезоруживающие синие глаза. Ей хотелось убежать и не видеть этого взгляда, но она снова и снова попадала в его капкан. Это было чересчур.

— Вот так-то лучше, — произнес он и принялся осыпать ее щеку легкими поцелуями.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь.

От прикосновения его губ она закрыла глаза.

— Я только хочу, чтобы ты мне уступила.

Чувствуя себя беспомощной и побежденной, она повернула голову в сторону и внезапно поняла, что смотрит на пару ботинок из грубой кожи меньше чем в двух футах от своего лица.

Насмерть перепуганная, Амелия часто заморгала, стряхивая с ресниц дождевые капли и пытаясь определить, не привиделись ли ей эти ботинки. Но нет. Она и в самом деле смотрела на две волосатые ноги в шерстяных чулках, сползших на ботинки, и на зеленый килт, едва прикрывающий колени этих ног.

— Боже праведный! — вскрикнула она, и тут же, совершенно неожиданно, тишину рассвета взорвал хриплый хохот горца.

Надежда окончательно покинула ее сердце. Рассчитывать на помощь больше не приходилось.

Мясник поднялся на ноги, и она обрадовалась уже тому, что на нее больше не давит вес его тела. Она снова могла дышать, и опасное облако незнакомых ощущений, окутавшее ее мозг, рассеялось.

— Мне следовало догадаться, что ты развлекаешься в поле с какой-нибудь девчонкой, — произнес вновь прибывший, — вместо того чтобы проникнуть в форт Уильям и поскорее унести оттуда ноги. — Он поднял лицо к дождливому небу. — Хотя я не сказал бы, что сегодня подходящая для таких развлечений ночка.

Все еще лежа на спине и прижав обе ладони ко лбу, Амелия подняла глаза выше и сквозь пелену все усиливающегося дождя всмотрелась во второго горца. К своему ужасу, она поняла, что смотрит не на одного, а на двух шотландцев, которые толкали Мясника друг к другу, как парочка школьных забияк.

— Уберите от меня свои чертовы руки, — прорычал он.

«Господи помилуй нас всех!» — мысленно взмолилась Амелия, которой показалось, что их ожидает очередная кровавая бойня.

Она с тревогой покосилась на его секиру в седельной сумке, которая находилась всего в двадцати футах от нее. Что, если ей удастся до нее добежать?

Девушка приподнялась и встала на колени, но оглянувшись на ссорящихся шотландцев, заметила, что оба вновь прибывших горца вооружены пистолетами и клейморами[3]. Это были воины. Она поняла, что ей ни за что не выиграть у них поединка. С таким же успехом она могла покончить с собой.

— Ну так что, похотливый мерзавец, тебе удалось туда попасть? — спросил второй горец.

В нем было не меньше шести футов росту, а его физиономия была усеяна веснушками и поросла рыжей бородой.

Благодаря косматой шевелюре он выглядел бы несколько менее устрашающе, если бы не широкий шрам, рассекавший его лицо по диагонали от брови к носу. В утреннем свете его глаза сверкали как два зеленых огня.

Продолжая смеяться, он отошел от Мясника, извлек из споррана[4] оловянную флягу, сделал глоток и протянул ее похитителю Амелии.

Мясник принял флягу и жадно припал к горлышку.

— Ты спрашиваешь о девушке или о форте, Гавин? — уточнил он. — Если тебя интересует последнее, то я проник в него достаточно быстро и точно так же его покинул. С дамой все оказалось сложнее.

Он вернул Гавину флягу, вытер губы тыльной стороной руки и зашагал туда, где продолжала сидеть в траве Амелия, пытавшаяся оценить ситуацию. Он схватил ее за локоть и заставил подняться.

— И это не простая девка, — сообщил он товарищам. — Это добыча, которая стоит собственного веса золотом.

Амелия попыталась оторвать его пальцы от своей руки, но хватка была железной.

— Выпусти меня, — прохрипела она.

Первый горец — низкорослый и крепко сбитый светловолосый шотландец с лицом бульдога — тоже вытащил из споррана флягу.

— Темпераментная девушка, ничего не скажешь, — кивнул он.

— Да, но она дрожит, как ободранный кролик, — добавил его товарищ. — Что ты с ней сделал?

— Ничего я не сделал, — ответил Мясник. — Она вымокла и замерзла, вот и все.

— Что ж, ей не следовало кататься по мокрой траве, — ответил высокий шотландец. — У нее не все в порядке с головой?

Мясник, не отвечая, повел Амелию к своей лошади.

— Почему бы тебе просто не тащить меня за собой за волосы? — раздраженно поинтересовалась девушка, не оставляя попыток отцепить его пальцы от своего локтя. Она дрожала всем телом, и ее зубы громко стучали от холода. — Кажется, так принято у варваров?

Товарищи Мясника переглянулись и разразились оглушительным хохотом, но Мясник даже не улыбнулся.

— Мы не можем здесь оставаться, — сообщил он им. — Скоро окончательно рассветет, а за этим лесом я видел английские патрули. — Он снова подсадил пленницу в седло и внимательно посмотрел на нее снизу вверх. — Но не вздумай снова что-нибудь выкинуть, девушка. Только пикни — и я действительно освежую тебя заживо. И сделаю это с огромной радостью.

В это мгновение в тишину рассвета, нарушаемую только шорохом дождя, вторгся конский топот. К ним подъехал четвертый горец. Его светло-серая лошадь еще шла быстрой рысью, когда он спрыгнул с седла и зашагал к ним.

У этого последнего дополнения к необузданной шайке горцев были длинные золотистые волосы, а его глаза напоминали два бирюзовых озера, в глубине которых притаились коварство и неукротимость. Он тоже был высок, огромен и звероподобен.

— Ты его убил? — стремительными шагами подходя к Мяснику, спросил вновь прибывший.

Мясник покосился на него и покачал головой.

— Нет. Его там не было, — лаконично ответил он.

— Не было? — Золотоволосый шотландец поднял голову и посмотрел на Амелию. Она сидела в седле, глядя на него сверху вниз, пока Мясник обматывал ее запястья тонкой и грубой бечевкой и завязывал ее на тугой узел. — А это кто такая?

— Она невеста Беннетта.

Брови мятежника изумленно сдвинулись к переносице.

— Его невеста? У него есть женщина? Черт побери, Дункан, почему ты не перерезал ей горло?!

Амелия содрогнулась от подобной безжалостности и бесчувственности, одновременно отметив, что у Мясника есть имя. Его звали Дункан.

— Я решил этого не делать.

Он вскочил в седло позади нее.

В глазах его собеседника вспыхнула враждебность.

— Ты должен был это сделать и оставить ее голову гнить в ящике. Что с тобой такое?

Из-за спины Амелии Мясник потянулся к поводьям.

— А ты не должен во мне сомневаться, Ангус, — собирая поводья в кулак, ответил он. — Ты знаешь, что решимости мне не занимать. И она не ослабнет, пока этот английский дьявол будет дышать нашим шотландским воздухом.

— Или каким бы то ни было воздухом, — уточнил Ангус, делая шаг в сторону перед пугливо попятившейся лошадью.

— Нам надо разделиться, — произнес Мясник, и его голос словно лезвием рассек возникшее между ним и его собеседником напряжение. — Держите ухо востро, парни. Встретимся в лагере.

Он послал лошадь в галоп, и они умчались, оставив троицу позади.

Они быстро пересекли мокрое поле, и Мясник перевел коня на рысь, когда осторожно приблизился к опушке леса. Дождь ослабел, и небо светилось зловещим розоватым светом.

Промокшая до нитки Амелия дрожала. Не говоря ни слова, Мясник обернул их обоих своим пледом. Она вдохнула резкий мужской запах шерстяной ткани и спиной ощутила тепло, струящееся от прижавшейся к ней необъятной мужской груди. Она была рада уже этому, несмотря на то что от страха у нее шла кругом голова.

— Что такое с вами, горцами? — стуча зубами, горько поинтересовалась она. — Все, что вам надо, — это рубить головы и складывать их в ящики? Это какая-то шотландская традиция?

— Это не твое дело, — оборвал ее похититель. — И я был бы тебе благодарен, если бы ты больше не задавала этого вопроса.

Она несколько минут молчала, чувствуя, как тепло пледа постепенно изгоняет холод из ее тела.

— Он назвал тебя Дунканом, — снова заговорила она. — Я слышала. Тебя это не беспокоит? Я могу назвать кому-нибудь твое имя, и это поможет установить истинную личность Мясника Нагорий.

— На Нагорьях живут сотни Дунканов, так что, девушка, нет, это не заставит меня потерять сон и покой. А поскольку ты продолжаешь задавать вопросы, я хотел бы знать, не боишься ли ты, что я передумаю и все-таки перережу тебе горло? — Он помолчал. — С учетом того, что ты знаешь, как меня зовут.