Марси Ротман - Плененное сердце

Богатое воображение Колби нарисовало пасторальные сцены на фоне пейзажей Броули и Моуртона. Она была вынуждена придумывать убедительные слова и картины, чтобы согреть сердце старой женщины, а ее быстро вспыхнувшие любовь и благодарность за незаслуженное тепло, с которым ее встретили, сделали ее повествование еще более увлекательным.

— В самом деле, Нэвил, дорогой, ты должен помочь мне вспомнить какие-нибудь из наших любовных эпизодов, — сказала Колби.

— У тебя прекрасно получается, моя дорогая, — возразил он, начиная получать удовольствие от начатой ею игры.

* * *

— Он невыносим, леди Мириам, — продолжала Колби голосом, в котором, как она надеялась, было достаточно чувства. — Похоже, что мужчина заинтересован только в преследовании. Как только я уступила его слезным заверениям в вечной любви и преданности, он начал воспринимать меня как собственность.

Леди Мириам слушала этот диалог с растущей тревогой, которую не хотела показывать. Она не могла точно понять, в чем была фальшь, которая чувствовалась между Нэвилом и Колби, да и не пыталась сделать это, во всяком случае, в данный момент. Но она слишком хорошо знала своего сына, чтобы поверить в этот вовремя возникший подходящий брак по любви. Это произошло слишком своевременно и слишком быстро после смерти Роберта, чтобы она могла согласиться с этим.

Мириам Браунинг знала о своей способности разбираться в людях, и то, как быстро она приняла Колби Мэннеринг, не было ни прихотью, ни притворством. За несколько минут она была покорена огромным чувством собственного достоинства, присущим девушке. Колби держала себя как леди. В этих прекрасных глазах она видела то, что считала характером и интеллектом. И что самое главное, в поведении Колби не было ничего от манер большинства опытных и пресыщенных жизнью молодых девушек, которых она встречала каждый светский сезон, а это о многом говорило ей.

Леди Браунинг мало знала о недавней истории Мэннерингов, кроме слухов о не подобающих джентльмену поступках. Но она помнила Адена Мэннеринга красавцем в нарядной форме армейского офицера и знала, что ее муж очень любил его. Это было достаточной рекомендацией.

Слушая вздор об их ухаживаниях, — а именно это она подозревала, — леди Мириам не могла поверить, что ее сын повел себя как деревенский повеса. Но какая мать может знать, как поведет себя ее сын в плену бурной страсти? Нэвил собирался жениться на чертовски привлекательной и вполне подходящей женщине, и этого было достаточно, чтобы согласиться с ним. А если Колби и собиралась заманить ее сына в ловушку, тем лучше. Не она ли сама сделала то же с отцом Нэвила, и в результате за их долгую и счастливую жизнь им никогда не было скучно друг с другом?

Она вдруг с оптимизмом взглянула в будущее. Ее скорбь о любимом внуке немного улеглась. Жизнь должна продолжаться. Одна дверь закрывается, а другая открывается, сказала она себе и громко вздохнула.

— Леди Мириам, мы утомили вас, — проговорила Колби, поднимаясь. Она и Нэвил поддерживали фальшивую болтовню, которая прекратилась сама собой сразу же, как только они поняли, что мать их больше не слушает.

— Совсем нет, моя дорогая, — возразила леди Мириам, — но я уверена, что у вас, должно быть, есть множество вещей, которые надо сделать до свадьбы. — Я организую несколько небольших обедов.

— Но вы в трауре, — запротестовала Колби. Мысль о том, что ей придется продолжать играть роль страстной влюбленной перед незнакомыми людьми, была выше ее сил. Она рассчитывала на то, что тяжелая утрата, постигшая семью, спасет ее от обычных многочисленных приемов накануне свадебной церемонии.

Леди Мириам увидела страх в глазах девушки и, хотя не вполне понимала причину этого, поспешила успокоить ее.

— Я ограничу круг присутствующих только членами семьи, — заверила леди Мириам и проводила Нэвила и Колби до дверей.

* * *

Они возвращались в гостиницу, ощущая неловкость и отчужденность. Нэвил наблюдал за тем, как Колби бесцельно играла кольцом на пальце, и впервые заметил, что на ней нет других драгоценностей. Какая она странная. Несколько раз он подумывал о том, чтобы завести разговор, но его останавливало выражение ее лица.

— Я не люблю лгать и рассчитываю на то, что вы сведете количество случаев, когда мне придется это делать, к минимуму, — сказала Колби.

— Мне хочется этого не больше, чем вам, но я прошу вас потерпеть еще немного.

— Я не слишком терпеливая женщина. Вам следовало бы знать это с самого начала.

— О, я знаю, — засмеялся он, но она не дала ему времени долго радоваться своему ответу.

— Я намереваюсь закончить подготовку соглашения сегодня.

— Джон Лир и мистер Кортнэйдж, мой поверенный в делах, в вашем распоряжении. — Неужели она никогда не будет чувствовать себя с ним непринужденно?

— Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом, — холодно сказала она. — Как я уже говорила, черную работу нужно делать самому.

— Вы очаровали мою маму, и за это я благодарен вам. «Каждый раз, когда я пытаюсь быть разумным с этой женщиной, — горько сказал себе Нэвил, — она воспринимает это в штыки». — Он не привык к таким женщинам, и первый опыт в этом направлении ему не понравился. Это было утомительно, и у него разболелась голова.

— Ваша мама сделала мою задачу легкой, — призналась Колби тихим голосом. — Но я не могу обещать, что смогу и дальше вводить ее в заблуждение. Она не заслуживает лжи.

Нэвилу трудно было с ней не согласиться.

— Я в высшей степени восхищена ею и никогда не сделаю ничего, что может вызвать ее недовольство, но я не могу обещать повторного представления нашей неистовой любви.

— И я не могу, — засмеялся он. — Но я постараюсь оградить вас от повторения сегодняшнего дня.

— Сделайте одолжение. Нэвил сдался.

Колби противостояла Лиру, Кортнэйджу и Нэвилу в тяжелых переговорах об условиях брачного контракта.

— При всем моем уважении, леди Мэннеринг, — возражал низкорослый поверенный в делах, — вы не можете рассчитывать на то, чтобы справляться с двумя поместьями одновременно. Вам нужен человек…

— Не смогу? — сказала она, бесцеремонно перебивая его. С каждой минутой он все больше казался ей похожим на отвратительную гадину. — Я не дам обмануть себя ради денег и других привилегий, данных Пэнэману для управления Моуртоном.

Кортнэйдж обратился к Нэвилу, но тот уже давно устранился от драки.

— Дайте леди Колби все, чего она просит, и давайте закончим на этом. — Торговля по поводу условий уже давно раздражала Нэвила. Он взял свою шляпу и вышел, не сказав ни слова.

Достигнув соглашения по нескольким оставшимся пунктам, Кортнэйдж собрал свои бумаги и отбыл. Пэнэман не преувеличивал: леди Колби была самой настоящей сукой. Она собиралась сделать его жизнь невыносимой, и теперь он смотрел в будущее со страхом.

Лир остался. Его восхищение тем, как Колби взяла над ними верх, не знало границ.

— Я редко видел Кортнэйджа таким расстроенным. Вы чудо.

— Я выхожу замуж ради денег, но воздам за них сполна.

— Не сомневаюсь в этом, — заверил он ее. Она снова изумляла его. Она угадала его прежнее разочарование в ней из-за причины брака с Нэвилом Браунингом, но это не было столь хладнокровной сделкой, как ему казалось вначале. Джон почти жалел Браунинга. Она не будет удобной женой.

Кортнэйдж, весь в пыли, измученный поспешной поездкой из Лондона, стоял посередине пещеры, с тревогой осматривая оружие и продукты, которые Аугустус Пэнэман сложил в углу.

Не имея ничего общего с тем гладко выбритым гордым господином, каким он был в дни управления поместьем Браунинга, теперь Пэнэман напоминал лихорадочно возбужденного, фанатичного отшельника. Он отрастил косматую бороду, его волосы были длинными и спутанными, а глаза сверкали ненавистью. — Кортнэйдж был встревожен переменами, происшедшими с этим человеком, но его беспокоили другие заботы.

— Леди Колби — настоящий дьявол в женском обличье, — пожаловался Кортнэйдж.

— Ага, боишься, что не получишь денег, которыми я делился с тобой, — захихикал Пэнэман. — Проследи за тем, чтобы она не сунула нос во все твои махинации. Браунингу не понравится, если он узнает о том, что за эти годы ты сделал на нем целое состояние.

Пэнэман не сказал ничего нового, чего бы поверенный в делах не сказал самому себе за время своего долгого пути из Лондона.

— Вот почему я здесь, — сказал он, кусая губы.

— Хочешь, чтобы я от нее избавился, правда?

— Помни, это была прежде всего твоя идея.

— Я убью ее за то, что она погубила мою жизнь, а не ради того, чтобы услужить тебе, — возразил Пэнэман. — Она унизила меня и заплатит за это.

— А как ты сделаешь это, если она в Лондоне? — спросил Кортнэйдж.

— Она любит Броули и этих двух щенков, — ответил Пэнэман злобно. — Я могу подождать.

Лондон, по которому Колби шла теперь с набитой банкнотами сумочкой, сильно отличался от того, каким он встретил ее всего месяц назад. Тогда ее карманы были почти пусты и она была слишком поглощена угрожавшим Броули банкротством, чтобы наслаждаться прогулкой. Толпы людей на каждом углу, крики мальчишек-газетчиков и лотошников, ржанье лошадей и грохот экипажей, заполонивших улицы, сливались в своеобразную музыку.

В отличие от Калькутты, которую она знала по годам, проведенным семьей в Индии, Лондон казался сравнительно чистым, в нем не бродили надоедливые нищие, ужасные калеки, заклинатели змей, уродцы… Хотя воздух Лондона не был таким свежим, как в деревне, здесь обретались другие радости, например, элегантные дома и многочисленные магазины, набитые как сундуки с сокровищами.

Колби улыбнулась, глядя на Айлин Мерл, умную и крепкую служанку, рекомендованную Барбарой Мэйтлэнд. Девушка гордо несла покупки, которые сделала ее госпожа: часы для братьев, модная шляпка и подходящая к ней длинная мантилья для тети и кольцо для матери. Новые книги по сельскому хозяйству и управлению — это все, чего желала Колби для себя.

Но ее первым и самым приятным визитом было посещение книжного магазина Эйври Мередита, где она вернула ему деньги, данные ей по счету, и получила назад оставленные у него книги. Она купила несколько книг для своей семьи, а он пожелал ей счастья в семейной жизни.

— Миледи, не забудьте о назначенных вами визитах к парикмахеру и портнихе в гостинице, — немного позже предупредила ее служанка, когда Колби бесцельно прогуливалась вдоль Бонд-стрит.

Мысли о часах, которые ей предстояло пережить, пока на нее будут примерять свадебные одежды, достойные жены Нэвила Браунинга, были мучительны. Стрижка и завивка по последней моде ее длинных черных волос были еще одним испытанием, однако она утешала себя сознанием того, что все это скоро кончится. После свадьбы и короткого медового месяца она вернется в Броу-ли и, свободная от всяких супружеских обязанностей и обязательств перед высшим светом, будет жить так, как, черт возьми, ей хочется.

Колби, чувствуя себя более уверенной, вернулась со служанкой в гостиницу.

* * *

Через несколько часов Колби ожидала Нэвила, чтобы вместе с ним присутствовать на одном из унылых приемов, устраиваемых им и его матерью для представления будущей жены избранному кругу дальних родственников и близких друзей.

Годы, когда она часто бывала хозяйкой приемов для армейских офицеров и их жен, а также для заплывших жиром назойливых местных богачей, работающих на Джона — это имя фигурировало в разговорах об Ост-индской Компании, — научили ее улыбаться и щебетать о самых разнообразных вещах так, будто каждое слово являлось крупицей мудрости на века. Это умение очень пригодилось ей.

— Моя дорогая леди Колби, вы чудо, — шептала ей прошлым вечером Барбара Мэйтлэнд в доме леди Мириам. — Это, должно быть, мучение для вас, но, кажется, вы спокойно переносите все. Я восхищаюсь вами.

Колби улыбнулась и взяла леди Барбару за руку.

— Общество страстно желает увидеть леди, покорившую сердце Нэвила, — засмеялась Барбара.

Женщина, обладавшая необычайной проницательностью, она не могла не замечать мимолетных сердитых взглядов пробегавших по лицу Колби. Это подтверждало подозрения леди Барбары. Нэвил и Колби вступали в брак по расчету, ее сердце обливалось кровью за них. Ее собственная помолвка начиналась плохо, но удача и появившиеся дети превратили Мэйтлэндов в идеальную семью.

— Обсуждая меня, Лондон тоже сгорал от любопытства, — объяснила леди Барбара. — О чем думал легендарный Черно-Белый Капитан, когда женился на хромоножке без копейки денег? — Для убедительности Барбара помахала красивой тростью.