Услышав мягкий стук сапог по ковру, девушка подняла голову.

В дверях стоял Эштон, глаза темные, как сапфиры. Не сказав ни слова, он подошел к ней. Тело Эмили содрогалось от беззвучных рыданий, и парень крепко прижал ее к своей груди.

Как мог Годрик вот так взять и уйти? Он думает, она все еще ребенок? После всего, что между ними произошло? Она была женщиной, с женским сердцем и женской гордостью, и она старалась учиться – хотела всему научиться у него – но он с пренебрежением отнесся к первому настоящему поцелую, который Эмили кому-либо дарила. Страдание сердца девушки было так велико, что ей казалось, будто оно разбилось на тысячу сверкающих осколков.

Эмили проклинала свою глупость, свою веру в то, что она могла стать желанной для такого человека, как Годрик. Да она была последней женщиной на земле, которую полюбил бы некто вроде него.

Но, конечно же, лишь любовь могла причинять такую боль.

Эштон не знал, что именно произошло между его другом и Эмили, однако ее слезы тронули его больше, чем что-либо за последние годы.

С тех пор как Эмили вошла в их жизнь, часть его, которую он давно считал мертвой, вдруг ожила. Стремление защитить ее теперь стало одним из самых сильных его желаний, и он готов был наказать виновника ее слез, даже если это Годрик. Они все поклялись гарантировать ее благополучие, а в его глазах, это относилось и к данной ситуации.

Несмотря на ранимый возраст, Эмили была сильной девушкой, и до настоящего времени он не видел, чтобы она плакала. Годрик поступил ужасно, оставив ее в таком безутешном состоянии.

– Тише, дорогая, ну же.

Она притихла.

– Вот так. Ты можешь рассказать мне, что произошло? – Эштон взял ее за подбородок и поднял лицо, чтобы она посмотрела на него.

– Не знаю, можно ли об этом рассказывать… – Ее щеки немного порозовели.

– Пожалуйста, Эмили. Я не хочу видеть, как ты снова страдаешь, поэтому должен знать, от чего защищать тебя.

Эмили, все еще дрожа, медленно набрала в легкие воздуха.

– Я попросила у Годрика почитать книгу. Он сказал, что за это я должна его поцеловать.

В сердце Эштона появилась безудержная ярость.

– Но я не совсем умею это, и он сказал, что научит меня.

Враждебность барона возрастала.

– Он… он заставил тебя? Он вел себя грубо? – спросил молодой человек, и в его словах прозвучала опасная резкость.

Эмили покачала головой.

– Тогда почему ты плачешь?

– Из-за того, что он сказал мне после… Он сказал, что не должен был просить ребенка целовать его. Ребенка! – Она снова спрятала лицо на его груди.

Эштон был обескуражен. Он не мог понять, что же не так. Что заставило Годрика произнести такие странные слова? Женщинам от природы дано хорошо целоваться, и они схватывают все на лету. Это мужчинам требовалась практика, чтобы овладеть таким мастерством.

У Годрика не было причин говорить столь жестокие вещи, тем более после того, как она сделала то, о чем он попросил.

– Эмили, посмотри на меня, дорогая.

Она подняла на него глаза.

– Что ты сделала, когда поцеловала его? Можешь мне сказать? – Вероятно, ему удастся узнать, что встревожило его друга.

– Я просто поцеловала его. Я вспомнила, что ты рассказал мне о нем, о его детстве и об отце, и поцеловала его. Я сделала это неправильно?

Глаза Эштона немного посветлели.

– Уверен, что нет.

– Тогда в чем причина?

Эштон прижал палец к ее губам.

– Я думаю, ты сделала для Годрика нечто такое, чего никто до тебя не делал. Это напугало его. Ему нужно время разобраться со своими чувствами. Можешь быть к нему снисходительной?

– Но что я сделала?

– Ты действительно не понимаешь, дорогая?

Эмили покачала головой.

– Ты поцеловала его от всего сердца.

Ее брови сдвинулись в одну линию, когда она обдумывала его ответ.

– А разве не так нужно целоваться?

Эштон с болью осознал, что она действительно была такой же милой и невинной, как и казалась. Ни один мужчина под крышей этого дома не был достоин ее сердца. Эштон взял ее руки в свои, нежно поцеловал, а потом сказал:

– Если бы все целовались так, как ты, мужчины бы никогда не оставляли своих любимых и не уходили бы на войну, отцы никогда не били бы своих детей, а жены не беспокоились бы о неверности своих мужей, потому что измен бы не было. Большинству из нас следовало бы целоваться от всего сердца. Не имеет значения, что сказал Годрик, запомни это. То, что ты показала своим поцелуем, – бесценно.

Эмили напомнила Эштону, что когда-то он хотел от жизни чего-то большего. Он молча поблагодарил ее за такое прозрение, поцеловав девушку в лоб. Помог ей подняться и проводил из кабинета герцога в ее комнату.

– Мне надо уладить с Годриком одно дело. Могу я попросить тебя остаться здесь без охраны до завтра? Чарльз вдвое увеличил предыдущую ставку, что ты сбежишь до рассвета, и мне бы очень хотелось, чтобы он проиграл.

Уже не в первый раз ее попытки бегства сравнивались со спортом, но то, как Эштон сказал об этом, вызвало у нее смех.

– На самом деле мы обсуждали возможность предоставить тебе завтра десятиминутный рывок на старте, – добавил он.

– В самом деле?

– Да. Пешком, конечно. Затем мы возьмем лошадей и гончих, чтобы догнать тебя.

– Ты же говоришь не серьезно?

Эштон усмехнулся.

– Конечно нет. Но это вызвало у тебя смех. А сейчас ты дашь мне слово чести, как дочь джентльмена, что не будешь пытаться и не сбежишь до завтра, хорошо?

Эмили кивнула, ее утомил настолько эмоциональный день, однако она почувствовала тепло от странного юмора Эштона.

– Клянусь честью моего отца.

– Спасибо.

Эштон пригладил ее волосы и прикоснулся губами к ее лбу, прежде чем оставил девушку одну. Он остановился у двери, наблюдая, как она снова легла в кровать и застыла, восстанавливая дыхание.

– Я всегда должна целовать от всего сердца… – прошептала перед тем, как уснуть.


Годрик стремительно ворвался в комнату для занятий боксом, где Чарльз и Седрик собрались заняться кулачным боем. Лорд Лонсдейл, опытный боксер, находясь в Лондоне, любил провести несколько раундов на ринге. Конечно, те из них, на которых оказывался Чарльз, нередко имели плохую репутацию. Хотя он часами тренировался в Салоне Джексона, все же предпочитал более жесткие арены, где мог доказать, на что способен.

Седрик отходил назад, а Чарльз наступал.

– Годрик? Ты выглядишь убийственно.

– Маленькая озорница забралась в твои брюки? – пошутил граф, сделав выпад в сторону Седрика, но промахнувшись на несколько дюймов.

Годрик сбросил свой жилет и начал засучивать рукава. Он кивнул виконту, и тот вышел за линию ринга, находившегося в углу большой комнаты отдыха.

– Заткнись и борись со мной, Чарльз.

Тот ухмыльнулся, всегда готовый сделать выпад в сторону Годрика, если предоставлялась такая возможность.

Они боролись всего несколько минут, когда вошли Эштон с Люсьеном, оба заметно огорченные. Люсьен выглядел раздраженным, тогда как барон излучал холодность.

Годрик был так поражен увиденным, что Чарльз застал его врасплох и нанес сильный удар в лицо. Эштон снял свой пиджак и жилет, протянул их Люсьену и начал закатывать рукава.

Только теперь герцог осознал, что сейчас они были впятером и без Эмили.

– Минуточку… А кто смотрит за Эмили?

Ответил Люсьен:

– Она в своей комнате. Дала Эшу слово, что сегодня не сбежит.

– И ты поверил ей?! – вскричал Годрик. – Она уже может быть в нескольких милях отсюда!

– Если она пообещала, то я верю, что останется, – холодно произнес Люсьен, и это заставило Годрика еще больше заволноваться.

Эштон, сохраняя спокойствие, подошел к рингу и спросил у Чарльза:

– Не возражаешь, если я войду?

– Нет, тебе нельзя!

Годрик не хотел драться с Эштоном, когда у него был такой вид, а он даже не знал причину гнева друга. Его светлость имел полное право сердиться на Эмили за то, что она посмела сделать, и за то, как чувствовал себя из-за этого. А какой повод был у Эштона?

Чарльз перевел взгляд с герцога на барона и, поняв, что сейчас лучше уйти, поклонившись, оставил ринг.

– Боишься небольшого соревнования, Годрик?

Слова Эштона раззадоривали его светлость, но он чувствовал в них скрытую угрозу.

– Ты никогда не побеждал меня на ринге, Эш. И сегодняшний день не станет исключением.

Увы, он разобьет нос другу в доказательство своих слов.

– Хорошо, рад слышать это. – Холодная улыбка на лице Эштона предвещала боль. Подняв кулаки, он ожидал Годрика.

Тот отпрыгнул на несколько шагов вправо, барон то же самое сделал влево, и бой начался. Но вместо того чтобы обороняться, как обычно, Эштон, казалось, рвался встретить каждый удар Годрика. Герцог потерял бдительность, и барон нанес удар ему в живот. Годрик согнулся от боли.

Эштон не стал ждать, пока его светлость выпрямится, он налетел на него и ударил с такой силой, что его противник попятился на несколько шагов назад. Чарльз хотел уже было вмешаться, но Люсьен остановил его рукой.

Адаптировавшись к ярости друга, Годрик стал отвечать. Он нанес ему боковой удар левой и попал в правый глаз. К завтрашнему утру там будет огромный синяк. Но его победа оказалась недолгой, потому что Эштон нанес ответный удар.

Бой продолжался около пяти минут. Барон дрался как одержимый. Он безжалостно сбил Годрика с ног. Никто не вмешивался. Некоторые споры могут быть решены только на ринге.

Герцог снова упал на спину и, наконец, глубоко вздохнул.

– Черт возьми, приятель, почему ты пытаешься вынудить меня капитулировать?

– Почему?

Эштон акцентировал это слово ударом в щеку Годрика. Кровь тонкой струйкой потекла из его разбитой губы.

– Если я узнаю, что по твоей милости еще хоть одна слезинка упадет из глаз этой славной девушки, то держись, Годрик…

Эштон говорил с такой злобой, что герцог опустил кулаки. В довершение друг нанес ему удар снизу. Его светлость отклонился и с громким стоном упал на мат. Эштон опустил руки и вытер кровь с пальцев о свои штаны.

– Ну, думаю, моя партия сыграна. – Он несколько раз глубоко вздохнул, подошел к Годрику и протянул ему руку.

Тот схватился за нее, и барон рывком поднял его на ноги.

– Намек понят, дружище. Я сильно ее обидел, и мне действительно нужно было напомнить о моей клятве.

Эштон одобрительно опустил руку на плечо герцога.

– Прости, Годрик, но я знал, что другого способа достучаться до тебя нет.

– Только ответь мне на один вопрос. Я плохо играл или ты всегда поддавался мне на ринге?

– Боюсь, ты никогда этого не узнаешь.

Развернувшись, он забрал у Люсьена свою одежду. Когда они полностью успокоились и оделись, Эштон повернулся к Годрику.

– Теперь, после того, как мы все уладили, я считаю, что ты просто обязан дать некой леди огромную стопку книг и попросить у нее прощения.

– Она рассказала тебе о…

Эштон улыбнулся.

– Она рассказала мне все. Ее так ранила твоя жестокость, что она подумала, будто плохо целуется. Ты знаешь, это наихудшее, что могут сделать женщине мужчины, подобные нам. Мы – распутники, а не ублюдки. Мы добиваемся любви женщин, а не презрительно отталкиваем их.

– Что, черт побери, ты сделал этому милому котенку? – спросил Седрик.

Его светлость не ответил, и Эштон вздохнул.

– Годрик потребовал поцелуя и, когда она поцеловала его, посмел раскритиковать ее, что она делает это, как ребенок. Тебе повезет, если она когда-нибудь простит тебя.

Герцог покраснел от стыда, но напомнил себе, что ушел ради ее и своего спасения. Он не мог позволить Эмили влюбиться в него, а тот поцелуй точно вел к этому.

Как будто прочитав его мысли, Эштон положил руку ему на плечо.

– Я думаю, у нее к тебе чувства, Годрик.

Парни вышли из комнаты отдыха и направились к главному холлу. Симкинс, проходя мимо, замер при виде своего избитого и окровавленного хозяина.

– Ваша светлость?

– Не беспокойся, Симкинс, мы просто немного повеселились.

– Очень хорошо. Я пришлю служанку навести порядок, ваша светлость. – Дворецкий заглянул в комнату отдыха. – Думаю, две здесь управятся. И понадобится ведро побольше. – Он с поклоном удалился.

Годрик решил, что Эштон прав. За тот поцелуй Эмили заслужила стопку книг.


Эмили свернулась клубком на кресле у окна, когда кто-то постучал в дверь ее спальни.

– Войдите.

Ее взгляд был устремлен в сад за окном. Слабый ореол лица девушки отражался в толстом оконном стекле. Эмили приложила руку к стеклу, чтобы солнечное тепло согрело ее холодную ладонь. На какое-то мгновение она полностью отдалась этому ощущению, не замечая ничего вокруг, но потом мир все же потребовал ее внимания.