– Джонатан также сказал, что слышал, как лорд Леннокс угрожал убить его светлость, если он когда-нибудь заставит вас плакать опять.

– Правда? По-моему, это чрезмерная реакция, но Эштон такой милый.

Либба засмеялась.

– Все эти парни милы с вами. Лучше вам смотреть в оба, иначе его светлость пойдет на поводу своего желания разделить с вами постель, чтобы не дать другим заполучить вас.

– Спасибо за предупреждение, Либба.

Она и не подумала об этом. Если натравит этих мужчин друг на друга, то может оказаться в постели Годрика быстрее, чем планировала.

– Ну, теперь я пойду. – Либба, заговорщически улыбнувшись, исчезла.

Снова оставшись одна, Эмили подошла к окну и посмотрела вниз. За окном простирался сад. Лабиринты живой изгороди и цветущие кустарники, несмотря на приближающуюся осень, все еще крепко держали свои лепестки.

Шестью футами ниже подоконника была сооружена решетка, переплетенная виноградной лозой, рядом с которой на первом этаже было окно в гостиную.

– Наслаждаешься видом или обдумываешь побег? – раздался сзади голос Годрика. Ее кровь забурлила при звуке этого приятного голоса.

Как долго он наблюдал за ней? Стараясь скрыть свое удивление, Эмили не повернулась. Он двигается беззвучно, она должна помнить об этом.

На сей раз он шел босиком по полу.

– Я пообещала, если ты помнишь. Наслаждаюсь видом, разве это запрещено? – Эмили повернулась к нему лицом.

– Не запрещено, если только, наслаждаясь видом, ты не выпадешь из окна. Высота слишком большая, чтобы приземлиться безопасно. Обидно будет сломать такие красивые ноги, – наигранно трагическим тоном произнес Годрик.

– Может быть, моя свобода стоит нескольких сломанных костей. – Она вздернула подбородок, сдерживая при этом улыбку.

– Хотел бы я посмотреть, как далеко ты уйдешь на сломанных ногах. Мне говорили, это очень больно. – Он с серьезным видом посмотрел на нее.

– Это… это угроза, ваша светлость?

– Что? – Годрик удивленно расширил глаза. – Нет! Конечно нет! Я бы никогда… я просто пытаюсь защитить тебя…

Он умолк, когда Эмили тихо засмеялась. Она дразнила его.

Рассмеявшись, его светлость приблизился к ней. Он немного разделся после ужина. Снял камзол, ботинки и галстук. Годрик стоял в ее спальне, одетый лишь в брюки и белую батистовую сорочку с закатанными выше локтей рукавами. Приблизившись к девушке, он небрежно оперся о стену в нескольких дюймах от нее, с интересом изучая ее тело с головы до ног.

Покраснев, она вспомнила, что на ней ничего не было, кроме ночной рубашки. Скрестив руки на груди, повернулась к нему спиной.

– Сюда не смотреть, сэр!

Он не послушал ее.

– У тебя заняло много времени, чтобы заметить… и я позволю себе сказать, что этот вид такой же прекрасный, как и спереди, – промурлыкал Годрик, сделав еще шаг и проведя пальцем по ее позвоночнику.

Эмили подавила слабую дрожь.

– Ты уже отчетливо дал понять, что тебе не интересно целоваться с ребенком; и, если я ребенок, не стоит в шутку угрожать мне твоей страстью. – Ее раздражение вернулось, давя комом в сердце.

В ответ на резкость девушки, Годрик тоже вспылил:

– Черт возьми, Эмили, я же извинился!

Повернувшись к нему, она ударила пальцем по его груди.

– И я приняла твое извинение, но это не означает, что ты можешь передумать и ворваться сюда!

– Еще как могу! – Он схватил ее запястья одной рукой, поднял их над ее головой и прижал девушку своим телом к окну.

– Отпусти меня, или я закричу! – Эмили пыталась высвободить запястья, но его рука крепко держала их над ее головой.

– Кричи. Давай. Только кто придет?

За считанные часы он из принца превратился в негодяя. Ей не было страшно, она пребывала в ярости. Этот мужчина считал, что имеет право на нее, но после того, как повел себя в кабинете, он не заслуживает доверия, пока не приползет… на коленях… и не будет умолять, по меньшей мере, час.

Она напряглась, когда он прижался к ней всем телом. Другой рукой он схватил ее сорочку у бедер и задрал, чтобы надавить своим мускулистым бедром между ее ног. Эмили с трудом удавалось не раздвигать колени, но он был слишком сильным.

– О! – выдохнула она, когда он мощно толкнул бедро в мягкую горячую впадину между ее ног. Ее голова откинулась назад к стене, а тело задрожало. – Годрик, пожалуйста… пожалуйста, я…

Она пыталась что-то сказать, но он не был настроен слушать. Она даже не понимала, о чем собиралась просить. Он накрыл ее губы своими, грубо, решительно и дерзко. Придавил ее к стене, прижимаясь своим лбом к ее и тяжело дыша.

– Неужели так трудно просто наслаждаться временем здесь? Зачем постоянно искать способ убежать?

Герцог поднял на нее глаза. Мужчина и девушка были так близко, что их тела почти сплелись. Рука, державшая ее запястья над головой, сжалась чуть крепче, когда он передвинул свое тело, стараясь приблизиться еще больше.

– Позволь мне показать тебе причину остаться…

Годрик провел носом по линии подбородка Эмили, затем опустился губами к ее шее, от его легких поцелуев девушку бросало в жар. Она подняла подбородок, предоставляя мужчине возможность изводить ее своими страстными поцелуями. Его возбужденный жезл упирался в ее живот, из-за чего пульс Эмили ускорился.

– Это несправедливо. Ты отвлекаешь меня, – выдохнула она, когда он схватил ее за грудь через тонкую сорочку, играя затвердевшими сосками.

– Нет ничего справедливого в этой жизни, моя дорогая. Продолжим? – Он кивнул в сторону двери, ведущей в его спальню, и этот простой жест убил в ней все желание.

– Нет, – твердо ответила она, ожидая, что он освободит ее.

Когда он этого не сделал, Эмили посмотрела на дверь собственной комнаты, прикидывая, сколько времени понадобилось бы, чтобы расшибить ее, если она заперта.

– Нет? Ты уверена? – Он поднял свое бедро между ее ног, увеличив давление на ноющее лоно.

Она сдержала стон, когда он сделал это снова, теперь быстрее.

– Я спросил… Ты уверена?

Его губы искривились в улыбке – он понял, что лишил ее способности изъясняться словами, остались одни стоны. Рука мужчины опустилась с ее груди по животу, к месту соединения бедер, он снова приподнял ее сорочку. Как только пальцы достигли ноющей точки между ее ног, она вскрикнула, голос прозвучал довольно громко.

Этот крик вернул Годрика к действительности. Он сразу же отпустил ее и отошел в сторону, в ту же секунду в комнату ворвался Эштон. Оценив взглядом представшую перед ним сцену, он обратился к Годрику на греческом.

– Я думал, ты овладел собой. Ты сказал, что можешь справиться с этим. – Барон сделал шаг навстречу Годрику, который запустил руки в волосы.

– Она… я не могу контролировать себя, как сначала думал.

Эштон посмотрел на плотно закрытое окно в комнате Эмили, на ее полуобнаженную фигуру и сощуренные глаза.

– Она сопротивлялась тебе?

– Нет… – солгал Годрик.

– Я не согласна, – на безупречном греческом произнесла Эмили.

Оба мужчины посмотрели на нее, разинув рты.

– Ты солгала насчет греческого? – спросил Годрик.

– Erre Es Korokas! – выпалила она. «Не каркай!»

Годрик дернул ее на себя и отвел от стены.

– О чем еще ты соврала?

Эштон сделал решительный шаг вперед, подняв руку, словно говоря: «Нет, Годрик, отпусти ее». Но он, похоже, имел собственные вопросы по поводу ее обмана.

– Эмили, ты солгала мне, единственному человеку в этом доме, кто заступился за тебя перед Годриком. Я просил говорить правду, а ты отплатила мне ложью?

– Это было еще до того, как я стала доверять кому-либо из вас… тогда я чувствовала себя в опасности!

Глаза Эштона были темными, как ночное море.

– Неужели ты по-настоящему ощущала угрозу? Мы никогда не хотели этого.

– Вы похитили меня. Накачали опиумом. Чего ожидали? Может, вы и не были моими врагами, однако простите меня, если я не сочла эти действия дружескими поступками. – Ее глаза горели, но она не заплакала. – Как бы вы поступили на моем месте?

– Ты… Ты солгала мне и когда давала сегодня свое слово?

– Нет. Это было правдой, клянусь могилой отца, в каком бы море она не находилась. Сегодня я не сбегу.

Эштон долго молчал.

– Я верю тебе. Но с этих пор не могу стоять между тобой и Годриком, ни сегодня, ни когда-либо. Пожалуйста, не зови меня больше. – Он повернулся и ушел, захлопнув за собой дверь.

У Эмили подогнулись колени. Единственный заступник покинул ее.

Годрик подтолкнул девушку к маленькой двери, которая вела в его комнату. Эмили уперлась ногами в пол и безуспешно пыталась остановить его.

– Давай, борись со мной! Я обращу твой гнев в страсть! – Годрик швырнул ее на пол и запер маленькую дверь, ведущую в его спальню.

Неужто он все-таки пересилит себя? Она не ожидала от него бессердечности, но Годрик изменился. Это был уже не тот человек, который читал ей днем.

Он схватил ее за предплечья и резко поднял на ноги. Она взглянула на него хладнокровно и решительно, даже несмотря на то, что он тряс ее.

– Годрик, отстань. Чего ты ожидаешь? Хочешь доказать мне, к какому типу мужчин относишься? Доказать, что ты такой же, как Бланкеншип.

Его пальцы впились ей в руки.

– Я совсем не такой, как тот старый кретин, слышишь меня!

– Взяв меня силой, ты сделаешься таким же в глазах Бога и закона.

Взгляд Годрика переменился.

– Взять тебя силой? Эмили… Может быть, ты и дрожишь сейчас и сбита с толку, но это из-за желания, а не от страха. Бланкеншип никогда не смог бы возбудить в тебе те чувства, которые ты теперь испытываешь.

Она знала, что это было правдой.

– Я хочу видеть рядом с собой человека, который читал мне «Одиссею» сегодня днем. – Ее голос смягчился. – Обрети его вновь, и я передумаю.

Глаза герцога были как листья английской розы.

– Во мне есть темная сторона, с которой я не всегда могу бороться. – Голос мужчины звучал чуть громче шепота, словно он сам не до конца понимал себя.

Эмили сообразила, что до него можно достучаться.

– Я не прошу тебя стать святым, Годрик. Я прошу о времени… Времени, чтобы и я, и ты поняли, что мы значим друг для друга и чего хотим.

Он разжал руки и наконец отпустил ее.

– Как так получается, что ты в столь юном возрасте уже такая мудрая?

– Меня воспитали два любящих родителя, которые дали мне отличное образование.

– Значит, теперь ты корректируешь бóльшую часть из того, о чем солгала?

– Да, я замечательно образована. Я бегло говорю по-гречески и на латыни. Ты не знал о латыни, потому сообщаю это сейчас, во избежание недоразумений. Я езжу на лошадях всю свою жизнь, и я отлично плаваю.

Услышав откровения Эмили, Годрик удивленно замер.

– Кстати, об этом… Может быть, я притворился, что тонул в озере. – Он ожидал, что она рассвирепеет, но девушка этого не сделала. – Ты знала?

– Твой пыл сразу после того, как ты пришел в себя, вызвал у меня подозрения. Тот, кто недавно тонул, обычно не такой энергичный. – Она, вздохнув, отошла назад, чтобы сесть на край его кровати.

Годрик подошел и присел рядом, затем без всякого подтекста провел рукой по ее ладони и переплел их пальцы. Подняв соединенные руки, прижал их к своей груди. Это не было попыткой искусить ее. Каким-то образом посредством таких признаний они достигли своего рода взаимопонимания.

– Поспишь со мной сегодня? – попросил он.

Эмили уже начала качать головой, но он добавил:

– Нет. Просто поспи, ничего больше. Побудь рядом, и все. Я хочу слушать твое дыхание, чувствовать твою теплоту. Пожалуйста…

Слово «пожалуйста» дрогнуло на его губах, и Эмили кивнула в знак согласия, хотя и не собиралась. Как ему всегда удается делать это?

Он обнял ее за плечи и нежно положил на кровать. Прижав ее своими бедрами к постели, приложился к удивленно застывшим губам долгим, исследующим поцелуем, таким не похожим на тот, что был раньше.

В голове Эмили пронеслись слова Эштона, и она позволила сдерживаемым чувствам выйти наружу, к нему, опять. Его руки обняли ее за поясницу и крепко прижали к себе, прежде чем он остановился.

– Кажется, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к таким поцелуям… – прошептал он у ее губ.

Эмили слегка улыбнулась.

– Может быть, если ты привыкнешь ко мне, я смогу привыкнуть к тебе. – Она вспомнила его грубые ласки, в которых таился темный огонь, и поняла, что хотела их, не важно, насколько они сокрушительны.

– По-моему, нам двоим придется учиться.