Эмили опустила плечи.

– Теперь вы понимаете, почему мне следует бежать. Он не должен узнать правду, иначе совершит какую-то глупость.

– Однако вы же понимаете, что это ужасный план. У парня такой характер, что он заставит даже ангелов задрожать от страха. Он не обрадуется, если вы уедете.

Она не нуждалась в предостережении Джонатана, и сама понимала, как рискует.

– Это выбор между двумя вещами: обидеть его или подвергнуть смертельной опасности. Все довольно просто, не так ли?

Джонатан долго раздумывал.

– Хорошо. Я отвезу вас в деревню, если вы согласитесь на мою цену.

Она была прижата к двери и не могла убежать. Его теплое дыхание чувствовалось на ее лице.

Эмили чуть подняла голову в надежде, что это укрепит ее решимость.

– Какая цена?

– Хм…

Он изучал ее, и она не понимала, что он хочет увидеть.

– Я решу позже. Готовьтесь отправиться завтра. – Парень тихо вывел Эмили в коридор.


Она быстро поднялась по служебной лестнице, затем – по главной, направилась прямиком в свою спальню на втором этаже и спряталась в ней.

– Вот ты где, лисенок! Я ждал твоего возвращения. – Голос Годрика заставил ее подпрыгнуть. – Думала, можешь ускользнуть от меня? – Он засмеялся и обнял ее за талию.

Напряжение в теле девушки спало, когда она поняла, что герцог не слышал ее разговора с Джонатаном.

– Нет, конечно нет. Мне нужно было подправить прическу, потому что выпало несколько шпилек. – Эмили поднесла руку к волосам, показывая, о чем речь.

От его хищного взгляда все внутри у нее похолодело.

– Я не верю тебе, дорогая. А мне казалось, мы пришли к пониманию.

Ее задело это его неверие. Даже несмотря на то, что она лгала.

– Так и есть. Отпусти меня, Годрик.

– Сейчас-сейчас. Я вынужден был весь вечер изображать джентльмена, поэтому не могу больше ни минуты играть проклятого святого. – Руки мужчины переместились с ее талии на спину, скользнули по пояснице, крепче прижимая ее к себе и слегка приподнимая.

Эмили затаила дыхание.

Он прислонил ее спиной к двери. Мускулистые руки крепко сжимали тело девушки, как она ни старалась оттолкнуть его. Ей нужно мыслить трезво, если намерена завтра бежать, но это было почти невозможно.

Годрик просунул свое бедро между ее ног, и его давление обжигало и пробуждало все в ней. Голова Эмили отклонилась назад, открывая доступ к шее. Он провел губами от ее подбородка к плечам.

Эмили не успела опомниться, как благодаря глубокому поцелую мужчина уже завладел ее мыслями и сердцем. Они отошли от двери к кровати, остановившись, лишь когда Эмили уперлась в нее ногами, затем повалились на постель, Годрик был сверху. Тихо засмеявшись, он провел носом по ее щеке и перевернулся вместе с девушкой так, чтобы Эмили легла на его грудь. Он обвел ее нежным взглядом и ласково пробежался пальцами по ее позвоночнику.

– Что означает этот взор, дорогая? Ты кажешься обеспокоенной чем-то. – Герцог, рассмеявшись, поднял голову, чтобы страстно поцеловать девушку в ключицу.

Он заколдовал ее. Сначала горячий и властный, потом нежный и до невозможности милый. Сердце Эмили бешено стучало. Неужели это ее последние мгновения с ним? Если она завтра сбежит, то да.

Слезы подкатывали к глазам, и она прикусила нижнюю губу, надеясь, что эта боль пересилит острую иглу в груди. Таких мгновений больше не будет.

– Не плачь… пожалуйста, не плачь. Мы не станем торопиться. Я не хотел напугать тебя. – Годрик приподнялся. Усадив девушку к себе на колени, большим пальцем вытер ее слезы и облегчил боль легкими поцелуями в щеку, кончик носа и лоб.

Наконец, он прижал ее к себе, и Эмили успокоилась, уткнувшись лицом ему в плечо. Некоторое время они просидели так, обнявшись, этого невинного прикосновения было достаточно, чтобы она совсем успокоилась.

Когда в конце концов овладела собой, то поцеловала его в плечо. Затем, несмотря на слезы и грусть, почувствовав страстное влечение к нему, слегка укусила его. Он застонал, когда она провела языком по месту укуса.

– Ты маленький бесенок! – Годрик засмеялся и схватил подбородок Эмили, приподнимая ее лицо. – Ты же знаешь, что я отомщу тебе за это. – Он обхватил ее грудь. И когда сосок девушки затвердел у него под ладонью, ласково погладил его. – Мне начать здесь? Или… – Мужчина провел рукой по линии ее бедра и остановил ладонь на ягодицах. – …Здесь, может быть? – Он крепче сжал ее, и Эмили заерзала от возбуждения.

Она подняла на него манящий взгляд.

– Мне кажется, вы только болтаете, ваша светлость.

– Неужели? – зарычал он и подмял ее под себя.

Вместо того чтобы снять с нее платье, Годрик перевернул Эмили на живот, взял подушку, лежавшую возле ее головы, и поднял бедра девушки, подложив подушку под ее таз.

Дрожа, Эмили обернулась через плечо, не зная, что он задумал. Он встал на колени между ее расставленных ног и расстегнул брюки. Весело подмигнул, когда поймал ее взгляд, что вызвало новую дрожь у нее в ногах.

Годрик провел рукой до колен Эмили под платьем, приподнимая юбки, чтобы не мешали, затем полностью открыл ее ноги. Похлопал по ягодицам, после чего опустил пальцы вниз, пока не достиг ее лона.

– Как горячо. Ты такая влажная, дорогая. Ты меня возбуждаешь. Я не могу ждать ни секунды. – Он расположился у ее входа, поставив одну руку на кровать возле ее плеча, и протиснулся между ее стенок.

От этого воссоединения они блаженно простонали. Он вышел, а потом проник еще глубже, доставляя ей удовольствие, смешанное с легкой болью. Эмили закричала в экстазе. Годрик продолжал, медленно перемещая свой фаллос у нее внутри, достигая самой глубокой точки и таким образом доводя до безумия от страсти. Эмили одолевало отчаяние, он нужен ей больше, чем его естество, это слияние тел и душ может оказаться их последним разом. Из-за паники она уже готова была рыдать, однако затаила дыхание и предалась удовольствию.

– Эм… о Эм. Дорогая… мне так хорошо внутри тебя… отведи бедра назад… ДА!

Неровное дыхание Годрика и грубая похвала запали ей в сердце и душу. Девушка сдалась, взорвавшись вокруг него на миллион частиц.

Она с трудом расслышала эхом отозвавшийся крик Годрика, когда его тяжелый вес опустился на ее спину. Учащенные вздохи у ее шеи были сладостной наградой.

Через несколько секунд он пришел в себя и повалился на бок, дыхание мужчины почти восстановилось. Он притянул ее к себе, и Эмили прижалась к нему всем телом, наверное, в последний раз. Слезы текли по ее лицу, но Годрик их не видел. Его глаза были закрыты, темные ресницы касались щек.

– Я люблю тебя. Что бы ни случилось. Я люблю тебя, – прошептала она.

Он не пошевельнулся.

Эмили поцеловала его грудь в том месте, где чувствовала сильное сердцебиение. Пусть он слышал, она не хотела, чтобы он что-то говорил в ответ. Если Годрик не любил ее, она от этого испытает боль. А коль он подтвердит сомнения Эмили словами, это убьет ее.


Годрик слегка придерживал тело Эмили. Она перекинула обнаженную ногу через его поясницу, и он властно положил руку на мягкую кожу ее бедра. Голова девушки покоилась на его груди, слабое дыхание выдавало ее сонное состояние. Он истощил ее сегодня, она все еще не привыкла к его ненасытному аппетиту. Эмили тоже стала смелее, но все равно занималась любовью со странной смесью распутности и невинности.

Глупо было бы отрицать его радость от того, с каким энтузиазмом и смелостью она откликалась на его ласки. Эмили любила Годрика, он слышал, как она прошептала это однажды во сне, а сегодня сказала о своей любви уже не в порыве страсти. Она не забрала свои слова обратно, и он был рад этому.

Никто никогда раньше не признавался ему в чувствах, ни одна женщина, кроме его матери. Он был любим Симкинсом и Лигой, но Эмили – другое. Он всегда полагал, что любовь женщины – бремя, однако, как выяснилось, это не так. Ее привязанность и верность укрепляли его. Она знала, кто он, и между тем все равно любила, любила до такой степени, что пожертвовала своей репутацией, и это было важно для Годрика. При мысли, что кто-то плохо отзовется об Эмили, все внутри у него переворачивалось.

Он сделает что угодно, чтобы защитить ее честь, даже если это означает уступить. Годрик говорил ей: она может остаться, если любит его, однако правда заключалась в том, что Эмили никогда не сможет бросить его. Для нее, впрочем, как и для него, оставалось лишь одно.

Брак. Он должен жениться на Эмили для спасения репутации девушки. В свою очередь у нее будет жизнь, о которой она мечтала, а он все бы отдал, чтобы видеть ее счастливой.

При ярком свете дня герцог понял: женитьба на Эмили была ужасной затеей. У него запятнанная репутация в обществе, и, хотя для него данный факт никогда не имел значения, ее это затронет. Будут ли Эмили когда-нибудь воспринимать как жену герцога или просто узрят в ней прославленную любовницу? Однако ночью он не переставал спрашивать себя, может ли это счастье быть еще бóльшим.

Годрик позволил себе представить бесконечные ночи, во время которых Эмили станет прижиматься к нему своим теплым телом и ее волосы будут рассыпаны по подушке, как янтарные колоски пшеницы. В мечтах герцога она всегда будет здесь, его маленькая хитрая лисичка. Через несколько лет пустые призрачные уголки его жизни заполнятся люльками с детьми, и у него будет семья, чего он никогда не предполагал. Он купит для Эмили конюшню, полную лошадей, тысячу гончих псов, все, что она пожелает.

Девушка шевельнулась и немного передвинулась. Годрик накрыл ее покрывалом, чтобы она не замерзла. Только когда Эмили спала, он мог наслаждаться ее видом – налитые груди сейчас прижимались к его груди, как и гладкие крепкие бедра и икры. Эти ноги плотно сжимали его всякий раз, когда он возвышался над ней. Она была милой… и неподдельной. Совсем непохожей на идеально слепленную Эванджелину, которая ненавидела растрепанные волосы или помятое платье. Та никогда не жила по-настоящему, в отличие от Эмили. Его восхищало, как девушка принимает жизнь.

Рука герцога поднялась вверх к ложбинке между ее ног. Он просунул палец внутрь нее, и она снова пошевелилась. Годрик улыбнулся, ласково играя с ней. Она издала этот восхитительный звук истинного удовольствия. Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы перестать дразнить ее и мучать себя. Ей нужно было выспаться после пережитого дня.

Эмили провела носом по его груди, потерлась о него, пока снова не умостилась. Тогда Годрик поразился, насколько этот миг кажется правильным, пугающе правильным. Все, что знал его светлость, стало другим, как только он положил эту девушку без сознания на кровать в ту первую ночь. Как такое возможно, что она вошла в его жизнь всего неделю назад? Что произойдет, когда им придется принять данную ситуацию? Он не хотел думать об этом. У него защемило в груди, и он сжал кулаки.

Похищение Эмили Парр изменило не только его. Узы Лиги характеризовали непростую любовь, которую испытывали друг к другу эти парни, но при появлении Эмили они все оказались беспомощными. Эштон восхищался чистой душой девушки, Чарльз – ее игривостью, Седрик – тем, что она любила проводить время вне стен дома, Люсьен – ее умом, а Годрик – он любил в ней все.

Эта мысль повергла его в шок. Коль он в состоянии полюбить все в женщине, не означает ли это, что он любил ее? Такой вопрос беспокоил его.

Он провел рукой по волосам Эмили, накрутил на палец шелковый локон. Все эти годы герцог и представить не мог, что подобное создание, настолько не похожее на него, сделает его таким счастливым. Он жил ради ее улыбки, смеха, поцелуя. Ему хотелось провести весь день, читая вместе с ней, всю ночь, занимаясь с ней любовью. Найти каждое место, где она боится щекотки, и то, прикосновение к которому вызывает у нее стоны и вздохи. Он жаждал прожить жизнь с ней, но это было невозможно.

– Годрик?

Голос Эмили прервал его размышления. Он не знал, что она проснулась.

– Прости, дорогая, я разбудил тебя?

– Я чутко сплю. – Она немного приподняла голову, в лунном свете ее фиалковые глаза казались бледно-серебряными. – Можно кое о чем спросить тебя?

Он с трудом сдержал улыбку.

– Конечно.

– Эштон упоминал твоего отца, а как он…

Годрик перестал улыбаться.

– Как он наказывал меня?

– Да.

– А что? – Мужчина проговорил это резче, нежели хотел. Боль от той старой раны до сих пор ощущалась.

Эмили положила руку ему на грудь, прямо над сердцем.

– Мне жаль, что он обижал тебя.

– Это звучит не как вопрос.

Она поморщила лоб.

– Нет, наверное, но… но мне бы хотелось, чтобы он тебя не обижал. Не понимаю, как кто-то может желать тебе вреда.