Она прижалась губами к его груди и нежно поцеловала ее. Это были такие неподдельные, чуткие эмоции, что у Годрика ком встал в горле. Он не знал, как сказать ей, что ее слова значили для него все.

Молча обнял Эмили за талию и поднял на несколько дюймов выше, к своим губам. Она разомкнула уста. Проведя кончиками пальцев по линии подбородка мужчины, удовлетворенно вздохнула.

– У меня есть еще один вопрос, – наконец сказала она. – Теперь настоящий.

Его восхищал прозорливый огонек в ее глазах.

– Тогда хорошо, дорогая, давай услышим его.

– Когда ты и все остальные похищали меня, откуда вам было известно, что я находилась в экипаже? Я думала, обманула вас с потайным дном сиденья… – Она положила ладонь ему на сердце и немного приподнялась, что открыло ему замечательный вид на ее грýди.

– Ты действительно обманула меня. Однако Эштон заметил торчащий краешек твоего вечернего платья. Он придумал план подождать тебя. – Воспоминание о той ночи вызвало у Годрика улыбку: адреналин, настоящая радость от погони, борьба с ней, поимка…

Эмили нахмурилась.

– А что, если бы я не вышла из экипажа? Я могла бы задохнуться.

– Этого бы не произошло. – Годрик попытался приподнять бедра, но Эмили слегка отодвинулась.

– Неужели тебе обязательно нужно было использовать настойку опиума? Я презираю это. – Теперь она смотрела сердито, что немного напоминало рычащего щенка.

– Это Эштон посоветовал. Мы боялись, что ты можешь закричать и позвать на помощь.

– Почему вы просто не заткнули мне рот кляпом?

– И ты бы всю дорогу извивалась у меня на коленях? Ты могла бы упасть и пораниться.

– У тебя на коленях? – В ее глазах читалась нежность, хотя она и поморщила нос от испуга. – Ты вез меня?

Годрик взял локон ее волос и накрутил себе на палец.

– Конечно. Как только ты приглянулась мне, я не позволил ни одному мужчине отвечать за тебя. Мне хотелось, чтобы ты была лишь моей, что, уверяю, вызвало много споров. Я вынужден был почти час терпеть ворчания Чарльза. А он ужасно сердится, когда проигрывает. – Годрик засмеялся.

Эмили молча обдумывала услышанное.

– Ты планировал соблазнить меня еще до того, как увидел?

Это был скользкий вопрос, и мужчина решил, что лучше ответить честно.

– Я лишь хотел навредить тебе, привезя сюда, не планировал физически… обесчестить тебя. У меня и мысли не было о соблазнении, пока я не положил тебя на эту самую кровать. Ты была такая грязная, вся в пыли из-за попыток бежать, но, когда опустил тебя… я был очарован… мне захотелось прикоснуться к твоему телу… так я и сделал.

– Ты сделал?

– Только прикоснулся, взял твое лицо в свои ладони. На твоих щеках была грязь, и я вытер ее. Я едва сдержался, чтобы не поцеловать тебя. Именно тогда понял, что ты околдовала меня.


Эмили была удивлена, приятно удивлена. Она плохо помнила ту первую ночь, но у нее осталось смутное воспоминание, что красивый принц поглаживал ее лицо и едва не поцеловал, ей это показалось фантастическим сказочным сном.

Перестав расспрашивать Годрика, девушка устроилась в его теплых объятиях. Лежа в постели с ним сейчас, она осознала, насколько одинокой почувствует себя завтра. Не будет ни утренних поцелуев, ни тихих вечеров в его кабинете. Не будет теплого сильного тела, к которому можно прижаться ночью, когда тени растягиваются вдоль кровати.

Любовь к Годрику разгоралась жарче и ярче с каждым часом, проведенным рядом с ним, но это чувство может убить его, если она останется. Приедут люди Бланкеншипа, и с обеих сторон прольется много крови.

Эмили обдумывала, открыть ли ему правду, передать ли то, что сказала Эванджелина, – но она не могла. И он, и остальные лорды были ужасно гордыми и упрямыми. Они торжественно пообещают защищать ее, и кто-то будет ранен или убит. Эмили не могла позволить, чтобы на ее руках оказалась их кровь, ведь они стали словно одной семьей. Она обязана уехать. Вероятно, ей удастся отправить Бланкеншипу письмо, когда она приедет в Блэкбрай, сообщит ему, что сбежала, и он не станет соваться в поместье Эссекс. Девушка могла лишь надеяться, что это сработает и все будут в безопасности.

Годрик поглаживал ее волосы, от такого нежного, успокаивающего прикосновения ее начало клонить в сон. Но ей требовалось еще немного времени.

– Годрик…

– Хм? – Его ответ отозвался в ее теле слабой вибрацией.

– Спасибо.

– А что я сделал?

– Ты показал мне ту часть жизни, которую я могла бы так никогда и не испытать.

Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони.

– Моя дорогая, ты та удача, что мне посчастливилось поймать.

Ее глаза горели. Она не могла расплакаться, только не сейчас.

– Знаю, мне не следует говорить об этом, так как это может все испортить… но я люблю тебя. – Она могла больше никогда не увидеть его, поэтому хотела знать, достаточно ли у нее смелости открыть ему свои чувства в последний раз.

– Ты не можешь ничего испортить, дорогая.

Годрик поднял ее голову и прикоснулся губами к ее устам. Не важно, как он целовал ее, невинно или страстно, она оживала от его прикосновений. Язык Эмили танцевал между его губ. Он тихо простонал, запустив руки в ее волосы. Кончиками пальцев массировал голову девушки, и руки Эмили скользнули по его груди, наслаждаясь горячей кожей.

– Займись со мной любовью, – попросила она между глубокими томными поцелуями.

– Как прикажешь.

Глава 15

Дом избавился от Эванджелины Мирабо задолго до подачи завтрака. Кто-то видел ее раннее отправление, но остальные не были осведомлены, кто это был. Складывалось впечатление, что, сыграв свою роль, она приняла мудрое решение уехать, чтобы не присутствовать при появлении людей Бланкеншипа. На лицах лордов читалось облегчение.

Завтрак проходил весело, и, несмотря на планы Эмили уехать, она воспользовалась возможностью провести эти последние несколько часов с друзьями. Потому что они стали именно друзьями. Она будет скучать по материнской опеке Эштона над остальными. По попыткам Люсьена спрятаться за газетой, при этом подначивая других. Она больше не станет рыбачить или охотиться с Седриком и слушать небылицы Чарльза.

А Годрик… Ей будет не хватать жизни с ним, но у нее нет выбора.

– Гренки, Эмили? – Чарльз предложил тарелку с гренками, прерывая ее темные мысли.

– О, спасибо, Чарльз, – ответила она.

– Пожалуйста. – Граф подмигнул и, когда она взяла гренку, передал тарелку Эштону прямо над ее головой.

– Что каждый планирует делать сегодня? – обратился барон к присутствующим за столом.

Чарльз раскачивался на двух ножках стула.

– Мне нужно разобраться с корреспонденцией.

– Да? Ты правда отвечаешь на письма? Неужели? – из-за газеты прокомментировал его слова Люсьен.

– Конечно, отвечаю. Если я никогда не отвечаю на письма твоей матери, это не означает, что не пишу остальным.

Люсьен сложил газету и строго посмотрел на Чарльза.

– Моя мать пишет тебе письма, а ты не отвечаешь на них?

– Постой… – перебил его Седрик. – Люсьен, твоя мать пишет Чарльзу?

Недобрый оскал Люсьена рассмешил Седрика.

– Продолжай, Чарльз. О чем она тебе пишет? – поощрил друга Годрик.

– Это по какому-то приватному делу?

– Для тебя не существует ничего приватного, Чарльз, поэтому можешь нам рассказать. – На губах Эштона появилось легкое подобие улыбки.

Чарльз рассердился.

– Вы хотите знать? Хорошо. Мама Люсьена убедила себя, что я идеальная партия для Лисандры.

– Моей сестры?! – выкрикнул Люсьен. – Отец Небесный! Дружище, лучше никогда не отвечай на эти письма…

– Расслабься! Лисандра не в моем вкусе, как вам всем прекрасно известно. – Чарльз обвел взглядом стол. – Кроме того, у нас есть правила, не так ли?

– Правила? – Эмили озадаченно покачала головой.

Эштон взглянул на нее.

– Даже так называемая Лига Бунтарей имеет правила, дорогая.

Они придерживались правил? Эта мысль рассмешила ее.

– Бунтарям тоже пристало где-то обозначать границы, – добавил он.

– И в данном случае ни один член Лиги не имеет права соблазнять сестру другого члена, – поведал Люсьен.

Чарльз кивнул.

– Правило восьмое, если быть точным.

– Меня все еще удивляет, что вы называете себя Лигой, – хихикнула Эмили. Она, конечно, слышала уже это название, которое шепотом передавалось замужними дамами, часто с возгласами ужаса.

Годрик злобно оскалился.

– Это занятное прозвище на самом деле присвоили нам в колонке Общества Леди «Квизинг-глаз газет». Они щедро потчуют общество рассказами о наших похождениях, вернее, о том, что, как они считают, мы делаем. Нередко они преувеличивают, но мы полагаем, это название нам подходит. Мы благоразумно приняли его и теперь используем – с огромным удовольствием, стоит добавить.

– Оно действительно придает какой-то шарм, – сказала Эмили.

Эштон снова перевел тему разговора на предстоящие события.

– Значит, Чарльз будет отвечать на письма. А ты, Седрик?

– Думал проехаться верхом.

Эмили расправила плечи. Может быть, ей прокатиться верхом, прежде чем воплотить план своего побега. Последнее хорошее воспоминание…

– А ты, Люсьен?

– У меня есть небольшое дело в Лондоне. Вернусь до наступления темноты.

От Эмили не ускользнуло, как он посмотрел в сторону Годрика. Наверняка тот не знал об этой поездке.

– Может, мне съездить с тобой за компанию? – предложил Эштон.

– Я не против.

Создавалось впечатление, что они говорили как-то зашифрованно. Эмили было интересно, что же задумали эти двое.

По окончании завтрака девушка вышла из комнаты вслед за Седриком, желая посмотреть, как он поедет верхом. Но Годрик схватил ее сзади за платье и заставил остановиться.

Игриво погладив девушку по шее, герцог сказал:

– Так, и куда мы направились?

Эмили вздохнула, наблюдая удаляющуюся спину виконта.

– Думала понаблюдать за ездой Седрика.

Герцог обнял ее сзади за талию. Его губы ласкали правое ухо девушки и целовали ее мочку. Она сдержала стон.

– Мы можем остаться здесь… – В каждом слове читался страстный призыв.

Так сложно было противостоять этому, но второй вырвавшийся у нее стон был грустным, и Годрик заметил это.

– Все хорошо, дорогая? – Он погладил большим пальцем ее подбородок.

Она уже готова была открыть ему правду о своих страхах и побеге, но сдержалась.

Он молча изучал ее.

– Тебе действительно хочется проехаться верхом?

Лицо Эмили немного прояснилось:

– Да, очень.

– Я разрешу тебе это… – Он сделал паузу, заметив, как зажглись надеждой ее глаза. – Если ты поскачешь вместе со мной.

– О Годрик, спасибо! – Она обвила руками его шею и осыпала поцелуями.

Когда они подошли, Седрик как раз рысью выезжал верхом из конюшни. Серой в яблоках кобыле, на которой он ехал, не терпелось пуститься в галоп, впрочем, как и наезднику.

Они прошли мимо него, и Седрик выкрикнул:

– Вас подождать?

– Да, если можешь, – попросила Эмили.

Годрик вошел внутрь, чтобы вывести своего мерина, пока девушка ждала.

Виконт опустил на нее глаза.

– Эмили, когда ты вернешься в Лондон, можно я познакомлю тебя с моими сестрами? Горация и Одри будут в восторге от тебя.

– Мне бы очень этого хотелось. Я знакома всего с несколькими людьми из общества. У нас были связи в основном за городом.

– Не волнуйся, котенок. Мои сестры обычно уравновешенные особы. Мне кажется, тебе больше по душе придется Горация. Она очень похожа на тебя. – Седрик улыбнулся, словно вспомнив какую-то секретную шутку. – Одри… скорее проказница. Вечно вляпается то в одно, то в другое.

– Они, как и ты, любят проводить время на улице?

Он кивнул.

– Горация любит ездить верхом почти так же сильно, как я. Одри нравится свежий воздух, хотя она и не в восторге от лошадей. Ее ударил довольно злобный пони, когда ей было восемь лет. Бедняжка так и не простила лошадиный род за это.

Эмили погладила темно-серую гриву его кобылы.

– Отец всегда говорил, что пони склонны брыкаться, поэтому мне повезло, что я не столкнулась с их нравом. Лошади совсем другое дело. У него была пара чистопородных лошадей, на которых он учил меня ездить верхом.

– Твой отец был умным человеком. – Виконт ласково похлопал кобылу по шее.

Тут вышел Годрик, ведя за собой великолепного черного мерина, одну руку герцог положил ему на шею, другой держал свободно свисающие поводья.