Эмили осознала, что никогда не смогла бы без него и что никогда больше его не оставит. Без него она бы увяла в тени своего настоящего «я». Этот процесс уже начался, пока он не нашел ее.

Девушка сдерживала рыдания.

Но ведь она бросила его. Пусть у нее были на то свои причины и она руководствовалась любовью, теперь он не простит ее, возможно, никогда не простит. Боль в его глазах показывала, чего ему стоил ее побег.

Все, что ей нужно было сделать, – это объяснить. Он бы выслушал и, вероятно, если бы ей повезло, простил бы ее. Он просто обязан был поступить так, если бы узнал о том, что ей рассказала Эванджелина.

Годрик снял плащ, пиджак и рубашку, глубоко и медленно вздохнул и подошел к ней. Сердце Эмили забилось быстрее. Она видела в его глазах животную страсть и знала, что ее собственный взгляд отвечал на это тем же.

Не раздумывая ни секунды, Эмили бросилась в объятия мужчины, крепко прижавшись к нему и обвив руками его шею. Между тем он не обнял ее в ответ. Его руки были опущены. Он был сдержан, суров и ужасно холоден.

– Годрик, я так рада, что ты здесь, но…

Он, убрав ее руки со своей шеи, решительно отстранился от нее, расстояние между ними было огромным как океан, темный и бездонный. Ей нужно все объяснить. Ничего другого не оставалось.

– Тебе не следовало приезжать. Я не смогу тебя защитить.

– Ничего… не… говори.

Подобно кролику, загипнотизированному взглядом змеи, Эмили стояла словно зачарованная, не в силах пошевелиться. Он прижал ее плечи к стене.

– Ты бросила меня. Ты солгала мне.

– Послушай меня! Я вынуждена была.

– Ты бросила меня. Вот, как сильна твоя любовь. – Он говорил резким голосом, сквозь сжатые зубы.

– Ты не понимаешь, Бланкеншип собирался…

Он схватил подбородок девушки одной рукой и завладел ее губами. Взял все, что она предлагала. Он не дал ей времени вдохнуть или подумать. Эмили сдалась. Жесткий поцелуй перерос в нежный и глубокий. Его прикосновения были полны нежности, когда ласкал ее тело. Он уже простил ее, наверняка это так, иначе не был бы таким нежным сейчас.

Ее грудь налилась в предвкушении ласк и жарких поцелуев мужчины. Ей вспомнились все ее клятвы, что она сможет прожить без этого. Скорее Луна покинет Землю, чем она оставит его. Он заберет ее назад, простит, что разбила ему сердце. Все это читалось в его поцелуе, в этих прекрасных эмоциях, по которым она так тосковала.

– Годрик, пожалуйста… ты мне нужен. – Ее мольбы были не громче шепота у его шеи.

Дыхание герцога стало резким, когда он поспешно снимал брюки. Он опустил руку между ног девушки, найдя ее влажной и ожидающей его, и просунул два пальца между ее складок. Эмили простонала. Годрик удовлетворял ее рукой, и каждый раз, когда она пыталась закрыть глаза, требовал, чтобы она смотрела на него, что она и делала. Его лицо все еще было печальным.

– Ты оставила меня. Твоя комната была пуста. Ты хоть представляешь, что ты со мной сделала? – Его слова досады звучали у ее горла, где он водил носом. – Ты моя. Тебе ясно? Я никогда не позволю, чтобы ты ушла. Никогда.

Девушка уже едва стояла на ногах от желания, и только тогда Годрик наконец поднял ее левое бедро и завел за свою спину. Он готов был войти в нее, венец его почти был у Эмили внутри. На одну долгую секунду их дыхания перемешались, а глаза сомкнулись, затем он погрузился в нее. Она вскрикнула. Ее голова отклонилась назад к стене, и Годрик запустил свободную руку в ее волосы на затылке, придерживая, чтобы она не упала. Пальцы другой руки впились в кожу бедра девушки, пока он пронзал ее у стены. Он снова завладел губами Эмили, как воин-поработитель.

Она отдалась ему полностью и двигала бедрами навстречу ему, страстно желая этой новой дикой страсти. Ее руки царапали его спину, оставляя отметины. Тело Эмили накрыли волны удовольствия, возвещая о приближении кульминации.

Она потянула его за волосы. Годрик оторвал свои губы от ее рта и опустил лицо к ее шее. Он вошел в нее сильнее, и она почувствовала себя на краю блаженства. В глазах Эмили сверкнули малиновые искры дикого восторга. Она шептала его имя, как полуночную молитву, а потом ослабла в его руках. С ревом первобытного удовлетворения он достиг вершины. Его семя разлилось в глубине ее.

Ловя ртом воздух, Годрик обмяк рядом с ней, удерживая ее у стены. Эмили наконец закрыла глаза, она гладила его волосы, убирая с висков темные локоны и лаская его.

– Господи, какой же я дурак. – Он отстранился от нее.

У Эмили подкосились колени, и она схватилась за стену для поддержки.

– Что ты имеешь в виду? – Его тон обеспокоил ее, в душе зародился страх. Он не держал и не целовал ее. Это не было воссоединением, как она думала. Ею овладела паника, и слезы затуманили глаза.

Годрик что-то ворчал, не глядя на нее и поправляя одежду.

– Ты не любишь меня. Никогда не любила.

Последовавший затем горький смех заставил ее вздрогнуть.

– Когда кого-то любят, то не бросают. Не делают больно.

– Я не бросала тебя, Годрик, но я вынуждена была уехать. Я очень сожалею о записке…

Взмахом руки он сделал Эмили знак замолчать, затем бросил одежду девушки к ее ногам.

– Но ты в опасности!

Годрик не обратил внимания на ее слова.

– Одевайся. Нам нужно сейчас же вернуться домой.

– Но почему? – Эмили замерла, подняв платье до середины дрожащих ног. Ее объял ужас, словно она взбиралась по лестнице в темноте и думала, что была еще последняя ступенька, однако ее нога ступила в пустоту, увлекая за собой все тело.

– Думаю, наверное, твой дядя и я в конце концов договоримся о чем-то. Ты больше не полезна, поэтому настало время вернуть тебя ему.

Пощечина, и та болела бы меньше.

«Я больше не полезна?»

Его чувства были всего лишь кратковременным влечением, обусловленным страстью, чего она и боялась. Теперь он погубит ее, вернув назад дяде, где Эмили ожидает злосчастный брак.

Она уставилась на него, с изумлением заметив в руках Годрика серебряный флакон, наполненный, несомненно, настойкой опиума, которую она так ненавидела. Она не сомневалась в том, что сегодня не могло уже произойти ничего хуже.

– Это не понадобится, обещаю вести себя тихо. – Девушка неуверенно умолкла. Над домом прогремел гром, и за окном сверкнула молния, отражая смятение в ее сердце.

Годрик внимательно посмотрел на нее, затем засунул флакон назад в карман.

– Отлично, хотя твои обещания ничего для меня не значат.

Она оделась, наспех застегнула пуговицы, перепутав петельки, однако сейчас это было не важно. Теперь все было не важно. Она потеряла его. То, что считала прощением, оказалось лишь прощанием. Из-за своих глупых поступков Эмили утратила шаткий контроль над его чувствами.

Ею овладело незнакомое доселе отчаяние. Ее легкие почти не двигались, дыхание становилось все прерывистей. Перед глазами замелькали черные точки. Она сделала неуверенный шаг навстречу Годрику, но от этого движения у нее все поплыло перед глазами. Все потемнело, и Эмили наклонилась вперед, а потом вдруг резко увидела пол.


Годрик подхватил девушку за секунду до того, как она упала на пол. Он прижал ее к груди, вдыхая ее запах и наслаждаясь им, после чего выругал себя за это.

Побег Эмили прекрасно доказывал ее намерения. Слова любви, что она шептала, были ничем иным, как ложью, хитрыми уловками, чтобы усыпить его бдительность.

Он нашел небольшую сумку девушки там, где она оставила ее возле двери. Голова Эмили качалась в разные стороны, потом упала на его грудь. Господи, он был глупцом.

Годрик был даже больше чем глупцом, потому что хотел вернуть ее. Он понимал, какая жизнь ожидала ее там – брак с Бланкеншипом, пожизненные невзгоды. После того, что она с ним сделала, он убеждал себя, будто она этого заслуживает, но в его сердце не было места для отмщения.

Эмили нужно было уйти. Вот и все. Если она останется, он сделает то, о чем впоследствии пожалеет, например, будет умолять ее полюбить его. Герцог снова оживил в памяти детские воспоминания, как он искал любви, хотя и знал, что она никогда не наступит. Ненависть к себе только усиливалась с каждым шагом, что он делал в сторону двери и когда вышел в коридор.

Там стояли Седрик с Чарльзом, виконт держал извивающегося щенка, а Чарльз еле стоявшего на ногах Джонатана Хелприна, который уже пришел в себя. Все трое обеспокоенно посмотрели на Эмили.

– Она… – начал Чарльз.

– Она в порядке. Просто упала в обморок.

На подбородке Джонатана уже проявился синяк.

– Ваша светлость, клянусь, с ней ничего не произошло.

– Я разберусь с тобой, когда вернемся в поместье. – Если бы он сейчас заговорил с этим парнем, то придушил бы его.

Друзья последовали за ним, когда он снес Эмили вниз по лестнице постоялого двора мимо изумленных гостей; они вышли под дождь, и Седрик взял у него девушку, пока его светлость взбирался на лошадь. Как только Эмили вновь была в его руках, он расслабился, но совсем ненадолго.


Они вернулись в поместье под покровом глубокой ночи и громыхающего неба.

Когда приехали, Симкинс увел Джонатана и Пенелопу, чтобы ими занялись слуги. Чарльз и Седрик последовали за Годриком в его спальню, где он опустил Эмили на кровать. Затем двое парней вышли в коридор, а он снял с нее мокрую одежду и нижнее белье. Накрыл ее одеялом и подоткнул края, потом снова позвал друзей в комнату.

– Проверь окна, Седрик. Чарльз, а ты запри дверь в смежную комнату.

Оба парня поспешили выполнить его просьбы без всяких колебаний, боясь плохого настроения друга. Годрик, склонившись над Эмили, сильнее натянул на нее одеяло, до самого подбородка. Он аккуратно убрал назад мокрый локон ее волос, затем махнул друзьям, и они вместе с ним вышли из комнаты. Настало время разобраться с другим предателем.

Они вернулись в гостиную, где их ожидали Симкинс с Джонатаном.

Годрик обратился к дворецкому:

– Симкинс, попроси кого-то зажечь камин в моей спальне. Не Либбу.

Дворецкий, кивнув, исчез.

Чарльз направился к двери.

– Нам… э… тоже уйти?

– Останьтесь. Может быть, понадобится, чтобы вы сдержали меня от убийства этого подонка, – сказал Годрик, не сводя глаз с Джонатана. – Но не слишком усердствуйте.

Камердинер поднялся, пытаясь защититься.

– Ничего не произошло, ваша светлость. Она попросила меня о помощи, вот я и помог. Мы всего лишь взяли комнату на постоялом дворе, чтобы укрыться от дождя.

– Ты лжешь! – Годрик крепко сжал кулаки. – Она была полураздета, так же, как и ты!

Джонатан ударил ногой по стулу, стоявшему между ними, и тот отлетел в сторону.

– Вы хотите убить меня? Тогда убейте. Если думаете, что сможете.

Седрик и Чарльз подступили на шаг ближе, готовые вмешаться.

– Так тому и быть! – Герцог потянулся к парню и схватил за ворот рубашки, тряся беднягу.

– Сейчас же отпустите его!

Годрик с Джонатаном замерли и повернулись, с удивлением посмотрев на того, кто осмелился обратиться к его светлости таким тоном. В открытых дверях стоял Симкинс, как будто это он был хозяином Эссекс-Хауса. Когда все уставились на него, он вернулся к своему обычному состоянию и добавил:

– Ваша светлость.

Годрик пришел в себя.

– Не вмешивайся. Это дело чести.

Симкинс вытащил из-под своего пиджака пистолет и направил дуло в грудь Годрика.

– Вы отойдете от своего единокровного брата, ваша светлость, – произнес Симкинс на удивление спокойным голосом.

– Брата? – переспросил Годрик, наконец оставив в покое рубашку Джонатана.


Симкинс опустил пистолет.

– Я поклялся вашему отцу, что с ним не случится ничего плохого. Из-за этого оказываюсь в затруднительном положении. Я, конечно, поплачусь должностью, но твердо намерен защитить Джонатана.

Парень бросил сердитый взгляд на Годрика после того, как прозвучала эта новость.

– Кто я ему?

Герцог не был настолько удивлен. Когда Эмили упомянула это, он заподозрил, что в прошлом его камердинера была какая-то тайна. Он даже начал привыкать к такой мысли, но это произошло до нынешней ночи. Сегодня все было не вовремя. Сейчас он хотел видеть Джонатана мертвым.

– Мне все равно, пусть он окажется хоть королем Англии! Коль он обидел мою Эмили…

– Тогда мы будем решать эту проблему, но только если мисс Парр подтвердит ваши предположения, что он действительно оскорбил ее.

Годрик застонал и поежился, затем сильно потер ладонями веки, да так, что у него едва искры из глаз не посыпались. В настоящий момент он даже не ощущал себя хозяином своего собственного дома. Не говоря уже о том, что его дворецкий направлял на него пистолет.