Войдя в темную каюту и нащупав стол, на котором стояла лампа, Сирена, как бы случайно, сбросила ее на пол. Бормоча невнятные проклятия своей неловкости, она с трудом отыскала в дальнем конце каюты другую лампу, поменьше, а когда зажгла ее, с удовлетворением заметила, что масла в ней совсем на донышке и пламя едва горит. Стараясь держать лицо в тени, Сирена подошла к койке и достала из-под нее сундучок с лекарствами.

— Если вы подойдете сюда, капитан, я перевяжу вам руку.

Риган, казалось, сомневался и, подозревая подвох, подвинул ногой к двери стул таким образом, чтобы вход в каюту оставался открытым. Холодные голубые глаза голландца обшарили комнату в поисках спрятанного оружия, но, так ничего толком и не разглядев, он приблизился к Сирене, которая сидела на койке и разматывала бинт. Когда он прошел по каюте, стекло разбитой лампы заскрипело у него под ногами — это был единственный звук, нарушивший тишину, повисшую в воздухе, влажном и тяжелом.

И в это время чуткое ухо Сирены уловило, что фрегат уже не бьется о борт голландской бригантины. «Отличная работа, братишка!» — подумала она радостно, догадавшись, что Калеб обрезал швартовы, соединявшие два корабля. Фрегат теперь дрейфовал сам по себе, и с каждой волной расстояние между судами увеличивалось.

Она собралась было переодеть блузку, чтобы прикрыть полуобнаженную грудь, но, подумав, решила не делать этого. Может быть, вид женской груди отвлечет голландца, и он не заметит, что борта двух кораблей уже не бьются друг о друга.

Риган сел рядом с ней на койку, и женщина начала медленно втирать мазь в его рану, а затем осторожно перевязала ее. Все это время Сирена ощущала на себе его взгляд, который непонятным образом воздействовал на нее.

Молчание нарушил мужчина.

— Это неслыханно! Ручаюсь жизнью, что во всей истории мореплавания не было такого! — проворчал он. — Два противника сначала ведут бой, а затем перевязывают друг другу раны. Возможно, мы оба являемся более цивилизованными людьми, чем сами предполагали. А этот ужасный шрам у вас на руке? Похоже, вы получили ранение не так давно?

— Да, — проговорила Сирена глухим голосом. — Память об этом негодяе Блэкхарте.

— Однако вы ему неплохо сегодня отплатили. И как? Счастливы ли вы от того, что он мертв? — насмешливо спросил Риган.

Сирена встала и, повернувшись к нему спиной, сжала руками спинку стула, стоявшего рядом со столом.

— Счастлива ли я? Безмерно! — в ее голосе было столько ненависти, что у Ригана волосы зашевелились на голове. — Его смерть — бальзам для моей души, поддержка для моего духа! Жаль только, что я не могу его убить двадцать раз подряд и еще двадцать раз! Я мечтала об этой встрече, жаждала ее, как человек, истосковавшийся по глотку воды. Но этот мерзавец решил умереть как трус и лишил меня радости победы. Я не считаю доблестью убить труса.

Когда она говорила, ее гибкая спина напряглась, а мускулистые длинные ноги налились, напружинились, словно перед прыжком. Ригана обдало жаром, и он вспомнил о своем обещании когда-нибудь овладеть Морской Сиреной. Взгляд мужчины упал на темное пятно крови, запекшееся на ее спине.

— Тебе тоже надо смазать рану мазью, иди сюда! — приказал он.

Его тон рассердил Сирену, и она уже была готова взорваться, но на гневную вспышку уже не было сил: усталость сковала все ее тело, а каждый нерв просил отдыха; и к тому же нужно протянуть время, чтобы Калеб успел осуществить все задуманное. В молчании она опустилась на койку рядом с Риганом, позволив ему промыть раны на тыльной стороне рук и наложить мазь.

Он делал это так серьезно и так заботливо, что она рассмеялась. Риган тоже смутился, представив, что похож в этот миг на сестру милосердия, и грубовато приказал ей повернуться к нему спиной.

Сирена подавила смех и, повинуясь его тону, покорно повернулась. Он грубо толкнул ее на койку и, прежде чем она успела запротестовать, сорвал с нее блузку.

Женщина открывала рот в безмолвном протесте, а тело ее изгибалось в попытках освободиться от хватки мужских рук. Зажмурившись, она уткнулась в покрывало, приглушая рыдания. «Нет, — молча молила она, — только не это! Боже милостивый, пожалуйста, не позволь снова свершиться насилию!»

— Лежи спокойно, Морская Сирена! Я не хотел причинить тебе боль. Блузка присохла к израненной спине. По-другому невозможно было освободить рану.

Прижимая женщину к матрацу, Риган осторожно промыл рану и наложил мазь.

Постепенно Сирена расслабилась. Его пальцы нежно касались ее кожи, отчего она почувствовала тепло и умиротворение. Сквозь полузакрытые веки она видела, как пламя в лампе становится все меньше. Вероятно, этому способствовал густой туман, проникавший в каюту через открытую дверь. Мигающий тусклый огонек гипнотизировал женщину, приводя в расслабленное состояние. Она чувствовала нежные прикосновения мужских пальцев, осторожно втиравших мазь, и расслаблялась еще больше.

Риган, проклиная гаснущую лампу, спешил обработать рану прежде, чем свет совсем погаснет. Наконец он, вытерев жирные пальцы о порванную блузку, встал в полный рост и взглянул на Морскую Сирену, лежавшую на кровати.

Густые темные волосы закрывали ее лицо, и был виден только кончик подбородка. Тело ее было расслаблено, всегдашняя настороженность исчезла, и руки спокойно лежали высоко над головой. Изгиб спины плавно переходил в твердые округлости ягодиц и упругие бедра. Вид ее тела возбуждал его, манил к себе, подобно сладким песням легендарных сирен, в честь которых он и назвал ее.

Осторожно он склонился над женщиной и нежно прикоснулся губами к углублению ее спины.

Сирена почувствовала его прикосновения — нежные, ласковые и теплые, как ночной воздух. С трудом открыв тяжелые веки, она увидела, что лампа вспыхнула в последний раз, погрузив каюту в темноту, в густой, плотный, непроглядный туман.

Она вздохнула, наслаждаясь прикосновениями мужчины и чувствуя, как он наклонился над ней. Он убрал с ее шеи пахнущие морем волосы, и внезапно она поняла, что легкие прикосновения были поцелуями — он покрывал ими ее шею и плечи. Ощущая его дыхание на своей коже, она услышала едва уловимый стон, сорвавшийся с его губ.

Затаив дыхание, Сирена повернулась на спину и обвила его шею руками, подставив ему губы для поцелуев. Его большие ладони погрузились в ее волосы, и горячие губы обжигали ее лицо. Руки женщины прижимали мужскую голову к своей груди. Тело ее извивалось под ним. Она хотела его, он был нужен ей.

Его губы целовали ее шею и грудь. Когда он оторвался от нее, она вновь прильнула к нему в поисках его страстных губ, отбросив всякую сдержанность.

Он с силой вырвался из ее объятий и, быстро сняв сапоги, оценивающе провел руками по ее крепким длинным ногам. Медленно он расстегнул пряжку ее ремня, неторопливо снял с ее бедер короткие штаны. Наконец, не в силах ждать более, принялся за свою одежду, нетерпеливо срывая ее с себя.

Все чувства Сирены обострились до предела: она чуть не теряла сознание от страсти, желание захлестнуло ее. Пути назад не было, и она уже не могла сопротивляться. Втайне она осознавала, что не смогла бы сопротивляться и раньше, если бы он пришел к ней тогда, в их первую брачную ночь. Но все это уже осталось далеко позади. Его страсть толкала ее на край безумства.

Она отвечала на его ласки чувственными объятиями и жаркими поцелуями. Она и сама не представляла, что способна на такое. Потеряв всякое смущение и самообладание, Сирена стремилась, спешила отдаться мужчине. Он покрывал поцелуями ее грудь, живот, бедра… Она стонала от блаженства, уступая его требованиям, наслаждаясь чувственностью, которую он разбудил в ней.

Риган был восхищен своей колдуньей, Морской Сиреной, пираткой, морской красавицей. Он сдерживал себя, стараясь продлить наслаждение ее чарами. Он был в восторге от того, что их страсть была обоюдной. И хотя он едва различал ее облик в темноте каюты (туман окутал луну, и ее свет едва проникал сквозь густую пелену), красоту ее гибкого и податливого тела он ощущал пальцами. Нежный аромат ее шелковистой кожи усиливал его желание. Он ласкал и изучал ее самые сокровенные места. У ее губ был вкус моря, ее страсть к нему была непритворной, ласки искренни и безыскусны. Интуитивно она старалась делать так, чтобы доставить ему удовольствие, и это вдохновляло его. Наконец она умоляюще прошептала:

— Хочу быть твоей! Хочу быть твоей!

* * *

После всего случившегося они уснули в объятиях друг друга.

* * *

Едва забрезжил рассвет. Сирена проснулась. Легкий туман наполнял каюту, однако она знала, что через несколько часов солнце истребит эту пелену. Риган все еще спал. От его тела исходил жар, лицо горело в лихорадке, а губы запеклись.

Она взглянула на его раненую руку с повязкой, промокшей от крови, и глаза ее наполнились слезами.

— Милый, — прошептала Сирена, коснувшись губами его виска, — это я виновата!

Она с ужасом вспомнила, что клинок, ранивший ее мужа, был тем же самым, которым она убила Блэкхарта. Не удивительно, что рана Ригана оказалась нечистой!

Осторожно высвободившись из его объятий, она встала с постели и быстро оделась.

Выйдя на палубу, Сирена тревожно вглядывалась в линию горизонта, размытую туманом. Ожидая голландскую бригантину, она страстно молилась, чтобы у Калеба все получилось. Наконец она заметила черный парус, несшийся навстречу. Сердце замерло в неизвестности: кто захватил судно — ее люди или ван дер Риса?

Сирена вернулась к Ригану и положила ему на лоб мокрое полотенце. Она задумалась: сменить ему повязку или нет? Боясь причинить вред, она не решилась сделать это. Меняя полотенце, она мучительно думала о своих чувствах к этому человеку, своему мужу, и не могла определить эти чувства. Она знала лишь то, что он был ее врагом, которого она хотела убить. Когда изменилось ее решение? Может, когда Калеб пожелал ей удачи? О Боже! Разве могла она убить его? Она же его любит! Одновременно и враг, и любимый…

Послышался крик:

— Морская Сирена!

Она узнала хриплый голос Яна. Ура! Калебу удалось! В этот момент она решила, что предоставит Ригана заботам его команды на его собственном корабле.

Сирена и Калеб стояли у камбуза, когда бесчувственного ван дер Риса подняли на борт бригантины. Если он даже и проснулся, придя в себя, то она все равно не хотела его видеть, чувствуя себя слишком смущенной, чтобы предстать перед ним в свете дня.

Согласно ее приказу, Ян велел голландскому штурману немедленно направить судно в Батавию, если тот желает, чтобы его капитан выжил. Позже, когда бригантина была уже на недосягаемом расстоянии, Сирена вышла на палубу и направила фрегат к устью реки Смерти, в проход между двух конусов вулканов.

Передав штурвал Калебу, она отправилась в каюту, без сил упала на койку и лежала так, измученная противоречивыми чувствами: любовью, ненавистью и страхом за жизнь Ригана, — пока не заснула. И во сне она снова испытала страсть и радость от встречи с мужем.

* * *

Калеб осторожно потряс Сирену за плечо.

— Мы уже на месте. Если не будем терять времени, то успеем домой до рассвета.

Она протерла заспанные глаза.

— Должно быть, я спала очень долго? — озадаченно спросила она.

— Я попросил не будить тебя. Мы справились сами. Палубы вымыты, за ранеными присматривают. Прости меня, Сирена. Или я еще глуп, или так испугался, что плохо соображал, но мне вчера не удалось добраться до тебя раньше. Если бы я был попроворнее! — упрекал он себя. — Риган умрет?

— Он не умрет, братишка. Ему еще нужно отомстить, поэтому он постарается не умереть. Не расстраивайся! Когда мы под покровом темноты доберемся домой, он уже будет под материнской опекой фрау Хольц.

Произнося эти слова, полные уверенности и бравады, Сирена молила Бога, чтобы человек, которого она полюбила, выжил, чтобы потом снова обнять ее…

Глава 22

— Гретхен! — воскликнул дон Цезарь, не веря своим глазам. Его удивил не столько сам неожиданный визит дамы, сколько этот ранний час. Но тут же легкая понимающая улыбка заиграла на губах испанца: очевидно, сегодняшнюю ночь прекрасная блондинка провела в одиночестве — редкостное событие, всегда портившее ей настроение. Иначе она спала бы до полудня, восстанавливая силы после бурного ночного времяпрепровождения.

Все еще улыбаясь, он ласково промолвил:

— Позвольте мне заметить, дорогая, что вы очаровательны! — черные глаза дона Цезаря фамильярно оглядели ее фигуру. Он так давно не был с нею в постели, что намеревался это быстро исправить.

Поняв значение его взгляда, Гретхен принялась прихорашиваться и немного успокоилась; комплимент красивого мужчины был ей приятен.