– Доброе утро, жена моя, – прошептал он. – Давай займемся любовью?

Ее щеки сделались пунцовыми.

– Квил, а помнишь, как ты…

– Что я должен помнить?

– Что этой ночью ты… и я…

– О Боже! – воскликнул Квил, давясь от смеха. – Я ласкал тебя? Ты снилась мне всю ночь, Габби!

– Но на самом деле…

Габби выпустила из рук одеяло, которым прикрывала грудь.

– О, моя прекрасная жена спит без ночной рубашки! Так что было на самом деле?

– Ты… ты…

Квил застонал.

– Должно быть, я был чересчур настырным? Если так, прости меня, любимая.

Габби опустила глаза на свои руки. Ее кудри струились по кремовой коже плеч.

– Мне нравится, когда ты без одежды. Пожалуй, теперь я буду притворяться каждую ночь, чтобы…

– Квил! – одернула его Габби, но на этот раз не с такой укоризной, как обычно.

– В чем дело? – невинным тоном спросил он. – Я тебя напугал, Габби? Прости, я ничего не помню. Но уверяю тебя, такого со мной никогда не было и больше не повторится.

– Я знаю, – произнесла она одними губами.

– Что?

– Я знаю, что этого больше не будет…

– Как это не будет? – удивился Квил. – Я должен искупить свою невоспитанность, Габби.

Не успела она подтянуть простыни, как он погладил ладонью ей грудь и посадил к себе на колени.

Габби поклялась себе, что это был последний обман. Она прямо сейчас во всем ему признается. И уйдет, если он от нее откажется.

– Гм… я не знаю, что произошло этой ночью, – продолжал он, укладывая ее в постель. Голос его становился все более хриплым. – Но может, мы поговорим в другой раз? Похоже, я не могу ни о чем думать, кроме тебя.

Габби лежала перед ним – прекрасная, пленяющая каждым изгибом своего роскошного тела.

– Квил…

Но его голова уже склонилась к ее груди. Габби судорожно схватила ртом воздух. Протест застрял у нее в горле, не встревожив наступившей тишины. Страсть пронзила ее, как молния, и между бедрами появилась влага. Однако чувство вины настойчиво стучало в сердце. Если с Квилом на этот раз ничего не случится, он, пожалуй, догадается, что она дала ему лекарство Судхакара. А может, он сочтет, что все обошлось само собой?

Нет, подумала она, Квил должен знать правду. Иначе обман будет стоять между ними всегда и она не сможет дарить мужу ласки без того, чтобы каждый раз не вспоминать об этом.

– Нам нужно поговорить, – решилась она и отстранила от себя его голову.

В глазах его вспыхнули озорные искорки.

– Ты такая серьезная. Не лучше ли заняться… – прищурился он.

– Нет! – Габби откатилась в сторону. – Мы уже занимались любовью сегодня ночью. Я хочу, чтобы ты это знал.

Квил онемел.

– Не может быть, – наконец прошептал он, но в голосе у него не было уверенности.

– Да.

– Но у меня не болит голова. Я думал… Разве это был не сон?

– Нет.

– Габби, я ничего не понимаю, – беспомощно посмотрел на нее Квил и сдвинул брови.

Обычно ей нравилось смотреть, как он хмурится, а это случалось каждый раз, когда ему предстояло решить какую-то задачу. Он был уверен, что любая головоломка поддается логическому объяснению. Но сейчас она призналась ему в предательстве, а он никак не мог в это поверить.

Она попыталась успокоить себя. Неправилен способ, но не результат. Они предавались любви всю ночь напролет – и никакой мигрени наутро.

Квил посмотрел на нее ледяным взглядом, и у Габби душа ушла в пятки.

– Ты опоила меня, – изрек он ровным голосом и внезапно вырвал простыню из ее рук.

Габби не успела ахнуть, как он грубо повалил ее на бок. На ее бедрах красноречиво синели следы его страсти. Он молча отодвинулся. Минуту назад его глаза были зелеными, как океанская волна. Теперь они стали черными. Должно быть, такое случается с людьми, когда они умирают, тупо подумала она. Сердце ее сжалось в предчувствии беды.

– Это мощное лекарство, – прокомментировал Квил. Он уже полностью овладел собой.

Она утвердительно кивнула.

– Что в него входит?

– Я не… я не знаю.

– Знаешь.

Она молчала, и лишь по тому, как дрожали ее руки, можно было догадаться, как ей сейчас страшно.

– Судхакар давал это лекарство одному молодому мужчине, – прошептала Габби. – У него были головные боли после травмы головы. Он упал с дерева. Теперь тот мужчина здоров.

– Каким образом ты подсунула мне лекарство?

– Подлила в вино после ужина. – Квил встал. Только теперь он заметил, как его жена дрожит.

– Отличный спектакль. Ты была великолепна этой ночью. – Он издевательски захохотал.

Габби крепилась изо всех сил, стараясь не расплакаться. Он не имел права на нее сердиться.

– Нужно было… чтобы ты совершал те действия, которые вызывают у тебя мигрень, – проговорила она чуть слышно.

– Не понял? – Квил прищурил глаза. – Зачем это нужно?

– Я думаю, эти действия отрицательно влияют на поврежденную часть мозга, – неуверенно произнесла Габби, – а лекарство должно было восстановить его функции.

Во всяком случае, такая формулировка казалась ей более безопасной, чем объяснение Судхакара о погружении мозга в сон.

Квил попытался осмыслить ее слова.

– Пациент принимает лекарство, а затем совершает действия, которые вызывают головные боли? Но мои мигрени от контузии. При чем здесь движения?

– Судхакар объяснил, что мигрени бывают не только после травмы головы, но рук и ног тоже. Это лекарство действует на определенные звенья нервной системы и таким образом… – Габби запнулась, не зная, как увязать между собой повреждения головного мозга и конечностей.

– А ты не подумала, что мой организм мог не принять это лекарство? – холодно спросил Квил. – Тогда я вообще не встал бы с этой постели.

– О нет, это лекарство могло просто не подействовать, но никаких осложнений после него не бывает.

– Что еще говорил Судхакар?

Габби молча кусала губу.

– Я спрашиваю. Что… еще… сказал… Судхакар… об этом… лекарстве? – настойчиво повторил Квил, делая паузу после каждого слова, но ей казалось, будто он кричит.

– В его состав входит природный яд, который в больших дозах приводит к смерти, – пролепетала она, умоляюще глядя на мужа. – Но Судхакар меня заверил, что это лекарство не вызовет никаких неблагоприятных последствий, разве что не принесет облегчения. Но ты излечился, Квил.

Он отвернулся и стал одеваться.

– Итак, ты дала мне опасный яд. – Голос Квила звучал бесстрастно. – Неужели ради ночи любви стоило рисковать моей жизнью?

Габби умоляюще посмотрела на него.

– Моя вина в том, что я не могла больше видеть твоих страданий, – заплакала она, чувствуя, что все между ними кончено. Ее замужеству пришел конец.

– Твоя вина! А ты не испытывала вины, когда лгала мне, Габби? Когда давала мне лекарство, которое могло меня убить? – Квил повернулся к ней, и она вздрогнула, увидев выражение его лица. – Когда моя мать купила для меня подобное зелье, она по крайней мере спросила, буду ли я его принимать, а ты не соизволила этого сделать.

– Ты бы отказался!

– Верно.

– Я должна была попробовать, – рыдала Габби, – потому что не могла смотреть, как ты мучаешься.

– Но ты почему-то упустила из виду тот факт, что я не выношу обмана! – гневно вскричал Квил. – Поэтому я снова тебя спрашиваю: ты считаешь, эта ночь того стоила, Габби? – Квил сжал кулаки. – Ночью я принимал тебя за ангела. Довольно забавно при подобных обстоятельствах! Тебе было весело? Я что-то не помню, чтобы раньше ты так смеялась. – Его язвительный голос прорезывал воздух, как нос корабля, рассекающего туман.

– Я люблю тебя.

– Моя мать тоже покупала лекарства из любви ко мне, – фыркнул Квил. – Потому я ее и простил. – На этом бы и поставить точку, но он продолжил: – Ты хотела расторгнуть наш брак? Я не устраивал тебя как мужчина? Ты дала мне это лекарство, чтобы я был более… более активным? – Он цедил слова сквозь стиснутые зубы, хотя к этому времени уже полностью владел собой.

– Неправда! – закричала Габби. – Я не могла видеть твоих страданий! Это было непереносимо!

– Но в прошлый раз, если помнишь, все обошлось без мигрени. Напрашивается вывод, что тебя не удовлетворил тот опыт, не так ли?

Она не могла отвечать из-за слез.

– Я не стану принуждать тебя к дальнейшим экспериментам, – мягко продолжал Квил. – Ты ведь и сама это знаешь. Я больше не доверяю тебе, и при этих обстоятельствах наша совместная жизнь не может быть благополучной.

Габби вытерла слезы. Ну что ж, она не будет унижаться. Сначала она ему все объяснит, а потом уйдет.

– Я не собираюсь тебя переубеждать, но мне хочется, чтобы ты понял, почему я так поступила. Судхакар заверил меня, что лекарство никоим образом тебе не навредит. Поэтому я посчитала эту ложь оправданной.

– Оправданная ложь. Кому? Своему мужу! Боже, до чего же ты самоуверенна и ограниченна! Ты нарушила брачный обет. Помнишь, как во время венчания ты обещала почитать своего мужа? Правда, тогда ты еще не подозревала, насколько мои недуги будут мешать тебе в повседневной жизни.

– Нет! – В голосе Габби больше не было слез. Глаза ее засверкали от гнева. – Дело не в этом! Ты не должен говорить такие жестокие вещи! Я никогда не лгала тебе в важных вопросах.

– Конечно. Ты лгала, только когда считала это необходимым!

– Но я никогда не позволяла себе такой ужасной лжи, как ты!

– И что же это за ужасная ложь, Габби? – Квил, скрестив руки, смотрел на нее в упор. – Должен тебе сказать, я всегда гордился своей честностью.

Габби вскинула голову.

– В таком случае ты не должен был лгать, что женился на мне по любви. У тебя были совсем другие мотивы.

Квил внезапно вспомнил несколько эпизодов из своего «сна».

– Прости меня, Габби. – Он виновато посмотрел на нее.

Она с радостью дала волю гневу, чтобы заглушить свое горе.

– Ты лгал мне в один из самых святых моментов в жизни! Ты заставил меня отказаться от человека, которого я любила и за которого хотела выйти замуж.

– Я принудил тебя, потому что…

– Я все знаю. Вы с Питером строили планы у меня за спиной. – Габби в упор смотрела на мужа. – Ты верно сказал прошлой ночью, что я романтик. Я по наивности думала, что ты любишь меня, и поэтому отвергла своего жениха. Конечно, Питер тоже мне лгал. Оказывается, он находил меня слишком толстой, а такие женщины не в его вкусе. А я-то, глупая, верила тебе, когда ты говорил, что я красивая.

Квил не знал, что ей ответить на это.

– Я по крайней мере лгала ради твоего блага, – продолжала обличать его Габби. – Я бы никогда не решилась на такой обман, как ты. На твоем месте я бы сгорела со стыда, разве может быть брак без любви?

– Это не брак без любви! – запротестовал Квил.

Габби пожала плечами:

– Теперь это вообще не брак, как ты сам сказал.

Квил с большим опозданием понял, что на самом деле и не собирался приводить в исполнение только что высказанные угрозы.

Габби выбралась из кровати, от гнева потеряв всякое чувство стыда.

– Как ты прекрасна, – хрипло произнес Квил, когда она наклонилась поднять с пола свое белье.

Габби холодно взглянула на него и, надевая сорочку, повторила его слова:

– Я больше не доверяю тебе, и при этих обстоятельствах наша совместная жизнь не может быть благополучной. – В голосе у нее звучали горечь и разочарование.

– Но… твоя ложь – совсем другое дело! Ведь ты могла погубить меня этим снадобьем.

– А ты мог разбить мое сердце. Мне казалось, что я влюблена в Питера. А тебе я была совсем неинтересна. Нескладная толстая девушка, которую невесть где откопал твой отец. Надо думать, я еще должна благодарить судьбу, что меня не отправили обратно в Индию, потому что в отличие от Питера ты не нуждался в моих деньгах.

Квил лихорадочно искал доводы в свою защиту. Но, так ничего и не придумав, снова вернулся к разговору о яде.

– Похоже, ты не очень за меня беспокоилась, если дала мне смертельный яд, – проговорил он сварливым тоном.

– В той дозе яд не опасен, я уже тебе говорила. Хочешь сам убедиться? – Габби открыла шкаф и достала маленькую коричневую бутылочку. – Вот, смотри, я дала тебе ровно половину. Этого количества недостаточно, чтобы отправить человека на тот свет.

– Ну-ка скажи, как часто Судхакар назначал больным это лекарство?

– Дважды, – буркнула Габби.

– И поэтому ты решила, что я подходящий кандидат для третьего эксперимента?

Габби не могла больше сдерживаться.

– Какое ты имеешь право на меня сердиться?! – вскричала она. – Я тебя вылечила! Ты сам убедился, что после этой ночи у тебя нет мигрени. Можешь теперь отправляться к своим куртизанкам! Вперед!

– Я имею право сердиться, потому что моя жена неутомимо демонстрирует полное пренебрежение к моему здоровью. Да будет тебе известно, я получил письмо от твоего отца. Он предупредил меня, что ты, по его выражению, «вынашиваешь гнусный план», угрожающий моей жизни.