Экипаж остановился на углу Святого Дунстана и Темз-стрит. Сирена подняла руку, чтобы постучать в дверь, — голова гордо вскинута, плечи расправлены.

Быстро, чтобы не переменить решение, Сирена вошла. Ван дер Рис стоял подле огромной настенной карты, отмечая на ней, очевидно, новый навигационный маршрут.

Уже при одном взгляде на широкую спину супруга у Сирены пробежала по телу дрожь. Она видела, как он наклонился, вероятно, обдумывая иной судоходный путь, отличный от только что проложенного. Риган слегка пошевелился, потом резко качнулся на каблуках. Нет, он совершенно не изменился: по-прежнему в прекрасной физической форме, волосы все так же по-мальчишески взъерошены и все так же светлы.

— Риган! — мягко сказала Сирена голосом, шедшим из самой глубины ее души. Да, имя было произнесено раньше, чем она успела осознать это. И оно прозвучало точно мольба, точно крик, вырвавшийся из недр ее сердца. Она увидела, как напряглась его спина. Медленно, словно бы во времени образовались какие-то зловещие пустоты, как это иногда случается во сне, Риган повернулся к ней лицом. Он, похоже, отказывался верить своим глазам. Если голландец и догадался о тех чувствах, которые сквозили в голосе Сирены, когда она произнесла его имя, он не подал вида.

Красавица-испанка буквально пожирала Ригана взглядом. По ее глазам легко угадывалось, какие эмоции переполняют несчастную. Ей следовало сказать что-нибудь, сделать хотя бы движение навстречу. Однако ноги словно вросли в пол, язык не слушался…

— Ты… ты хорошо выглядишь, Риган, — пробормотала наконец Сирена.

Мускулы на его руках заметно напряглись, Риган сжал пальцы в кулак.

— Да и ты неплохо выглядишь, — проговорил он холодным, насмешливым тоном. — Вижу, что тебе удалось преодолеть свое горе. Боже мой, уж не обманывает ли меня зрение! Ты, кажется, потеряла свои четки!

— Риган… я…

— Ты решила съездить в Англию и нанести мне визит? Об этом тебе хочется сказать? Слишком поздно, Сирена. Зачем бы ты сюда ни явилась, ты несколько ошиблась адресом. Оглянись. Все, что ты здесь видишь, — это и есть я. Крохотная закопченная контора с комнатой, где с трудом помещается даже один человек. Пока что моя компания — это я сам, но со временем мой ввоз-вывоз составит серьезную конкуренцию голландской Ост-Индской компании.

— Но я здесь не за этим, Риган. Мне просто хотелось увидеть тебя и кое о чем поговорить. Я хочу знать… хочу услышать из твоих собственных уст, по какой причине ты расторгнул наш брак. Я хочу от тебя лично услышать, что ты меня больше не любишь. Скажи, что это так, и я больше никогда тебя не побеспокою, никогда! — выкрикнула Сирена срывающимся голосом, вынуждая его произнести эти жуткие слова и в то же время отказываясь верить, что он так и сделает. — Я люблю тебя, Риган! Да, я до сих пор люблю тебя! Я отдала тебе все, чем обладала: сердце, душу, тело. Я подарила тебе сына! Я любила и твоего первого сына, Калеба, любила так, словно он был и моим ребенком! Я была готова отдать за тебя жизнь… Так почему же, скажи, почему ты так жестоко поступил со мной?! У меня теперь нет ничего, ты все отнял! Даже Калеб от меня отвернулся! — в глазах Сирены стояли слезы. — Почему?

В глубине ее сердца родился этот крик и вырвался наружу, обжигая слух Ригана, как горячая лава обожгла бы ему тело.

Ван дер Рис буквально оцепенел, когда заметил тонкую женскую руку, протянутую ему навстречу.

— Как хорошо, как трогательно умеешь ты просить, Сирена, — сказал он. — Я помню еще один подобный случай, когда ты столь же выразительно умоляла меня запастись терпением и подождать, пока ты, наконец, смиришься с потерей сына. Я и тогда тебе не поверил, и сейчас верить не собираюсь. Твоя жизнь всегда была полна обмана и лжи. Надувательство — вот твой оплот. Ты проливала направо-налево человеческую кровь, спала с Цезарем, а потом нагло заявляла мне, что тебя опоили каким-то зельем и ты была не в себе. Хорошо, я простил тебе все это, когда ты подарила мне сына. Я любил тебя с не меньшей страстью, чем та, которую ты тут пытаешься изобразить. Когда умер Михель, не было печали более глубокой и безысходной, чем моя. Ты, конечно же, тоже глубоко скорбела, но при этом не позволила мне помочь твоему горю, не захотела, чтобы я разделил его и тем самым приблизил хоть немного пору окончательного примирения с этим ужасным событием, потрясшим нашу жизнь. Я упрашивал тебя днями, неделями, месяцами, но ты неизменно отвергала меня. Тогда я предложил тебе вернуться в Испанию и попробовать начать все с начала, но ты и от этого отказалась, заявив, что никогда не покинешь могилу сына. Поскольку я прощал тебе все и очень любил тебя, мне удалось кое-как уверовать в это твое заявление. Ты мне не оставила другого выбора. Так что, если мы уже начали обмениваться взаимными обвинениями, давай будем благоразумными и возложим, наконец, вину на того из нас, кто действительно этого заслуживает.

— Да, Риган, да, я во всем виновата, пусть на мне останется бремя этой страшной вины! — достаточно твердым голосом проговорила Сирена, и хотя по ее гладким, цвета слоновой кости, щекам ручейками текли слезы, она еще могла сдерживать подкатившие к горлу рыдания. — Я принимаю тот факт, что потребовала от тебя гораздо больше терпения, чем то, на которое ты способен. Я ошибалась, отвергая тебя, когда твое тело жаждало насладиться моим. Я отрицала утешения, которые считала грубыми и недостойными памяти сына, но которые все-таки следовало бы дать тебе. Что ж, я всего лишь хрупкая слабая женщина, но, пожалуйста, взвали на меня бремя этой вины! Мне и в самом деле жаль, что все так обернулось. Я для того сюда и приехала, чтобы все исправить. Прошу тебя, возвращайся ко мне, мы сможем начать все сначала. Прости, Риган, это любовь к сыну и тоска по нему ослепили меня. Но ведь Михель — это наш сын, ведь правда? Он не только твой или мой, он — наш! Простишь ли ты меня?

Риган не проронил ни слова, по выражению его лица также ни о чем нельзя было догадаться.

«Становись на четвереньки, — шептал Сирене внутренний голос, — и ползи, если он этого хочет. Ты ведь уже знаешь, как тяжело без него жить! Проси, умоляй! Ты ведь это и намеревалась сделать?»

Она ждала и молча смотрела на Ригана. Губы его зазмеились в знакомой насмешливой гримасе, уголки рта оттянулись книзу…

Сирена медленно расправила плечи. Нет, она, должно быть, сошла с ума! Женщины не должны пресмыкаться перед мужчинами. «По крайней мере, именно эта женщина перед этим мужчиной», — с горечью усмехнулась про себя Сирена.

— Я вижу, ты не собираешься сказать ничего такого, что мне хотелось бы услышать, — сказала она и, чуть помедлив, угрожающе низким голосом спросила: — Но почему?

— Извини, я не вижу необходимости продолжать разговор, — холодно ответил Риган. — Наш брак расторгнут. Но уж поскольку ты пришла сюда, мне хотелось бы все же кое-что сказать тебе. Я тут повстречал одну очень хорошую девушку и… Словом, я намерен жениться на ней, если она согласится на это. Так что, сама понимаешь, между нами все кончено.

«Господи, пожалуйста, помоги мне! — взмолилась про себя Сирена. — Не допусти, чтобы я дрогнула перед этим мерзавцем!»

Чувствуя, что близка к обмороку, женщина собрала все силы, чтобы как можно тверже держаться на ногах. Изумрудно-зеленые глаза красавицы вспыхнули, когда встретились со взглядом Ригана. Заговорив, она сама удивилась звуку своего голоса, настолько он был тверд и внушителен — ничуть не менее тверд, чем голос Ригана.

— Я хочу быть уверенной, что я правильно тебя поняла, — сказала Сирена, медленно, подчеркнуто внятно произнося каждое слово. — Итак, мы разведены. По твоей воле. И теперь ты собираешься жениться на другой? Прекрасно! Отныне все, что ты у меня отнял будто бы в соответствии со своими законными правами, я постараюсь вернуть! Сейчас ты можешь распоряжаться моим имуществом, однако я получу его обратно! — Сирена говорила так тихо, что Риган даже вытянулся, желая получше ее расслышать, — На другую женщину ты из моих денег не истратишь ни пенни. Мое моим и останется! Ты можешь заниматься чем хочешь, но, пожалуйста, не забывай о моем предупреждении! Ах да, есть еще одно дельце, — небрежно добавила Сирена. — Я на днях просмотрела соглашение, которое ты составил с сеньором Арройей, и внесла туда кое-какие поправки, на что, по словам стряпчего, имела право. Я не желаю довольствоваться двадцатью процентами от прибыли. Мне нужны акции, и побольше. Так что позаботься об этом особо, ведь через три дня наступает срок первой выплаты! Это дело уже решенное…

— Чего, чего ты хочешь? — проревел в бешенстве Риган.

— Мне нужно вовремя получить деньги, чтобы купить на них акции твоей компании. Знаешь, Риган, я в тебя верю. Если ты, как когда-то я на засаженных мускатным орехом плантациях, будешь работать по двадцать часов в сутки, то сделаешь меня богатой женщиной. Тебе следовало бы научиться читать по-испански. В последней строчке контракта, скрепленного твоей размашистой подписью, как раз об этом и говорится. Акции, Риган! И не вздумай скупиться!

— Но закон…

— Хватит с меня твоих законов! Я устала выслушивать от тебя, что мне можно и чего нельзя делать. Меня тошнит от всего этого! В данном случае у тебя, дорогой, нет выбора. Подумай, однако, и о том, что, согласившись на мои условия, ты сумеешь увеличить капитал и расширить дело. Плати честно, иначе я могу и убить тебя. Яснее выразиться мне, увы, уже не под силу. И не думай, что я потом буду проливать слезы раскаяния! На земле не найдется ни одного человека, который осудил бы меня, узнай он, как ты со мной поступил! Да, кстати, если ты еще не в курсе, довожу до твоего сведения: богатства Вальдесов в моих руках! А имея достаточно денег, можно запросто подкупить не только судей, но даже тех, кто пишет законы. В том числе и непокорных мужей!..

— Если есть на свете что-то, от чего меня тошнит, то это злобные, одержимые ревностью женщины! — с ухмылкой проговорил Риган.

— А если эти женщины богаты? — звонко рассмеялась Сирена, но в глазах ее вновь вспыхнули опасные огоньки. Тебе разумней трудиться как можно усерднее, не покладая, как говорится, рук… ради меня, естественно… И если я захочу быть великодушной, то позволю тебе продолжать, — вновь расхохоталась испанка. — Продолжать зарабатывать для меня деньги! Адью, Риган!

Ван дер Рис смотрел, как она уходит от него. Ее раскованная походка была в то же время царственно величава. Чертова баба!

Риган сел на стул и обхватил голову руками. Она приехала в Англию ради него, это ясно. Но, Боже, зачем он так холодно разговаривал с ней, зачем был так упрям и туп? При одном взгляде на нее у Ригана перехватывало дыхание. Черт побери, она совсем не изменилась с той поры, когда он в последний раз видел ее. Пожалуй, стала даже еще более прекрасной.

Сердце бешено колотилось в груди ван дер Риса. Оно рвалось к ней, он страстно желал сейчас прижать ее к себе.

Что он сделал не так, в чем его неправота? Ведь и сам Господь Бог не мог бы убедить его, что Сирена преодолеет свое отчаяние и приедет в Лондон. Риган верил ей, когда она, рыдая, клялась, что никогда не покинет могилы Михеля. А теперь прикатила и грозит ему разорением, и она способна осуществить свою угрозу. Ван дер Рис вздрогнул, вспомнив дикий блеск в ее глазах. Ему уже доводилось видеть подобное выражение, равно как и последствия тех чувств, что сквозили в этом взгляде: Сирена тогда проткнула шпагой мерзкого пирата Дика Блэкхарта!

Уже позволив себе немало шальных выходок в качестве Морской Сирены, эта женщина затаилась тогда на время и стала ждать дня, когда сможет отплатить Блэкхарту за все, что он сделал с ее дядей и сестрой. И такой день настал, как она и ожидала.

Теперь же Сирена грозится разрушить то, что он, Риган, строит с таким трудом. «В этот раз не удастся, дорогая!» — проскрежетал зубами ван дер Рис. Уж как-нибудь он найдет способ защититься от нее. Он изыщет пути увеличения доходов без опоры на деньги, отнятые у Сирены. Что-нибудь помимо разворачивающегося дела…

Вновь и вновь Риган прокручивал в мозгу различные варианты скорого обогащения, но всякий раз возвращался к одной и той же точке: Камилла Лэнгдом, дочь сэра Стефана Лэнгдома, богатого землевладельца и финансиста!

Действительно, с тех пор как Риган приехал в Лондон, он довольно часто виделся с Камиллой. Не то чтобы он специально разыскивал ее, но так получалось, что она бывала на всех тех званых обедах и вечеринках, куда приглашали его. Мало-помалу она привязалась к нему. И с недавних пор, куда бы ни отправлялся Риган в гости, само собой разумелось, что Камилла явится вместе с ним.

На губах голландца появилась вымученная улыбка. Он мог бы наткнуться на что-нибудь и похуже, чем хорошенькая, молоденькая, белокожая наследница богатенького папаши. Разве не так? И он уже сказал Сирене о своем намерении жениться. Ну, возможно, это заявление несколько преждевременно, хотя Риган инстинктивно догадывался, что сэр Стефан не станет возражать против подобного брака. Что же касается Камиллы, то ван дер Рис мог поклясться, что она питает к нему самые горячие чувства. А кроме того, заделаться добропорядочным семьянином — значит найти едва ли не самый надежный способ защиты от соблазна вновь броситься в объятия Сирены… Да, едва ли не самый надежный…