— Счастлива? — переспросила Габриела, слегка хмурясь. — Я не могу быть счастлива, пока отец в темнице.

— Ну разумеется, — согласилась Марджери. — Это ясно без слов. Но похоже, капитан тебе нравится больше, чем хочешь показать, верно?

Габриела широко улыбнулась. Как можно это отрицать, тем более после тех безумно страстных ночей, которые они проводили вместе? Она теряла голову от ласк Дрю, к тому же сейчас они почти не ссорились. А когда он в спокойном состоянии, более обаятельного мужчину трудно найти!

— Значит, ты и он…

Марджери не смогла заставить себя объясниться подробнее, несмотря на то что обычно за словом в карман не лезла, но Габриела все поняла, поскольку сама непрерывно об этом думала. И, даже не покраснев, кивнула:

— Да.

— Этого я и боялась, — расстроенно вздохнула Марджери.

Габриела отметила, но не приняла близко к сердцу ее неодобрительный тон. И хотя сама Марджери не всегда следовала правилам приличия и за эти годы поменяла множество любовников, все же серьезно относилась к своей роли компаньонки и искренне желала Габриеле добра. Но жизнь изобилует неожиданными поворотами, и это был один из них.

— В первый раз я думала, что это сон, — призналась Габриела и, заметив скептический взгляд Марджери, рассмеялась. — Нет, в самом деле. И нельзя отрицать, что сна приятнее мне не приходилось видеть.

Марджери выразительно закатила глаза к небу, но тут же нахмурилась и с подозрением спросила:

— Надеюсь, это не часть твоего плана мести?

— Нет, с этим покончено. Мы выяснили отношения, и он поклялся, что вовсе не хотел меня опозорить, когда распространялся в обществе насчет пиратов. Сейчас он старается загладить вину, согласившись помочь выручить отца и отказавшись от намерения бросить меня в тюрьму за кражу корабля. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что я не слишком мечтала навсегда поселиться в Англии. Это была идея отца, не моя, хотя не думаю, что она имела для него такой уж смысл. Он просто думал о моей матери, потому что она хотела бы для меня именно этого. Так что Дрю сделал мне одолжение, избавив от мужа-англичанина.

— Ну да, как же! — фыркнула Марджери. — Вот только никто, кроме тебя, так не считает! Почему же ты тогда так разозлилась на него, если считала, что он сделал тебе одолжение?!

— Потому что в то время я так не считала. И была уверена, что он намеренно опозорил меня, обозвав пираткой при хозяйке дома. А это заслуживало мести, особенно еще и потому, что он решил уплыть и оставить меня на растерзание светским сплетникам. Но он даже не подозревал, что началось наутро после бала.

— Что же, я всегда говорила и буду говорить, что гнев до добра не доводит. Рада, что ты это поняла.

— Я тоже рада, — согласилась Габриела, ничуть не кривя душой. Какое счастье больше не злиться и не скандалить с этим мужчиной!

Они с Дрю заключили нечто вроде безмолвного перемирия с того дня, когда она швырялась в него содержимым ящиков письменного стола. Они больше не говорили о том зле, которое причинили друг другу. И перемирие возымело на нее необыкновенное действие. Она не ходила, а летала и могла бы считать себя счастливой, если бы только знала причину своего состояния. Только вот причины не было. Если не считать…

— Он просил меня стать его женой.

— Прекрасно. Теперь по крайней мере мне не придется четвертовать его за то, что соблазнил тебя.

— Кажется, я отказала, — выдавила Габриела. — Правда, не совсем в этом уверена.

Она отчетливо помнила тот вечер. Прошло уже больше недели. Тогда они в последний раз поссорились. И его предложение действительно прозвучало как-то странно, перейдя от «благородного поступка» к откровенному недовольству, когда она согласилась, и к еще более откровенному разочарованию, когда она передумала и отказалась. Кончилось тем, что он оставил ее в сомнениях насчет реальности их помолвки. И еще сказал что-то насчет того, что поймал ее на слове! Но выпалил это в минуту гнева, так что, возможно, уже обо всем забыл.

К несчастью, Марджери вовсе не собиралась удовольствоваться уже сказанным.

— То есть что значит «не уверена»? — возмутилась она. Габриела попыталась принять беспечный вид.

— Я согласилась, потом передумала, но, похоже, он не пожелал смириться с отказом.

— Вот и молодец. А ты просто глупа, — попрекнула Марджери. — По крайней мере выйди за него ради приличия. Если пожелаешь, позже уйдешь от него и уедешь к отцу, только в этом случае не вздумай заводить детей!

А вот теперь Габриела залилась краской. Она и сама человек прямой, но куда ей до Марджери!

И почему она не подумала о детях, как о естественном следствии их с Дрю постельных забав? Наверное, потому, что она не заглядывала вперед и, кроме того, твердо знала, что, если найдет время подумать о том, что делает, немедленно остановится и больше не ляжет в постель с Дрю.

С момента заключения перемирия она спала с ним каждую ночь. И не просила разрешения. А он не приглашал ее. Она просто ложилась в его кровать, словно так и надо. И они любили друг друга. Вот только их путешествие через несколько дней закончится. Корабль уже вошел в воды Карибского моря. И разве она просит так уж много? Всего лишь блаженства, в которое хотя бы ненадолго не вторгнется реальность.

Но дитя? Господи Боже, ей стоило бы поразмыслить над этим. И она вдруг представила, как держит на руках маленького Дрю, самого красивого малыша на свете.

Она ощутила, как сердце пропустило удар.

Подумать только. Ребенок еще не родился и, вероятнее всего, даже не зачат, а она уже его любит! Да что это с ней творится, черт возьми!

— Чудесная луна, правда?

Габриела вздрогнула от неожиданности. Опять Дрю подкрался незаметно! Марджери что-то промямлила насчет позднего часа и поскорее убралась. Стоило ей уйти, как он обнял Габриелу за талию и привлек к себе.

Он впервые так открыто ласкал ее. Правда, один раз поцеловал на глазах у всех, когда они стояли на палубе. Впрочем, они целые дни проводили вместе на капитанском мостике. Он даже позволял ей стоять за штурвалом, правда, после того, как убедился, что она умеет управлять кораблем. Но тогда он держал себя в руках, как подобает истинному капитану. Как-то Дрю даже упомянул, что не желает, чтобы его люди раньше положенного мечтали сойти на берег, поскольку в этом случае, мечтая о выпивке и женщинах, выполняли свои обязанности спустя рукава. Она приняла это к сведению и вела себя на мостике как истинный моряк.

— Красивее мне редко приходилось видеть. На Сент-Китсе я иногда наблюдала поистине гигантскую луну. И закаты там просто волшебные, особенно на нашем берегу.

— Ты жила на берегу? Габриела кивнула:

— У папы был маленький домик на побережье, недалеко от города.

— Совсем как в сказке. Удивлен, что ты захотела уехать оттуда.

— Я не хотела, — коротко ответила она.

Должно быть, он понял, что ей не хочется продолжать эту тему, потому что не стал допытываться и вместо этого мечтательно заметил:

— Я хотел бы прогуляться с тобой по пляжу. Любому пляжу, но только в хорошую погоду.

Неужели вспомнил ту романтическую фантазию, которой она как-то с ним поделилась?

— Прогулки в холодную погоду тоже не так уж плохи, — возразила она. — Я и раньше гуляла по берегу, когда совсем молодой жила в Англии.

— Возможно, но там никто не позволит плавать голыми, и я искренне сомневаюсь, что в английских водах найдутся кристально чистые заливы и коралловые рифы, которые можно исследовать.

Он действительно помнит! Габриела ослепительно улыбнулась.

— Ты, вероятно, прав, хотя я никогда не проверяла, так ли это. И даже не умела плавать, пока не стала жить с папой на острове. Он меня и научил.

Его пальцы легко коснулись ее щеки.

— Я опять ревную. Потому что сам хотел бы тебя научить.

Она рассмеялась бы, не прозвучи в его голосе знакомые хрипловато-чувственные нотки. Поэтому Габриела затаила дыхание и решительно подавила порыв броситься ему на шею и целовать взахлеб. Но он зарылся руками в ее волосы. Она потеряла ленту, и теперь ветер ерошил густые локоны. Он так часто дотрагивался до нее… и, кажется, почти не сознавал этого. Просто не мог оторваться.

И чтобы отвлечься от настойчивых мыслей о нем, Габриела спросила:

— Ты уже придумал, как мы будем действовать, когда придем в порт?

— Да, перед тем как плыть на остров Лакросса, мы остановимся на Ангилье, где найдем женщину с твоим цветом волос и по возможности такого же роста, чтобы издали он принял ее за тебя. А потом я возьму карты и отправлюсь к нему.

Девушка недоуменно уставилась на Дрю:

— Погоди! Хочешь сказать, что меня там не будет?!

— Совершенно верно. Именно это я и хочу сказать, — упрямо ответил он. — После всех рассказов об этом пирате я поклялся, что ты и близко к нему не подойдешь.

— Но карты вовсе ему не нужны, — возразила она. — Я и это тебе говорила.

— Пока что это только предположение, — не уступал он. — Лакроссу нужны не карты, а то, чтобы их принесла именно ты. Поэтому та, кто будет изображать тебя, покажется на борту корабля, карты будут вручены Лакроссу, а твоего отца освободят. Все пройдет лучше некуда, и никто не пострадает.

Девушка раздраженно подняла глаза к небу.

— А что, если он не освободит отца, пока я сама не предстану перед ним?

— Не откажется же он от своего слова только потому, что карты отдам ему я?

— Еще как откажется! И ни на секунду не воображай, будто в нем имеется хотя бы капля благородства! Мне нужно быть там на случай, если твой план провалится и он захватит в заложники и тебя.

— А мысль об этом… тебя расстраивает?

Габриела от неожиданности растерялась, но тут же свела брови. Похоже, он ждет от нее каких-то объяснений? Признаний? Б чем? Что она будет тревожиться за него? Что он ей небезразличен? Но стоит ли упоминать об этом в разговоре, касающемся Пьера?

Но непрошеная радость уже расцвела в ней. Поэтому она как ни в чем не бывало кивнула:

— Ну разумеется. Если тебя возьмут в плен, мне придется спасать сразу двоих, верно?

Дрю рассмеялся, прижал ее к себе, потерся щекой о щеку и прошептал:

— Я просто таю при мысли о том, что ты станешь меня спасать.

Она почти повисла у него на шее и улыбнулась:

— Придется спасти тебя хотя бы затем, чтобы потом пристрелить за то, что был так глуп, что позволил себя сцапать.

— Черт возьми, Габби, что за чудесный у тебя характер! — расхохотался он. — Я ни с кем столько не смеялся, как с тобой!

— Бьюсь об заклад, ты говоришь это всем своим милашкам, — с деланным кокетством прощебетала она.

Он ответил знакомой будоражащей улыбкой.

— Нет, не всем. Только тебе.

Глава 44

Они прибыли в порт назавтра, гораздо раньше, чем ожидала Габриела, и уже во второй половине дня бросили якорь в гавани острова Ангилья. Освоенная английскими поселенцами с Сент-Китса в начале семнадцатого века, Ангилья находилась совсем недалеко от ее родного острова, к которому можно было подплыть еще до темноты.

Один из матросов сказал, что Дрю часто останавливался в порту Ангильи по торговым делам, из чего девушка заключила, что Дрю выбрал именно этот остров, поскольку он был ему более знаком, чем Сент-Китс.

У нее так и не хватило мужества спросить Дрю, отпустит ли он ее людей. Если он откажется, их перемирию настанет конец. И кроме того, если он согласился помочь, с его стороны будет глупо не использовать дополнительные силы, тем более что ее люди готовы пойти на все, чтобы освободить Натана.

Но несмотря на все рассуждения, она с замирающим сердцем ждала у поручня, когда откроют трюм. Освободят ли ее друзей или препроводят прямо в тюрьму? Пришлось на всякий случай составить несколько планов действия.

Поскольку островом управляли британцы, а Дрю никак к ним не относился, имелся крошечный, совсем крошечный шанс, что она сумеет взять реванш и поменяться местами с Дрю. В конце концов, недаром Ричард при желании мог объясняться и выглядеть как истинный английский аристократ. А британские власти скорее поверят своим, чем американцам. Но Габриела молила Бога, чтобы до этого не дошло. Очень не хотелось, чтобы Дрю бросили в тюрьму, когда их перемирие все еще действовало.

Прежде чем принять такое решение, она попытается уговорить его, подкупить, обличать, улещать, даже снова швыряться содержимым ящиков его письменного стола, если найдет в этом необходимость. Просто ей нужен еще один план на случай, если все остальное не возымеет действия. Но тут перед ней появился Ричард.

— Нашел время, когда отпустить нас! Я как раз проигрывал Биксли в вист. Мог бы просидеть еще несколько часов, чтобы сквитаться, — пожаловался он.

Габриела так обрадовалась, увидев его, что не сразу поняла, о чем он толкует. Но, едва обняв Ричарда, сообразила, что тот сетует на вновь обретенную свободу, причем нисколько не шутит.