– Я ничего не крал! – выпалил Джек.

– Меня это не интересует.

Мальчик взглянул на даму с удивлением, но тут же изобразил равнодушие.

– Тогда что же вам от меня надо?

– Я живу в Инверари в одном доме вместе с детьми, которые, как ты, пережили трудные времена…

– Я не ребенок, – перебил мальчик.

– Ах, прости. Конечно, не ребенок. Тебе, должно быть, лет пятнадцать, верно?

Юноша кивнул:

– Да, около того.

Покосившись на коменданта, женщина сказала:

– Меня интересует вот что, Джек. Может, вместо тюрьмы ты захочешь перебраться ко мне? Что ты об этом думаешь?

Джек пристально взглянул на собеседницу и пробурчал:

– Имеете в виду – как слуга?

– Нет-нет, – поспешно ответила мисс Макфейл. – Но у тебя, конечно же, будут свои обязанности, как и у всех остальных.

Джек поморщился:

– Что за обязанности?

– Ты должен будешь помогать на кухне, заниматься уборкой, стирать белье: в общем, делать все, что требуется в домашнем хозяйстве. И еще тебе придется каждый день какое-то время отдавать учебе, то есть читать, писать и считать. Ведь ты не умеешь читать?

– Обхожусь и без этого.

– Не сомневаюсь. Но я надеюсь, Джек, что учеба пойдет тебе на пользу. Так как, согласен?

Джек с минуту молчал, потом спросил:

– А я смогу уходить и приходить, когда захочу?

– К сожалению, нет. Если ты решишь жить со мной, ответственной за тебя буду я. Поэтому я всегда должна буду знать, где ты находишься. Более того, твой день будет подчинен расписанию, так что ты не сможешь делать все, что тебе вздумается. Но могу заверить: такая жизнь тебе понравится гораздо больше, чем в исправительной тюрьме. У меня тебя будут хорошо кормить и заботиться о тебе. Все, кто перебрался ко мне жить, очень этим довольны.

– Отлично, – кивнул Джек. – Согласен.

«Слишком уж быстро он согласился», – подумал Хейдон. Для него было очевидно: мальчишка решил, что поехать к этой мисс Женевьеве Макфейл бесконечно приятнее, чем подвергнуться порке и провести несколько лет в тюрьме. Было очевидно и другое: когда он оденется у нее потеплее и сытно пообедает, то сразу сбежит – сбежит на следующий же день и при этом непременно украдет все, что сможет. Хейдону хотелось поговорить с мальчиком наедине, хотелось объяснить, какая редкостная удача ему улыбнулась, так что…

– А вы можете и его взять? – Джек мотнул головой в сторону Хейдона.

Хейдон с удивлением уставился на юношу.

– М-м… боюсь, что нет, – ответила Женевьева, потупившись.

Юноша вздохнул с явным сожалением. Хейдон мысленно усмехнулся; похоже, парень не очень-то хорошо оценил ситуацию – ведь этой даме был известен приговор: виселица за убийство. Подобный приговор вряд ли мог служить рекомендацией…

– Отлично! – воскликнул Томсон. – А теперь, мисс Майкфел, давайте вернемся в мой кабинет и оформим документы, хорошо? – Комендант просиял и провел ладонью по бороде.

«Ах вот оно что…» – догадался Хейдон. Оказывается, мисс Макфейл освобождает Джека в обмен на какую-то плату. Правда, драгоценностей на ней не было и даже плащ был недорогой и поношенный. Впрочем, не имеет значения. Что бы она ни заплатила за сомнительное удовольствие взять к себе голодного, лживого и вороватого мальчишку, было абсолютно ясно: она допускает ошибку. Хейдон нисколько не сомневался в том, что Джек воспользуется ее добротой, а потом сбежит. И ему стало грустно, потому что в этом случае и мальчишка, и дама прогадали бы.

Комендант Томсон направился к выходу, но прелестная мисс Макфейл замедлила шаги и, обернувшись, сказала:

– Я пришлю к вам свою горничную, как только смогу. Может, у вас есть какое-нибудь особенное пожелание?

– Не спускайте с парня глаз, пока не удостоверитесь в том, что он у вас останется. Иначе сбежит на следующее же утро.

Ее темные глаза расширились. Очевидно, она ожидала, что он попросит что-то для себя – виски, например, или какое-нибудь кушанье.

– И еще… – продолжил Хейдон.

Она молча кивнула.

– Мне очень хотелось бы, чтобы вы поверили мне. Я невиновен. Я не убийца…

Надзиратель презрительно фыркнул:

– Все вы, убийцы, одинаковы. Каждый хочет, чтобы люди считали его невинным как дитя. Особенно перед тем, как шею захлестнет веревка.

– Почему для вас это так важно? – Женевьева даже не взглянула на тюремщика.

– Просто… важно, вот и все, – ответил Хейдон. – Так поверите?

Она с минуту молчала, потом проговорила:

– Боюсь, я не знаю материалов вашего дела, сэр. Не знаю, потому и не могу судить. – В ее голосе слышалось раскаяние, словно она предпочла бы сказать, что верит ему.

Хейдон вдруг почувствовал ужасную слабость.

– Да, конечно… – Он закрыл глаза.

– Идемте же, мисс Макфейл, – сказал комендант Томсон, стоявший у двери. – Давайте все закончим побыстрее.

– Моя горничная что-нибудь для вас приготовит, – продолжала Женевьева.

– Я не голоден. – Хейдон невольно поморщился.

– Ну… тогда она сделает все, что сможет. Сделает так, чтобы вам было удобнее!

– Благодарю вас.

Она несколько мгновений медлила, стоя у двери, словно хотела еще что-то сказать. Наконец, так ничего и не сказав, ушла, оставив его проводить последние часы жизни в темноте и одиночестве.


– Контракт такой же, как и прежде. За исключением, конечно, приговора. – Комендант Томсон положил на стол лист бумаги. – Я уверен, здесь все в порядке. – Вы ведь…

– Не сомневаюсь, что в порядке, – перебила Женевьева. – Но если я подпишу, не читая, то, наверное, подам плохой пример. Всегда надо как можно внимательнее прочесть документ, а уж затем ставить свою подпись, понятно? – Она выразительно взглянула на Джека, потом принялась изучать контракт.

– Что, парень, сегодня у тебя удачный день, а?.. – Комендант Томсон попытался заполнить неловкую паузу, однако Джек промолчал.

Женевьева подняла голову и посмотрела на мальчика. Тот не отводил взгляда от открытой двери, ведущей в коридор. «Может, вспоминает надзирателя Симса? – подумала она. – Ведь этот негодяй… он мог бы забить его до смерти».

– Джек, когда тебя спрашивают, нужно отвечать, – сказала Женевьева.

Джек заморгал и в смущении пробормотал:

– Вы… что?

– Вежливые люди говорят не «что», а «простите», – поправила Женевьева.

Мальчик посмотрел на нее так, как смотрят на сумасшедших.

– О чем вы толкуете?

– Комендант Томсон с тобой разговаривал. Значит, ты должен был ответить, понимаешь?

– А что он мне сказал? – Джек даже не потрудился посмотреть на коменданта.

– Видишь ли… – Женевьева невольно вздохнула. – Он спросил, как ты себя чувствуешь и хочешь ли ты уйти отсюда вместе со мной. Ты ведь хочешь уйти со мной, не так ли?

Джек пожал плечами:

– Куда угодно, только бы не сидеть здесь, в этом дерьме.

Комендант вскинул брови и проворчал:

– Ах ты, неблагодарный маленький…

– Ты совершенно прав, Джек, – поспешила вмешаться Женевьева. – Да, конечно, лучше быть в любом другом месте, только не здесь. – Она улыбнулась и продолжила чтение контракта.

Джек пожал плечами и принялся от скуки постукивать носком рваного башмака по резной ножке кресла.

– Прекрати! Поцарапаешь! – прикрикнул на него Томсон.

– Это всего лишь стул. – Джек снова пожал плечами.

– Для тебя, может, просто стул, мерзавец! Но он из красного дерева, и он стоит больше, чем ты сможешь заработать честным трудом за всю свою жизнь!

Джек нахмурился и еще сильнее пнул ножку кресла.

– Джек, может, подождешь в коридоре? – сказала Женевьева. – Мы с комендантом скоро закончим.

Джек ухмыльнулся и, тотчас же выскочив за дверь, стал прохаживаться по коридору.

– Вы с ним еще намаетесь, попомните мое слово, – проворчал комендант Томсон. – Держу пари, он снова начнет воровать. Не пройдет и месяца, как опять окажется в тюрьме, вот так-то. Мисс Макфейл, рекомендую: вам следует сразу же занять твердую позицию и регулярно его наказывать, чтобы держать в повиновении.

– У меня нет привычки бить детей, – ответила Женевьева, поморщившись.

– Бог велит их наказывать, – возразил комендант. – В Библии сказано: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Скажите парню без обиняков, что теперь он принадлежит вам. Если он доставит вам хоть каплю огорчений, присылайте его прямо ко мне.

– Что он украл?

– Простите…

– В своем письме вы упомянули, что мальчик осужден за воровство. Что он украл?

Томсон достал из кармана очки, водрузил их на нос и раскрыл лежавшую перед ним папку.

– Он проник в дом и украл одну пару ботинок, одно одеяло, один круг сыра и бутылку виски, вот… А потом его нашли спящим под этим одеялом в соседском каретном сарае. Виски и сыра уже не было, но украденные ботинки были на нем, и парень был мертвецки пьян. – Комендант посмотрел на Женевьеву поверх очков. – Вы ведь понимаете, что в этом деле не все ясно?

– Выходит, мальчик должен быть наказан за то, что он голодал и замерзал, – с горечью проговорила Женевьева.

– Мы живем в стране, где правит закон, мисс Макфейл. Что с нами было бы, если бы каждый, кто голоден и замерзает, мог запросто войти в чужой дом и забрать все, что захочется?

– Но ребенок не должен находиться в таком отчаянном положении. Нужны законы, которые защищали бы детей – чтобы им не приходилось воровать ради того, чтобы выжить.

– Он не голодал, пока был здесь, и не голодал бы в исправительной тюрьме, – заявил комендант Томсон. – Возьмете вы его или нет – арест был для него наилучшим выходом. Как и для всех таких же, как он. Мальчик сказал, что его родители умерли, сказал, что у него нет ни дома, ни родственников, которые могли бы его принять. А в исправительной тюрьме у него по крайней мере будет крыша над головой, одеяло и хоть какое-то питание.

– Дети не могут жить на хлебе и воде, и кража сыра и ботинок едва ли заслуживает того, чтобы ребенка заперли в холодной камере вместе с убийцей, – выпалила Женевьева. – А что касается наших исправительных заведений, то это ужасные места и совершенно не подходящие для детей. Если некоторым из них и удается выжить в таких условиях, то их ведь потом выбрасывают на улицу без денег и без каких-либо профессиональных навыков. Само собой разумеется, что это ведет их прямиком к воровству и прочим преступлениям.

– Да, возможно. Но я, к сожалению, почти ничем не могу помочь в такой ситуации. Надеюсь, я хоть что-то сумел сделать, отдав мальчика на ваше попечение. Ведь другие дети, которых я передавал вам, неплохо устроены, не так ли?

– Да, с ним все в порядке, – кивнула Женевьева.

– И я не сомневаюсь, мисс Макфейл, что вы сделаете все возможное, чтобы помочь Джеку преодолеть его низменные инстинкты. Возможно, что в конечном итоге вы приведете его к честной жизни. Во всяком случае, будем на это надеяться. – Комендант вздохнул, потом добавил: – Но имейте в виду: еще одно нарушение закона – и мы, наверное, уже ничего не сможем сделать. То есть ему придется нести ответственность… – Томсон встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

– Да, я поняла вас, – кивнула Женевьева. Подписав документ, она достала из кармана плаща деньги и протянула их Томсону. Комендант улыбнулся и сказал:

– Надеюсь, вы останетесь довольны нашим соглашением.

– Не сомневаюсь – ответила Женевьева. Она направилась к двери, чтобы сказать Джеку, что они уезжают.

И в ужасе замерла, едва переступив порог.

Забрав из всех камер грязную посуду, надзиратель Симс остановился в коридоре, устанавливая тяжелый поднос у себя на плече. Он стоял спиной к Джеку, и мальчик, подкравшись к нему, осторожно снял у него с ремня связку ключей.

– Какого черта?! Что ты тут делаешь?! – зарычал вдруг тюремщик, оборачиваясь.

– Я… ничего особенного. – Джек предусмотрительно отступил на шаг.

– Распахни куртку. Я посмотрю, что там у тебя, – проворчал Симс. – Быстрее!

Женевьеву охватила паника. Если выяснится, что Джек что-то украл еще до выхода из тюрьмы, коменданту Томсону придется аннулировать их соглашение. Джека бросят обратно в камеру, а потом отправят в исправительную тюрьму.

– Мистер Симс, осторожно! – пронзительно закричала Женевьева. – У вас под ногами огромная крыса!

Надзиратель замер на мгновение, потом в ужасе завопил:

– Крыса?! Где?! – Он переступал с ноги на ногу, стараясь удержать при этом поднос.

– Вот!.. Вон там! – взвизгнула Женевьева, указывая ему на щиколотку.

В следующее мгновение тюремщик с воплем подпрыгнул, а затем рухнул на пол, прямо на осколки глиняных мисок.

– Уберите ее! Уберите! – кричал он, размахивая руками.

Кое-как поднявшись на ноги, Симс бросился к двери комендантского кабинета. Ворвавшись в комнату, он рухнул в любимое кресло Томсона. Не выдержав такого натиска, кресло затрещало и развалилось, надзиратель же снова оказался на полу.