А платили они Фрэнсису Боумонту.

Конечно, посетители «Двадцать восемь» об этом не подозревали, да и у Исмала не было неопровержимых тому доказательств. Во всяком случае, ничего такого, с чем можно было бы обратиться в суд — Фрэнсис Боумонт не мог предстать перед присяжными, потому что ни одна из его жертв не могла фигурировать в суде в качестве свидетеля. Каждый из пострадавших, подобно молодому помощнику дипломата, скорее предпочел бы самоубийство, нежели бы решился выставить свои низменные пороки на публичное осуждение.

Поэтому Исмалу было поручено расправиться с Боумонтом, не поднимая излишнего шума, как он уже не раз делал, улаживая щекотливые дела, которые беспокоили короля Георга IV, его министров и союзников.

Размышления Исмала прервал голос Ника:

— Как вы намерены играть на этот раз?

Внимательно изучая содержимое чашечки тончайшего фарфора, Исмал ответил:

— Главным инструментом станет его жена. Правда, она верна Боумонту.

— Вы хотите сказать, она осмотрительна? Если только не сумасшедшая, раз хранит верность этому гнусному развратнику.

— Полагаю, мадам Боумонт все же немного сумасшедшая. Она талантливая художница, а творческие люди не всегда рассудочны. Боумонту повезло, что его супруга так увлечена живописью. Это помогает ей совершенно не замечать толпы поклонников, которые добиваются ее внимания.

— Неужели вы хотите сказать, что она не обратила внимания на вас?

— Пришлось изрядно постараться, — мрачно признался Исмал.

— Черт возьми! Хотел бы я на это посмотреть!

— Я сам был обескуражен. Я чувствовал себя мраморной статуей, выставленной в музее — мадам Боумонт видела лишь форму, линии, цвет. Я во все глаза смотрел на прекрасное лицо этой женщины, но замечал только интерес художника. Словно я обыкновенный натурщик, а это, согласись, невыносимо. Потому я был вынужден повести себя немного… неосмотрительно.

— Такого с вами никогда не бывает, — покачал головой Ник. — Если, конечно, у вас нет на то своих причин. Могу поспорить, что вы не просто хотели, чтобы она обратила на вас внимание.

— Ты забыл, что мадам Боумонт замужем и при нашей встрече присутствовал ее супруг. Как только я немного отклонился от обсуждения вопросов живописи, он моментально отреагировал. Боумонт тщеславен, он явный собственник. Поэтому остался очень недоволен тем, что я флиртовал с его женой.

— Ну и нахал! Насколько мне известно, он сам уложил в постель по крайней мере половину замужних женщин Парижа.

— Меня интересовало другое. Боумонт удивился даже тому незначительному успеху, который я имел у мадам. Такое впечатление, что он не привык беспокоиться о ее поведении. Но семя сомнения брошено и я намерен приложить силы к тому, чтобы оно проросло. Боумонт уже не будет таким спокойным ни днем, ни ночью. Уж я об этом позабочусь, можешь не сомневаться!

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы совмещать полезное с приятным, — ухмыльнулся Ник.

Исмал допил кофе, поставил на столик чашку и, закрыв глаза, откинулся на мягкие подушки.

— Думаю, что большую часть работы я поручу тебе. В Париже в высших кругах власти есть люди, которым Боумонт платит. Ты организуешь несколько несчастных случаев, и ему придется платить больше, чтобы обеспечить этим людям безопасность. К тому же неприятные инциденты отпугнут некоторых из более уязвимых клиентов. Они ведь отдают огромные деньги за то, чтобы их секреты не были раскрыты. Когда эти люди почувствуют себя в безопасности, они перестанут патронировать «Двадцать восемь». У меня есть еще парочка идей, но их мы обсудим завтра.

— Понятно. Мне предстоит выполнить всю грязную работу, пока вы будете развлекаться с мадам художницей.

— Разумеется. Не могу же я оставить ее на тебя. Ты только наполовину англичанин. Ты не имеешь представления о том, что такое женщины с необузданным нравом, и не сможешь оценить ее по достоинству. Ты не будешь знать, что с ней делать. А если бы и знал, ты не обладаешь необходимым терпением. Я же, как тебе известно, самый терпеливый человек на свете. — Исмал открыл один глаз. — Я тебе рассказывал, как Боумонт чуть не выронил из рук графин, когда я упомянул о царе Николае? Именно в этот момент я понял, что Боумонт именно тот, кого я так долго искал.

— Нет, вы мне об этом не рассказывали. Впрочем, я нисколько не удивлен. Если бы я вас не знал так, как знаю, я бы решил, что ваш интерес вызвала только его жена.

— Надеюсь, что именно так подумал и месье Боумонт, — пробормотал Исмал и опять закрыл глаза.

Фиона, виконтесса Кэррол, была заинтригована.

— Эсмонд оказывает дурное влияние? Ты не шутишь, Лейла? — Темноволосая вдова посмотрела в сторону графа, стоявшего в группе гостей перед недавно законченным портретом мадам Врэсс. — В это невозможно поверить.

— Я уверена, что Люцифер и его слуги все были красивы. Вспомни, ведь они когда-то были ангелами.

— Я всегда представляла себе Люцифера жгучим брюнетом, более похожим на Фрэнсиса. — Зеленые глаза Фионы заблестели. — По-моему, сегодня волосы твоего мужа выглядят особенно черными. Мне кажется, он постарел на десять лет с того времени, как я в последний раз приезжала в Париж.

— Он состарился на десять лет за три недели. Я не думала, что это возможно, но с тех пор как граф Эсмонд стал его закадычным другом, Фрэнсис явно стал выглядеть гораздо хуже. Муж уже целую неделю не ночевал дома. Он пришел — вернее, его принесли — сегодня в четыре часа утра. Фрэнсис проспал до семи вечера. У него был такой вид, что я почти решила ехать в гости одна.

— Так почему же ты этого не сделала?

Потому что она не посмела.

Но в этом Лейла никогда бы не призналась даже своей единственной подруге. Сделав вид, что не расслышала вопроса, Лейла сказала:

— Я никак не могла его разбудить, а потом кое-как заставила принять ванну. Не понимаю, как его шлюхи это терпят. От него так разило опиумом, алкоголем и духами, что я чуть не задохнулась. А он, конечно, ничего не замечает.

— Почему ты его не прогонишь? Ты же от него не зависишь. Давно живешь на свои деньги. У вас нет детей, которых бы он грозился у тебя отнять. А для того чтобы применить насилие, Фрэнсис слишком ленив.

Лейла могла бы возразить, напомнив Фионе, что бывают куда более страшные последствия, чем насилие, но воздержалась.

— Не говори ерунды. — Она взяла с подноса бокал шампанского. — Я не могу жить отдельно от своего мужа. Меня и так все время осаждают мужчины. Если бы рядом не было Фрэнсиса, который разыгрывает из себя ревнивого супруга, мне бы пришлось отбиваться от поклонников в одиночку. И тогда у меня не осталось бы времени на работу.

Фиона рассмеялась. Строго говоря, она не была красивой, но когда смеялась, то становилась хорошенькой, потому что все в ней сияло: ровные белые зубы, зеленые глаза, белая кожа лица в обрамлении блестящих черных локонов.

— Большинство женщин предпочло бы иметь покладистого мужа, — заявила она, — особенно в Париже. И особенно когда появляется такой красавец, как этот Эсмонд. Я не уверена в том, что стала бы возражать, если бы он распространил свое дурное влияние на меня. Но сначала я хочу рассмотреть его поближе.

Глаза Фионы заблестели еще больше.

— Как ты думаешь, не привлечь ли мне его внимание? Сердце Лейлы екнуло.

— Конечно же, нет.

Но Фиона уже смотрела в сторону графа, заслонившись веером.

— Не делай этого, Фиона. Я должна тебя оставить…

В этот момент Эсмонд обернулся и, должно быть, поймал взгляд Фионы, виконтесса поманила его веером. Не колеблясь ни секунды, граф направился к подругам.

Лейла редко краснела. Но сейчас она почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Иногда ты поражаешь меня своим нахальством, — сказала она леди Кэррол и собралась отойти в сторону.

Но Фиона схватила Лейлу за руку.

— Я покажусь еще более дерзкой, если буду вынуждена сама ему представляться. Не убегай, Лейла. Он же не Вельзевул. Черт, — добавила она тут же, — до чего же он.красив. Боюсь, что я упаду в обморок.

Хорошо понимая, что Фиона с таким же успехом могла упасть в обморок, как встать на голову, Лейла стиснула зубы и с нарочитой холодностью представила графу Эсмонду свою неисправимую подругу, .

Не прошло и десяти минут, как Лейла уже вальсировала с графом. Между тем Фиона, горевшая желанием поближе узнать Эсмонда, танцевала с Фрэнсисом, который улыбался и был в отличном настроении.

Лейла все еще пыталась понять, кто распорядился такой расстановкой пар, как услышала над ухом тихий голос графа:

— Жасмин. И что-то еще. Нечто неожиданное. Ах да — миррис. Интригующая комбинация, мадам. Вы смешиваете запахи с такой же легкостью, с какой смешиваете краски.

Лейла никогда не злоупотребляла духами, а сегодня так и вообще подушилась несколько часов тому назад. Чтобы распознать запах ее духов, графу надо было бы быть к ней намного ближе, а он держал ее от себя на некотором расстоянии. Правда, по английским понятиям слишком близко, но в Париже так было принято. Однако Лейле казалось, что Эсмонд все-таки был слишком близко. Во время их многочисленных встреч в обществе после первого знакомства он никогда к ней не прикасался, а лишь слегка проводил губами по ее руке. Сейчас же Лейла чувствовала его теплую руку у себя на талии, и словно пожар распространялся по ее телу.

— Но духами я по крайней мере могу доставить удовольствие только себе.

— И своему мужу.

— Это было бы бесполезной тратой и времени, и духов. У Фрэнсиса почти полностью отсутствует обоняние.

— В определенных обстоятельствах это может оказаться достоинством — когда, например, идешь по улицам Парижа в жаркую погоду. Но в остальных случаях это прискорбно. Ваш супруг так много теряет.

Замечание было вполне безобидным. Однако тон… Последний и единственный раз граф позволял себе открыто флиртовать с ней в день их первого знакомства. Впрочем, он флиртовал с ней и после — но в завуалированной форме. Возможно, Лейле просто показалось, и граф даже не думал ее соблазнять, но так или иначе, во время мимолетных встреч его вкрадчивый, тихий голос вызывал в ее душе необъяснимый трепет. А вслед за ним неизбежно следовало беспокойство.

— Я не знаю, насколько потеря обоняния влияет на восприятие Фрэнсисом внешнего мира, но этот недостаток явно отражается на его аппетите. Мне кажется, что за последний месяц мой муж похудел не менее чем на четырнадцать фунтов.

— Я тоже это заметил.

Лейла взглянула на графа и тут же пожалела об этом. Она уже много раз смотрела в эти глаза и все же они каждый раз притягивали и завораживали. Это из-за их необычного цвета, уверяла себя Лейла. У обыкновенного человека не могут быть глаза такой глубокой синевы. Если ей вдруг когда-нибудь доведется написать эти глаза, все, кто не знаком с графом, станут утверждать, что она слишком их приукрасила.

Граф улыбнулся.

— Ваши мысли отражаются на вашем лице. Даже я вижу, как вы сейчас подбираете и смешиваете краски.

— Я же говорила вам, что я работающая женщина.

— И вы ни о чем другом не думаете?

— Чтобы добиться успеха, женщина-художник должна трудиться в два раза усерднее, чем мужчина. Если бы мои мысли были заняты чем-либо другим, кроме живописи, я не смогла бы написать портрет мадам Врэсс. И тогда сегодня, когда с картины сняли покрывало, аплодировали бы не мне, а художнику-мужчине.

— Согласен — мир глуп. И я, наверное, тоже глуповат. Лейле снова пришлось заглянуть в глаза Эсмонда. Она уже немного задыхалась, и у нее слегка кружилась голова — от того, что надо было говорить и вальсировать одновременно.

— Вы считаете, что женщины не должны становиться художниками? — спросила Лейла.

— Увы, я не знаю ответа на этот вопрос. Но меня очень огорчает мысль, что такая прекрасная женщина, как вы, глядя на мужчину, думает только о мольберте.

Прежде чем Лейла успела ответить, граф сделал такой крутой виток в обратную сторону, что Лейла сбила шаг и наступила Эсмонду на ногу. В тот же момент он ловко обхватил рукой талию Лейлы и, приподняв ее тело над полом, крепко прижал к себе.

Это длилось всего мгновение. Граф не сбился с такта и продолжал плавно скользить по паркету среди пар танцующих, словно ничего не произошло.

А Лейла ощутила, как у нее между грудями потекла струйка пота, и так громко застучало сердце, что заложило уши и она уже не слышала музыки. Впрочем, Лейле и не надо было ее слышать. Ее партнер полностью владел ситуацией и был таким же собранным и уверенным в себе, как и в начале танца.

Кроме того, он оказался на пару дюймов ближе к своей партнерше. Но она не сразу это заметила.

А когда осознала все, что произошло, голова вдруг стала ясной, и вихрь красок вокруг обрел ясные очертания. Лейла вдруг увидела, что Фрэнсис не сводит с нее глаз и больше не смеется. Даже не улыбается.

Но тут же Лейла почувствовала, как рука партнера придвинула ее талию теснее — Эсмонд откровенно прижимал Лейлу к себе, и она сама, должно быть, не заметила, как непроизвольно поддалась движению партнера и прижалась к нему.