Каким-то образом, с помощью мистера Долланда, я научилась читать. Я разглядывала картинки в Библии и любила слушать, как мистер Долланд рассказывает библейские истории, что он делал очень выразительно. Эти картинки пленяли мое воображение. Рахиль у колодца. Адам и Ева, изгнанные из райского сада и через плечо оглядывающиеся на ангелов с огненными мечами. Иоанн Креститель, проповедующий, стоя в воде. Разумеется, я неоднократно слышала монолог Генриха V перед битвой в исполнении мистера Долланда, успела выучить его наизусть и с удовольствием декламировала, не говоря уже об отрывке «Быть или не быть». Мистер Долланд любил воображать себя Гамлетом.

Все это привело мисс Уиллс в восторг, и мы сразу же подружились.

Правда, поначалу мои друзья на кухне были настроены по отношению к ней враждебно. Но Фелисити (а я очень быстро начала называть ее Фелисити, когда мы оставались одни) была так мила, что очень быстро разрушила барьер между обитателями кухни и «высокомерной выскочкой», как поначалу называла ее миссис Харлоу. Вскоре подносы с едой были упразднены и Фелисити присоединилась к нам на кухне.

Такое положение вещей было бы совершенно недопустимым в любом другом доме, но одним из преимуществ родителей, витающих в высоких научных сферах, вдалеке от прозы домашнего хозяйства, была предоставляемая ими свобода. И мы пользовались ею сполна! Многие сочли бы меня заброшенным и несчастным ребенком, но, оглядываясь на свое детство, я понимаю, что на самом деле мне посчастливилось иметь рядом с собой любящих людей, окружавших меня заботой и вниманием. Конечно, тогда я не осознавала, как мне повезло. Это понимание пришло позже, когда детство осталось в прошлом.

Учиться под руководством Фелисити было легко и интересно. Мы занимались каждое утро, и мне казалось, что мы просто делаем совместные открытия. Она никогда не напускала на себя умный вид, если чего-нибудь не знала и честно отвечала: «Я должна с этим разобраться». Она рассказывала мне о себе. Ее отец умер несколько лет назад, и они были очень бедны. У нее были две младших сестры. К счастью, ее дядя, профессор Уиллс, брат ее покойного отца, помогал семье и нашел для нее это место.

Она призналась, что сильно боялась, ожидая увидеть очень умного ребенка, знающего больше, чем она.

Это нас обеих очень насмешило.

— А чего я должна была ожидать от дочери профессора Крэнли, — оправдывалась она. — Ты ведь знаешь, каким авторитетом он пользуется в академической среде. Его все очень уважают.

Я толком не понимала, что значит «академическая среда», но все равно мне было приятно это слышать. Значит, я могу гордиться своим отцом.

— У твоих родителей много обязательств перед миром науки, — поясняла Фелисити.

И это тоже меня радовало, поскольку означало, что им еще долго будет не до меня.

— Я думала, они станут пристально наблюдать за моей работой и без конца меня поучать, — продолжала делиться Фелисити. — А все вышло намного лучше, чем я ожидала.

— А я думала, что ты будешь очень странной… Ни рыба ни мясо.

Это показалось нам очень смешным, и мы опять расхохотались. Мы только и делали, что смеялись. Училась я быстро. История оказалась не просто цепочкой дат, а наукой о людях, хотя некоторые из них были очень странными. География означала увлекательное турне вокруг света. У нас был большой глобус, который мы вращали в разные стороны. Мы выбирали разные места и воображали, что очутились там.

Наверняка моим родителям подобные методы обучения пришлись бы не по вкусу, но они приносили весьма неплохие плоды. Они ни за что не приняли бы на работу девушку вроде Фелисити, не имеющую никакого опыта, если бы она не была племянницей профессора Уиллса.

В общем, нам было за что благодарить жизнь, и мы это прекрасно понимали.

И еще мы ходили на прогулки. Мы обнаружили, что Блумсбери невероятно интересный район. Мы выяснили, как он приобрел свой нынешний облик, превратив это исследование в увлекательную игру. Нам удалось узнать, что всего столетие назад он был деревушкой под названием Лоумсбери, а между церковью Сент-Панкрас и Британским музеем расстилались поля. Мы также нашли дом, в котором жил сэр Годфри Неллер[2]. Еще тут были трущобы, представлявшие собой лабиринт улиц из ветхих домов, в которых жила беднота или гнездились воровские притоны. Разумеется, мы туда и ногой не смели ступить, да и не только мы, и это позволяло криминальным элементам чувствовать себя в полной безопасности.

Мистер Долланд, родившийся и выросший в Блумсбери, очень много знал об этом районе и охотно делился с нами своими познаниями. За кухонным столом часто вспыхивали оживленные и познавательные дискуссии.

Зимними вечерами мы подолгу засиживались на кухне. Лампа отбрасывала тусклый свет на остатки пирогов и пудингов миссис Харлоу и пустые тарелки из-под овощей, а мистер Долланд рассказывал о днях своей юности, проведенной на улицах Блумсбери.

Он родился на Грейс-Инн-роуд и, будучи мальчишкой, исследовал все окружающие закоулки, что сделало его кладезем интереснейшей информации.

Мне врезались в память отдельные эпизоды моего детства, и я могу утверждать, что у мистера Долланда и в самом деле был незаурядный актерский дар и он умел держать зрителей в напряжении, чем с удовольствием пользовался. О более благодарной аудитории, чем мы, он и мечтать не мог, несмотря на то, что она была весьма малочисленной.

— Закройте глаза, — говорил он, — и попытайтесь себе все это представить. Постройки полностью изменили облик этих мест. Представьте себе, как здесь все было… когда на этом месте была лишь крошечная деревня. Хотя я не хотел бы жить в деревне.

— Вы совсем как я, мистер Долланд, — подавала голос миссис Харлоу. — Вам нравится жить весело.

— А что, кому-то это не нравится? — спрашивала Дот.

— Ну, не знаю, — вставляла нянюшка Поллок. — Есть люди, которые предпочитают деревню.

— Я родилась и выросла в селе, — кивала Эмили.

— А мне нравится здесь, с вами, — провозглашала я.

Нянюшка одобрительно качала головой, соглашаясь со мной.

Я видела, что мистер Долланд не прочь нас развлечь, и размышляла над тем, какой отрывок ему заказать — «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»[3] или что-нибудь из «Колокольчиков».

— Ах, — подвел он итог, — тут много чего происходило. Жаль, что мы не можем перенестись в то время.

— Жаль, что не осталось свидетелей тех событий, — вздохнула Фелисити. — Я так люблю слушать рассказы о прошлом.

— Что ж, — произнес мистер Долланд. — Меня тогда еще не было на свете, но я могу поделиться тем, что слышал от своей бабушки. Она жила здесь до того, как понастроили все эти дома и улицы. Она любила рассказывать о ферме, которая стояла на том месте, где сейчас начинается Рассел-стрит. Она хорошо помнила сестер Кэппер, обитавших на этой ферме.

Я поудобнее устроилась на стуле, предвкушая рассказ о сестрах Кэппер. Мистер Долланд это заметил.

— Вы хотите послушать, что она мне о них рассказывала, верно, мисс Розетта? — улыбнулся он мне.

Я кивнула, и он начал свой рассказ:

— Эти мисс Кэппер были не замужем. В том смысле, что они были старыми девами. Одна разочаровалась в любви, а у второй и этой возможности не было. В итоге они обе ожесточились против всех мужчин. Они были весьма зажиточными дамами. Ферма им досталась от отца, и они самостоятельно ею управляли. Мужчин они не подпускали и на пушечный выстрел. Обходились парой доярок. Все из-за ненависти к противоположному полу.

— Потому что одна из них разочаровалась в любви, — уточнила Эмили.

— А у второй и этой возможности не было, — добавила я.

— Ш-ш, — шикнула на нас нянюшка, — не перебивайте мистера Долланда.

— Эти сестры были очень странными. Они ездили верхом на старых серых кобылах. Они не любили мужской пол, но одевались так, как будто сами к нему принадлежали… в мужские шляпы и костюмы. Они были похожи на двух старых ведьм. В округе их называли «Сумасшедшие Шляпницы»[4].

Это так меня насмешило, что я опять расхохоталась, вынудив нянюшку снова укоризненно покачать головой. Я осеклась. Никто не имел права перебивать мистера Долланда, когда он седлал своего конька.

— Нельзя сказать, чтобы они были такими уж злодейками. Просто им нравилось вредить понемногу, то тут то там. В окрестностях деревни был луг, где местные мальчишки любили запускать воздушных змеев. Одна из сестер возила с собой большие ножницы и когда видела мальчишек, запускающих змеев, она догоняла их и перерезала бечевку. У мальчишек в руках оставался лишь конец бечевки, и они беспомощно провожали взглядом своих змеев, улетающих в дальние дали.

— Какое безобразие! Бедные мальчики! — возмутилась Фелисити.

— Такие уж они были, эти мисс Кэппер. Еще тут был ручей, где мальчишки любили купаться в жаркие летние дни. Они снимали за кустами одежду и прыгали в прохладную воду. В это время вторая мисс Кэппер подкрадывалась и наблюдала за ними. Улучив момент, она крала их одежду.

— Что за мерзкая старуха! — воскликнула Дот.

— Она заявляла, что мальчишки вторгаются на их землю, а значит, заслуживают наказания.

— Неужели нельзя было просто их предупредить? — изумилась Фелисити.

— Это было бы не в духе мисс Кэппер. Жаль, что я не застал их в живых. Мне бы очень хотелось на них взглянуть.

— Вы бы ни за что не позволили им перерезать бечевку вашего змея и отправить его в дальние дали, — убежденно произнесла я.

— Эти сестры были очень коварные. Ну, и еще с ними связана история о сорока шагах.

Мы все приготовились слушать историю о сорока шагах.

— Это история о привидениях? — с надеждой в голосе поинтересовалась я.

— Вроде того.

— Может, мы послушаем ее утром, — предложила нянюшка Поллок, глядя на меня. — Истории о привидениях очень волнуют нашу мисс. Я не хочу, чтобы ей полночи мерещилась всякая нечисть.

— Ах, мистер Долланд, — взмолилась я, — пожалуйста, расскажите нам историю о сорока шагах сейчас. Я не смогу дождаться утра. Я хочу послушать ее сейчас.

Фелисити улыбнулась мне.

— Все будет хорошо, — успокоила она мистера Долланда.

Я видела, что ей тоже не терпится услышать обещанную историю. Мистер Долланд тоже понял, что отступать поздно.

Нянюшка осталась недовольна. Она не привязалась к Фелисити, как все остальные. Наверное, она боялась, что моя любовь к Фелисити ослабляет мои чувства к ней. Ей не о чем было беспокоиться. Я любила их обеих.

Мистер Долланд откашлялся, и на его лице появилось выражение, с которым он, должно быть, ожидал за кулисами своего выхода на сцену.

— Однажды жили два брата, — начал он свое повествование. — А было это очень давно, когда на троне восседал Карл. Но вот король умер и его сын, герцог Монмаут, решил, что он достоин трона намного больше, чем брат короля Яков, поэтому между ними произошло сражение. Один из братьев был на стороне Якова, второй — на стороне Монмаута, и это сделало их врагами. Но еще важнее было то, что оба они восхищались одной и той же юной леди. Да, два брата были влюблены в одну женщину, и дело зашло так далеко, что они решили за нее драться. Эта юная леди была первой красавицей Блумсбери, и, как все такие леди, была очень высокого о себе мнения. Она очень гордилась тем, что мужчины готовы ради нее убивать друг друга. Братья решили драться на мечах, в то время самом распространенном оружии. Такое сражение называлось дуэлью. Неподалеку от фермы сестер Кэппер был заброшенный клочок земли, с очень дурной репутацией. Там часто собирались разбойники, и все обходили это место стороной, особенно после наступления темноты. Братьям это место показалось просто идеальным для дуэли.

Мистер Долланд взял в руку большой нож для разделки мяса и принялся им фехтовать, ловко перемещаясь по кухне, то наступая, то отступая, как будто сражаясь с невидимым противником. Он двигался очень грациозно, но так реалистично, что мне казалось, я вижу перед собой двух сражающихся на мечах мужчин.

На мгновение он замер, а затем, ткнув ножом в сторону печки, продолжил:

— Там, на берегу, наслаждаясь зрелищем того, как братья пытаются убить друг друга, восседала виновница их ссоры.

Кухонная плита превратилась в берег ручья, на котором я увидела девушку, чем-то похожую на Фелисити. Только Фелисити была слишком доброй и не допустила бы, чтобы из-за нее кто-то умер. Прошлое оживало на наших глазах, как бывало всякий раз, когда перед нами выступал мистер Долланд.

Он совершил искусный выпад и продолжал вещать замогильным тоном:

— Наконец один брат ударил другого по шее и рассек ему артерию, а тот пронзил мечом ему сердце. Итак, оба брата погибли на Длинных полях, как они назывались в то время, хотя позднее их переименовали в Саутгемптонские поля.