Бренда Джойс - Пленница

— Да, — еле сдерживая вздох облегчения, прошептала Алекс. Джебаль был старше ее, однако подчас вел себя как избалованный мальчишка. При желании она могла бы запросто водить его за нос — если бы не гонор независимой женщины двадцатого столетия, не позволявший проявить хотя бы внешнюю покорность этому дикарю.

— Может быть, тебе лучше подумать об иных способах доставить мне приятное, к примеру, завтра вечером. Зу, поди прочь!

На сей раз Зу не очень-то удалась ехидная улыбка. Алекс следила за тем, как первая жена выплывает из комнаты, покачивая бедрами. Классная секс-бомба. По гарему постоянно ходили слухи, что она бесподобна в постели с Джебалем — как, возможно, и с другими любовниками. У Алекс на этот счет безошибочно работала интуиция, да и Мурад соглашался, что сия особа все последние недели развлекается с любовником.

— Давай присядем. Я хочу поговорить, — предложил Джебаль, улыбаясь совсем по-мальчишески.

Алекс выдавила из себя улыбку, тревожась об упомянутом им завтрашнем вечере. Не очень грациозно она опустилась на низкую тахту, Джебаль — рядом с нею.

— Зохара, известно ли тебе, зачем я призывал тебя сегодня?

— Нет, — прошептала Алекс.

— А ты знаешь, какой сегодня день?

— Не совсем точно, — засомневалась она.

— Сегодня тринадцатое июля.

Алекс напряженно замерла.

— Завтра исполнится ровно год со дня нашей свадьбы, — провозгласил Джебаль.

Алекс утомленно прикрыла глаза. И как она могла забыть?

— Если я правильно все помню, мы сговорились, что тебе потребуется год, чтобы оплакать первого мужа.

— Ну да, конечно, разве я могла об этом забыть? — Алекс облизала трясущиеся губы. — Джебаль, ты был ужасно мил со мною и невероятно сострадателен!

Он улыбнулся, легонько лаская ей руку.

— Твой траур длится уже больше года. Расскажи мне, что ты теперь чувствуешь?

Алекс кое-как подавила новую волну паники. Только этого сейчас не хватало. Ей надо сосредоточиться, ей надо найти выход.

— Я тоскую по родине, — осторожно начала она. — Я скучаю по своей стране и соотечественникам, Джебаль.

— Все еще? — воззрился он на нее.

Алекс отважно кивнула, затаив дыхание.

— А я-то думал, тебе здесь нравится, — огорчился Джебаль. — Я думал, ты счастлива.

— Так оно и есть. Но дом есть дом…

— Я не могу отпустить тебя, Алекс. Ты моя жена. И я слишком к тебе привязан. И не позволю никуда уехать. Кроме того, ты еще должна родить мне сына.

Алекс молчала. У Зу родились уже три девочки — и ни одного мальчика.

— Ты не останешься у меня сегодня ночью?

— Ч-что? — Она подумала, что наверняка стала в этот миг белее снега.

— Останься со мною сегодня, — пылко воскликнул Джебаль, становясь на колени. Алекс застыла, не чувствуя, как его ладонь гладит ей щеку.

Горячие пальцы скользнули вниз, к шее, к плечу. Их взгляды встретились.

Никогда прежде он не прикасался к ней подобным образом. Алекс замерла, как кролик перед удавом, не смея отстраниться.

— Я… у меня ужасная головная боль. — Она знала, что вряд ли это сработает, но ничего лучше придумать не успела.

— Оно и видно, — сердито выпалил он, выпрямляясь.

— Ты… возьмешь меня силой? — прошептала она.

— Нет.

Алекс закрыла глаза, едва не лишившись чувств от радости.

— По крайней мере не сегодня, — добавил Джебаль. Его фигура грозно высилась над нею. — Однако я теряю терпение, Зохара. Я всего лишь мужчина. А ты слишком красива. Твое место — в моей постели!

Алекс покорно кивнула.

Джебаль заметался по комнате. Полы его одеяний развевались в такт движениям, и украшения ослепительно сверкали в пламени свечей. Наконец он обернулся.

— Завтра годовщина свадьбы, и мы должны отпраздновать ее вместе, — произнес он, прожигая пленницу гневным взглядом. — Надеюсь, это будет тебе приятно.

Бедняжка кое-как заставила себя подняться на негнущихся ногах. Горло свело судорогой, и она лишь молча кивнула.

Было совершенно очевидно, что время, отпущенное судьбой, подошло к концу.

Зу извивалась всем телом.

Она лежала нагая на просторной плоской кровати. Темные волосы разметались по белым простыням. Мужчина склонился над нею и ласкал самым интимным образом, пустив в дело и руки, и язык.

Зу вскрикнула, но при этом не произнесла его имени. Она никогда не позволяла себе забыться от страсти настолько, чтобы неосторожными словами подставить себя под угрозу.

— Пожалуйста, — взмолилась Зу. — Пожалуйста, не тяни, а не то пусть всемогущий Аллах низринет тебя в самую бездну ада!

Он схватил ее за ягодицы и овладел со звериной жестокостью. Зу скорчилась от наслаждения. Он глухо выругался, его колени вздрогнули несколько раз, но тем не менее он остался на ногах. Только пот струился по всему телу. Свысока он взглянул на Зу, бессильно распростершуюся на животе. Ухмыляясь, похлопал по пышному заду и принялся одеваться.

— Зу, ты просто бесподобная сучка, — заметил он.

Она вздохнула, перевернулась и уставилась на него, приняв классическую позу обольстительницы: приподнявшись на локте и выставив напоказ потрясающую грудь.

— И оттого нам бесподобно хорошо бывает вместе, верно? — томно улыбнулась она. Ее глаза все еще светились, а лицо излучало блаженство.

— Джебаль тебя не стоит, — промолвил он, окинув ее оценивающим взглядом. — Надо быть сумасшедшим, чтобы променять тебя на пятнадцатилетнюю дурочку.

Зу рассмеялась, усевшись на постели и встряхнув головой. Темные локоны блестящей вуалью рассыпались по грудям: оставались видны только соски.

— Он действительно меня не стоит. Он сам говорил, что ни с одной женщиной не испытывал такого блаженства. И конечно, он дурак, что предпочитает сюсюкать с малюткой Паулиной и что до сих пор хочет ту американку, — но, впрочем, мужчины все дураки!

— Отнюдь не все, — пробурчал он, продолжая одеваться. Зу подошла сзади и потерлась сосками о широкую спину.

— Джебаль собрался во что бы то ни стало овладеть ею — хочет она того или нет. Я-то знаю, что он может вытворять от нетерпения. А она дура. То, как она пытается оттолкнуть его, не доведет до добра.

— А ты твердила, что американка очень хитра, — вкрадчиво напомнил он.

— О, она действительно очень хитра. Я знаю, что она бессовестная лгунья. Я проверяла. Дело в том, что в Гибралтаре и слыхом не слыхали про дипломата по имени Торнтон.

— Так-так, — пробормотал он и спросил: — Когда ты это узнала?

Зу захихикала.

— Пару месяцев назад, — промурлыкала она, игриво покусывая ему шею.

Он молниеносно извернулся и ухватил ее грудь. Зу взвизгнула от боли: он грубо вывернул ей сосок.

— Значит, ты должна была сказать мне об этом два месяца назад!

Она не посмела вырываться, из страха, что ей снова сделают больно.

— Мне и в голову не могло прийти, что тебя это так волнует!

— Еще как могло, — прошипел он. — Ты отлично все знала. Уж не вздумала ли ты меня дурачить?!

В его шепоте звучала нешуточная угроза, а сильные пальцы снова жестоко сжали сосок.

— Нет, что ты! — прохныкала она.

— Никогда ничего от меня не скрывай. — Он отпустил сосок и слегка погладил грудь.

— Обещаю, — выдохнула Зу.

Оба отлично знали, что она лжет.

Он оттолкнул ее, но пока не собирался уходить.

— Это очень интересно, потому что еще с полгода назад я наводил справки, но так и не узнал, какой из моих кораблей привез ее в Триполи.

Зу долго смотрела на него.

— Но разве возможно, чтобы она попала сюда иным путем?

— На свете все возможно, Зу, — холодно улыбнулся он.

Она обхватила его сзади руками, на сей раз щекоча его ягодицы своим лобком, на котором были тщательно выщипаны все волосы.

— Так кто же она такая? И что скрывает?

— А вот это, моя милая, ты непременно должна разнюхать!

Зу улыбнулась и поцеловала его в шею, а потом отодвинулась — любовник не собирался продолжать игру.

— О чем это ты все время думаешь? — капризно поинтересовалась она. — Ты же всю ночь сегодня был не со мною, а витал где-то в облаках!

Обычно он проводил здесь почти всю ночь, услаждая ее полуласками-полупытками.

— Блэкуэлл. Мы должны заставить его дать ответ немедленно.

— Но ты же сказал, что он никогда не примет ислам и не станет водить корабли паши. — Зу потянулась и присела на кровать рядом с ним.

— Я по-прежнему в этом уверен. — Мужчина вскочил. — И чем скорее он признается в этом, тем скорее ему придет конец.

И его лицо осветила злорадная улыбка.

Алекс трясло. Блэкуэлла призвали в тронный зал — наверняка для того, чтобы услышать его решение. Они с Мурадом спешили на другую половину дворца, в потайную комнату. Пленница едва соображала от ужаса.

«Пожалуйста, Господи, не позволь ему умереть!» — молилась она. При одной мысли о том, что выкинет паша в ответ на отказ капитана, ей становилось плохо. Она слишком хорошо знала о самодурстве и жестокости повелителя варваров[7]. Разве он не приговорил к бастонадо своего собственного адмирала, раиса Джовара, за гибель «Мирабуки»?

— Алекс! — дернул ее за руку Мурад. — Твой муж!

Она застыла, заметив, как из-за угла вышел Джебаль. Он направлялся в тронный зал. При виде Алекс он замедлил шаги.

— Доброе утро! — криво улыбнулась Алекс. Только Джебаля сейчас не хватало!

— Оно действительно выдалось отличное, правда? — радостно улыбнулся Джебаль. — А ночь обещает быть и того лучше. — Его взгляд говорил сам за себя.

Алекс была просто не в состоянии думать о вечере и предстоящем празднике — только не сейчас! Не сейчас, когда жизнь Блэкуэлла висит на волоске! Ибо всего минуту назад ее осенила догадка, что если они уже начали менять ход истории, его могут казнить сейчас, за отказ служить паше, а не будущим летом, за любовную интригу. У нее потемнело в глазах.

— Тебе до сих пор не стало лучше? — спросил Джебаль, всматриваясь в ее лицо.

— У меня расстройство желудка, — промямлила Алекс. По крайней мере это было правдой. Не обращая внимания на брезгливое выражение, проступившее на лице мужа, она схватила его за рукав и спросила: — Джебаль, что твой отец сделает с Блэкуэллом, если он откажется превращаться в турка?

— Никогда не говори так про нас, Зохара, это слово употребляют только неверные, христиане! — мгновенно помрачнел Джебаль. — Ты только что оскорбила меня. Я не турок!

— Извини. — Слишком поздно до нее дошло, какую ошибку она совершила, вообще заговорив с мужем на тему, столь милую ее сердцу.

— Почему тебя это интересует?

— Он мой соотечественник.

— Неужели? Но ведь ты давно уже мусульманка, жительница Триполи и к тому же моя жена!

Алекс не нашлась, что ответить.

— Если неверный откажется от отцовского предложения, ему отрубят голову! — запальчиво сообщил Джебаль. — И это будет только справедливо — после всего, что натворил этот Деви-капитан. Ты согласна?

Сзади ее пребольно ущипнул Мурад.

Алекс стояла ни жива, ни мертва.

— Конечно, — невнятно прошептала она.

Джебаль пошел прочь.

Пленница следила за ним, не веря своим ушам, обмирая от страха. Неужели это тот самый добродушный, мягкосердечный человек, которого она знала уже целый год?..

— Он что-то заподозрил, — прервал ее смятенные мысли сердитый шепот Мурада.

— Я вела себя глупо.

— Это еще мягко сказано! И как прикажешь мне впредь печься о твоей безопасности, Алекс?

— Впредь я стану вести себя более осмотрительно.

— Похоже, никакого «впредь» не светит ни тебе, ни мне, ни твоему сердечному дружку. — Дернув ее за руку, Мурад потащил хозяйку в сторону потайной каморки.

Им повезло, в каморке было пусто. Она нетерпеливо припала к глазку. В тронном зале уже собралось с дюжину приближенных паши: они давно сидели за столом, и вокруг суетились человек двадцать слуг и рабов, и только Джебаль стоял в дверях затейливо украшенного, отделанного мрамором зала. Алекс с облегчением отметила, что на его лице уже нет былого гнева.

Она прошептала еле слышно, хотя здесь не было никого, кроме нее и Мурада:

— Как по-твоему, что они сделают, когда он отвергнет их предложение?

— Вряд ли они так вот сразу отрубят ему голову, — несколько смягчился Мурад. — У них есть разные способы убеждения. И кто знает, несмотря на твою уверенность, не сочтет ли он в итоге, что его жизнь стоит дороже, чем патриотизм и гордость?

— Но ведь паша не терпит, когда ему перечат! — повернувшись к нему, возразила Алекс.

— Фарук сумеет его вразумить. — Обняв ее за плечи, Мурад продолжал: — Ты напрасно изводишь себя, Алекс. Как бы то ни было, для тебя он под запретом. Оставь его в покое. Предоставь его своей судьбе. И подумай лучше о себе, о своем будущем — ведь оно может быть для тебя только здесь и только с Джебалем.

Алекс снова отвернулась к глазку. Слова Мурада подняли новую волну страха. Нет, не может быть, чтобы ее будущее оставалось навсегда здесь, под властью Джебаля. Она сбежит, сбежит непременно. Рано или поздно. Даже если, Боже упаси, придется совершить это в одиночку. И вдруг Алекс стало интересно, смогла бы она вновь перенестись в будущее — если захочет или если у нее не останется иного выхода.