Бренда Джойс - Пленница

— Я бы не хотел тебя обнадеживать, но… — нерешительно начал Мурад.

— Что?! Что такое?

— Колдунья сказала мне, что он вернется.

Через несколько дней Алекс перебирала свои старые вещи, которые были спрятаны на самом дне шкафа с одеждой. Когда она достала рюкзак, ее охватило странное чувство, какая-то тоска. Вдруг очень захотелось домой. Маленькая косметичка, несколько пластинок жевательной резинки, расческа, авторучки, записная книжка, солнечные очки, наручные часы фирмы «Гуччи». Она не прикасалась к ним больше года. А сейчас почему-то вспомнилась Бет. Подруга наверняка давно беспокоится за нее. Может быть, решила, что Алекс похитили и продали в рабство.

И она представила, как Государственный департамент США заявляет ливийскому правительству официальный протест и требует проведения расследования. Ей стало смешно.

Алекс раскрыла кожаный бумажник, полюбовалась на свои кредитные карточки, водительские права, аккредитивы и сто долларов наличными, которые оставались в кошельке. А потом отбросила бумажник в сторону. Достала американский паспорт. Придется ли ей когда-нибудь снова им воспользоваться?

Вряд ли, если Ксавье Блэкуэлл вернется к ней. Теперь она свято верила в это.

Со вздохом пленница снова окинула взглядом кучку бесполезных здесь вещей. Голубая масляная лампа откатилась на самый край кровати. Алекс не притронулась к ней ни разу. Она не смела.

Но сможет ли эта вещь вернуть ее в двадцатый век?

Сердце испуганно забилось. Она ни в чем не могла быть уверенной и очень надеялась, что не придется выяснять это на деле. Ведь Блэкуэлл должен вернуться. Даже бедуинка-колдунья сказала об этом Мураду, хотя он и считает ее сумасшедшей.

А сама Алекс считала дни. Сегодня было 15 мая 1804 года. Казнь Блэкуэлла, согласно хроникам, состоялась в конце июля. Как раз перед штурмом Триполи.

Ксавье казнили за связь с мусульманкой, невесткой паши. То есть с ней, с Алекс.

Ей снова стало не по себе, Слишком много происходило не так, как было описано. Конечно, она не очень-то опасалась, что Блэкуэлл вернется из небытия только для того, чтобы сразу оказаться на плахе. И все-таки, когда же он вернется? И что будет тогда? В учебниках написано одно, а в жизни все получается по-другому. Сейчас случиться может все что угодно. Но нет, надо надеяться на лучшее. Если Блэкуэлл вернется в ближайшие дни, они успеют сбежать из Триполи. До предполагаемой казни осталось два с лишним месяца. Но где же он прячется? Жив ли он?

И тут в спальню ввалилась Зу.

— Здравствуй, Зохара! Говорят, что ты поправляешься.

Алекс вскочила, стараясь загородить рюкзак. Голубая масляная лампа с грохотом покатилась по полу.

— Эт-то что такое?! — Зу наклонилась к лампе.

— Я хочу пойти с тобой за покупками, — настаивала Алекс.

— Алекс, — вздохнул Мурад, — всего неделю назад ты была больна и чуть не отдала Аллаху душу. Скажи, что ты хочешь, и я куплю тебе.

— Мурад, это было уже две недели назад, а сегодня я отлично себя чувствую! — с притворным гневом возразила Алекс. — Мне надоело сидеть взаперти. Не забывай, что я из будущего и привыкла все делать по-своему!

— Перестань так шутить! — Раб вырвал руку. — Вдруг нас кто-нибудь услышит! Разве мало того, что все эти странные вещи из твоей сумки видела Зу?

— Да, это было неприятно, Мурад. Представляешь, что могло бы случиться, если бы Зу взяла в руки лампу и перенеслась в будущее? О Господи! Страшно даже подумать об этом. — Алекс представила себе мусульманскую красавицу из девятнадцатого века, оказавшуюся на Бродвее 1996 года. — Подожди, я переоденусь, и пойдем.

— Алекс, Зу следит за тобой, вернее за нами. С тех пор как ты пошла на поправку, она стала слишком часто случайно проходить мимо твоих комнат.

— Ну и пусть. Ведь ты спрятал мои вещи в надежном месте. И теперь она ничего не докажет.

Мурад вздохнул.

Алекс поспешила к себе — переодеться. Как все-таки здорово снова быть на ногах! Она чувствовала, как тело переполняет жизненная энергия. Ах, если бы только вернулся Блэкуэлл!

Вскоре два бедуина уже шагали по узкой улочке к рынку, на котором Алекс надеялась раскопать какую-нибудь диковинку. Летний день был чудесным, однако Алекс не замечала прелестей окружающего мира. Как только они покинули дворец, на нее нахлынуло странное чувство. Возбуждение. Тревога. Алекс казалось, что что-то должно случиться. Необычное. Невероятное.

Ей казалось, что Блэкуэлл где-то рядом.

Алекс с Мурадом остановились на углу двух улиц.

— Рынок налево, Алекс, — потянул он хозяйку за руку.

Алекс постаралась встряхнуться. Что с ней происходит?

Может, она все еще не совсем здорова? Однако тревога и растерянность становились все сильнее.

— Да, верно. А бедестан в другую сторону.

— Там нам делать нечего.

Но Алекс не обратила на его слова внимания. Почему-то ей вспомнилось в этот миг, как десять месяцев назад она впервые увидела Блэкуэлла. На бедестане. Она тяжело вздохнула.

— Алекс? Что с тобой?

— Я хочу попасть на бедестан. — И она повернула направо.

— Ты сама не знаешь, чего хочешь. Тебе нужен еще один раб? — обиженно спросил Мурад.

— Нет. — Алекс прибавила шагу. В ушах у нее звенело, в висках стучало. Теперь она была уверена, что Ксавье там, на бедестане.

Бедестан выглядел довольно уныло. Торговцы безуспешно пытались сбыть с рук свой жалкий товар, не вызывавший интереса у покупательниц — в основном сегодня здесь были богатые замужние горожанки с детьми. Алекс остановилась, пробежалась взглядом по лицам рабов и их хозяев. И чуть не расплакалась от разочарования. Блэкуэлла не было.

И все же она была уверена, что Ксавье где-то здесь.

— Пойдем отсюда, Алекс.

Она хотела было согласиться, но вместо этого вдруг спросила:

— Это что, весь товар? Или есть еще кто-то?

— Ты действительно собралась купить раба? — Мурад не верил своим ушам.

Однако ее вопрос услышал один из торговцев. К ним подскочил маленький сицилиец.

— У меня есть еще пять человек — там сзади. Совсем дешевые. Хотите взглянуть?

Алекс не обратила внимания на нерешительные протесты Мурада и кивнула.

Торговец засеменил вдоль возвышения, на котором выставляли рабов, Алекс — следом. Он указал на пятерых мужчин. Они лежали в чахлой тени фигового дерева и были прикованы друг к другу. Едва прикрытые лохмотьями, кожа да кости, они скорее напоминали мертвых, чем живых.

— Вряд ли они мне нужны, — непослушными губами произнесла Алекс. От одного вида этих несчастных становилось дурно.

— Пойдем отсюда поскорее, — нетерпеливо повторил Мурад.

Один из рабов застонал.

Алекс вздрогнула.

Один из этих несчастных приподнялся, опираясь на плечо соседа, и кое-как встал на четвереньки. Некогда он был рослым широкоплечим мужчиной. Грязные волосы, когда-то темные, а теперь наполовину седые, спускались ниже плеч, а большую часть лица скрывала борода. Оказалось, что это не негр, а обожженный до черноты европеец.

— Алекс, — окликнул Мурад.

Высокий раб снова застонал. У Алекс все перевернулось внутри. Не спуская глаз с раба, она стряхнула руку Мурада. В следующий миг весь мир исчез — остались лишь она и полумертвый раб, закованный в цепи. «О Боже!!!» Не веря своим глазам, полная страха и ужасных предчувствий, она бросилась к нему.

— Ксавье. — Всхлипывая, Алекс опустилась на колени рядом с ним.

Грязные веки, трепеща, приподнялись… их глаза встретились.

Изумрудные, полные слез — и темные, лишенные мысли.

— О Господи! — зарыдала Алекс.

Ксавье еще секунду стоял, смотрел на нее бессмысленным взглядом, а потом рухнул ей на грудь. Около Алекс опустился на колени верный Мурад. Лицо его хозяйки было влажным от слез, она дрожала от ужаса и гнева.

— Заплати за него, сколько ни запросят! — велела она. — Заплати сию же минуту!

Мурад спал в тесной клетушке рядом с комнатой Алекс. Сюда они и притащили Блэкуэлла. С помощью носильщика, которого он нанял на бедестане, раб осторожно уложил несчастного на соломенный тюфяк на полу.

Затем Мурад ушел: найти врача и приготовить укрепляющий настой из трав.

Алекс села подле Ксавье. Она изнывала от страха и неизвестности. Что случилось с капитаном? Он потерял рассудок? Умирает? Работорговец, которого она с огромным удовольствием бросила бы в тюрьму, клялся и божился, что купил этого раба у бедуинских торговцев. Алекс было на это наплевать. Вдруг он умрет? От истощения! И тогда получится, что ее вмешательство в историю только и смогло, что привести Блэкуэлла к столь ужасному концу. Вместо казни по приказу паши в следующем месяце.

— Давай сначала вымоем его, — сказал вернувшийся в каморку Мурад.

— Нет, прежде всего еда, — возразила Алекс. — Приподними его.

Мурад послушно приподнял несчастного. Блэкуэлл все еще был без сознания. Алекс сжала холодные безжизненные руки в своих и зашептала:

— Ксавье, это я, Александра. С тобой теперь все будет хорошо. Ты в моем доме, со мной. Я позабочусь о тебе. Ты встанешь на ноги. Обещаю! — Она замолчала. Ей показалось или серые веки действительно слегка дрогнули?

С огромным трудом ей удалось влить ему в рот ложку бульона. И наградой стало неловкое движение кадыка: он глотнул!

— Чудесно! — выдохнула Алекс, с улыбкой посмотрела на Мурада, почему-то не разделявшего ее радости.

Она продолжала вливать каплю за каплей живительную влагу. Вскоре тарелка опустела.

Тогда Мурад уложил его на тюфяк и принялся снимать грязные драные лохмотья. Алекс вздохнула: она слишком хорошо помнила это сильное мускулистое тело, и видеть его таким — кожа да кости — было больно. Мурад забрал у хозяйки влажную тряпку и сказал:

— Позволь, я сам управлюсь.

— Он выживет? — прерывающимся шепотом спросила Алекс.

— Он очень сильный человек, — только и сказал Мурад, обтирая его лицо.

Алекс вытерла слезы и вдруг услышала шорох у двери. Интуиция подсказала, кто это мог быть. Ну конечно, на пороге стояла Зу. Первая жена Джебаля открыто шпионила за соперницей, как только та пошла на поправку, и постоянно совалась к ней в комнату без стука. Женщины смерили друг друга ненавидящими взглядами.

У Алекс сердце замерло в груди. Она сжалась. Теперь Зу будет что сказать Джебалю, ведь Лили Зохара посмела притащить к нему в дом самого Ксавье Блэкуэлла!

Но ничего не произошло.

— Что это? — спросила Зу, брезгливо глядя на Ксавье. — На что тебе сдался этот кусок падали?

Она не узнала пленника. Тощий, грязный, со спутанными волосами, он ни капли не походил на того красавца американца.

— Я не смогла оставить его умирать от голода, — резко ответила Алекс. — В отличие от некоторых у меня есть сердце!

— Ты просто дура. Отвалила целую кучу золота за какого-то бесполезного раба. — Зу презрительно смерила соперницу взглядом.

— Это не твое дело!

— Пусть. Однако вряд ли Джебалю понравится, что ты опять без разрешения шлялась по городу, да еще в бедуинском бурнусе!

Алекс замерла. Мурад, обтиравший Ксавье грудь, вздрогнул и посмотрел на Зу. Толстуха улыбнулась.

— Это все твои выдумки, — выдавила наконец Алекс. — Я буду настаивать, что ты лжешь. И Мурад меня поддержит.

— Ах-ах, разве я сказала, что собираюсь докладывать Джебалю? — слащаво пропела Зу.

— Что тебе надо?

Зу пожала плечами, величаво развернулась и выплыла из комнаты.

— Ты был прав, — обратилась Алекс к Мураду. — Она шпионит за нами. Наверное, в этот раз она шла за нами по городу. Но зачем ей это? И почему она не помчалась с доносом к Джебалю?

— Она ждет подходящего момента. Она как львица в засаде: затаилась и ждет, чтобы… убить наверняка.

Алекс охнула. Ясно, что Мурад был прав.

Раб мрачно покачал головой, глядя на Ксавье, Взгляд Алекс тоже обратился на Блэкуэлла, и она испуганно прошептала:

— О Господи! Он поправится, и тогда… она обязательно его узнает!

— Как только он поправится, его нужно будет удалить из гарема, — твердо заявил Мурад.

На лице Алекс проступило столь знакомое ему упрямое выражение. Он сердито прикрикнул:

— Алекс!..

— Поживем — увидим, — откликнулась она.

Его тела касалось что-то мягкое и нежное.

Он не понимал, где находится, однако впервые за неимоверно долгое время ему было так хорошо. Наконец-то он как следует выспался и теперь чувствовал себя свежим и полным жизни. То, на чем он лежал, казалось подозрительно мягким и сильно напоминало толстый тюфяк. Под головой была подушка, а тело — укрыто тонкой тканью.

Ясно, что он лежал не под открытым небом. Он не чувствовал адского пламени беспощадного светила, с дьявольской настойчивостью обжигавшего его кожу. Нет, вместо этого прохладный ветерок овевал лицо и руки.

А желудок, хотя и требовал пищи, не сжимался голодной болезненной судорогой.