Алекс застонала. Мурад подхватил ее сильнее. Джебаль ушел.

Зу осклабилась, повела плечами и выплыла за ним. Алекс повернулась и потеряла сознание на руках у Мурада.

Она сидела на тюфяке, служившем постелью для Мурада и Блэкуэлла, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Мурад убирал ее комнату.

Но никогда, никогда больше ей не знать покоя в этой комнате. Алекс все еще трясло.

На пороге возникла чья-то тень, и Алекс вся сжалась, ожидая Зу или Джебаля. Но это была Паулина.

Она равнодушным взглядом скользнула по осунувшейся итальянке, державшей на руках новорожденного, и вздохнула. Ей еще нескоро удастся оправиться от налета, учиненного Джебалем и его первой женой.

— Как тебе удалось так разгневать Джебаля? — ошеломленно ахнула Паулина.

— Не важно, — буркнула Алекс. Она не собиралась что-либо объяснять, тем более пустоголовой Паулине.

— Никогда в жизни не видела такого беспорядка, — удивилась итальянка. — А ты сама цела?

Алекс посмотрела на гостью повнимательнее. Пусть эта малютка и не блещет умом, по крайней мере она и не скрывает, чего хочет: подольше продержаться возле Джебаля и стать его третьей женой.

— Цела.

— На твоем месте я проплакала бы весь день, — сочувственно сказала Паулина. — Какая ты сильная, Зохара. И все же лучше бы тебе постараться улестить Джебаля этим вечером.

Алекс вся сжалась. Она не хотела, да и не могла думать о том, что предстоит ей сегодня.

— Благодарю тебя за доброту.

— Мы ведь соседи, — улыбнулась Паулина и исчезла.

Алекс зажмурилась. Как надоел этот шум в комнате.

Кто-то пыхтел и ругался. Двигали мебель, Мурад что-то приказывал сердитым громким шепотом. И тут она почувствовала его присутствие.

Вздрогнув, Алекс подняла голову и увидела Блэкуэлла. Он стоял на пороге каморки. Его взгляд был полон сочувствия.

Ей стоило большого труда не броситься с плачем к нему на грудь. Но в одном она могла быть уверенной: темные глаза больше не судили ее, они светились удивительной нежностью.

— Ты цела? — прошептал он, повторяя вопрос Паулины.

— А как по-твоему?

Он поморщился, но не двинулся с места.

— Можно утешаться тем, что вот-вот появится датский корабль.

— Да, — отозвалась Алекс, смахнув слезу. — Ты слышал?

— Я стоял на галерее. И слышал все.

— А что, если бы тебя поймали? — ужаснулась она.

— Мне оставалось полагаться на удачу. — Он все так же нежно глядел ей в лицо.

— Ну, значит, теперь тебе известно, что Джебаль тоже считает меня шпионкой, — заметила она, поднимаясь на ноги.

— Да. Тебе не позавидуешь.

— Это еще мягко сказано. — И она спросила: — Ты по-прежнему считаешь меня лазутчицей?

— Я полагаю, что ты не шпионишь для Джебаля.

— И все еще предполагаешь худшее? — сокрушенно прошептала она.

— Я не знаю, что и подумать.

Зу чуть не прыгала от радости. Зохаре пришел конец. Теперь это лишь вопрос времени. Удачно посеянные семена раздора непременно породят подозрения в уме Джебаля. Теперь Зу может спокойно сидеть и наблюдать за тем, как затягивается петля на шее у соперницы, или же поторопить события и сказать, что в гареме Блэкуэлл.

Словом, она может раздавить Зохару в любой момент. Зу редко наслаждалась такой властью.

— Что это ты расхихикалась?

Зу подскочила на месте и увидела Джовара в дверях своей спальни. Она ждала его — но он уже опоздал на час — и нарочито надула губки и встала в обиженную позу, которая казалась еще более соблазнительной из-за полупрозрачного наряда.

— Почему ты всегда заставляешь меня ждать?..

Он вошел и пинком захлопнул дверь. Холодные голубые глаза прошлись по почти обнаженной фигуре любовницы и задержались на пышных грудях с крупными темными сосками.

— Потому что я командую целой толпой пустоголовых болванов, именующих себя моряками, и потому что на носу война с американцами, черт бы их побрал. А еще потому, — он схватил ее за руку и притянул к себе, — что мне так нравится.

Зу извернулась, чувствуя, как нарастает его возбуждение.

— Отпусти меня, Питер!

— С какой стати? Ты позвала меня, потому что хочешь.

— Может, я хотела поговорить, — улыбнулась Зу, прижимаясь к нему всем телом. Он хохотнул и отпустил ее.

— Ну что ж. Давай поговорим. С чего это ты сегодня такая веселая? Какую новую пакость ты устроила?

— А может, я сейчас обижусь на тебя и ничего не расскажу? — Зу скрестила руки на груди, изображая гнев.

— А может, я сейчас уйду и ты не получишь от меня то, что хотела, — передразнил ее Джовар. — А я осчастливлю хотя бы ту немку, Хильду!

Зу кинулась на него, выставив вперед острые ногти. Но шотландец схватил ее за руки. Она тут же успокоилась.

— Зохаре остались считанные дни! — выпалила она.

— Неужели? Значит, ты сияешь от счастья потому, что наконец разделалась со своей любезной соперницей? Ну, милочка, я никогда не сомневался, что рано или поздно это случится. Мне-то это безразлично.

— Тебе не должно быть безразлично, потому что слишком похоже на то, что она шпионка!

— Не понял.

— Ее раб постоянно бегает к Нильсену. А этим утром он отнес какое-то письмо. — Зу не собиралась рассказывать про похищенную сумку, а также не собиралась уточнять, что Зохара могла оказаться вовсе не шпионкой, а путешественницей во времени. Зу и сама не была уверена. К тому же Джовар поднимет ее на смех, если поймет, что она приняла Зохару за гостью из двадцатого века.

— Ты не перехватила письмо? — недовольно спросил он.

— Мои шпионы только следили.

Джовар мерил шагами спальню. Растрепанные светлые волосы напоминали оттенком бледный лунный свет, льющийся в окно.

— Ничего удивительного. Нам необходимо узнать, что замышляет Пребл. И я собираюсь расставить своих лазутчиков повсюду, и в гареме тоже. У меня больше нет права на неудачу — после того, как это дьяволово отродье взорвало «Филадельфию»! — Джовар помрачнел. Зу догадалась, что раис вспомнил о публичной порке, которой подверг его паша. Ха, после этого он целых две недели и думать не мог о любви! — Джебаль уже знает?

— Он подозревает, но не уверен. — И Зу рассказала об обыске в комнате Зохары. — По-твоему, она шпионит для американцев?

— Конечно. На кого еще она могла бы работать?

Зу было известно кое-что еще: Блэкуэлл видит в ней врага и считает, что она шпионит для кого-то другого.

— Питер!

— Что?

— А вот Блэкуэлл так не думает.

— Что? — остолбенел Джовар.

— Блэкуэлл, — деланно небрежно улыбнулась Зу. — Он хоть и считает ее шпионкой, но не американской.

Джовар подскочил и встряхнул Зу что было силы. Она вскрикнула, а шотландец рявкнул:

— Что за чертовщину ты несешь? Блэкуэлл сгинул год назад!

— Нет, — пропыхтела Зу. — Он здесь, в гареме!

— Это точно? Ты сама его видела?

— Да.

Камерон уставился куда-то в пространство, думая про своего злейшего врага. Наконец он отпустил Зу. Тонкие губы растянулись в улыбке.

Глава 34

Мурад раздобыл немного красного вина. И хотя Алекс впервые пила вино за два с лишним года пребывания в Триполи, это не доставило ей ни малейшей радости. Бедняжка по-прежнему чувствовала себя загнанной в угол. Настало время платить по счетам, и выхода не было.

Она вошла к Джебалю. У Алекс не хватило сил хоть на какое-то подобие улыбки. В ушах звучали брошенные им утром угрозы. А перед глазами стояла картина погрома, учиненного в ее спальне. Внезапно она ощутила, что зря пыталась оглушить себя вином. Едва переступив порог, она приостановилась, чтобы собраться с силами. Боже, как она ненавидит Джебаля!

Напрасно она уже в сто первый раз повторила себе, что чувства не играют никакой роли и что ей не миновать постели принца. Тем более что вот-вот они с Блэкуэллом покинут проклятый Триполи. И тогда закончатся ее мучения.

— Прости меня за то, что случилось утром, — процедил Джебаль.

Алекс кивнула. Она не простит Джебаля никогда.

— Ты такая красивая сегодня, — нервно улыбнулся он. — Красное тебе к лицу, Зохара.

Алекс и не подумала улыбнуться в ответ. Ее одевал Мурад. И только после напоминания о том, что от сегодняшней ночи зависит все ее будущее, рабу удалось уговорить госпожу надеть алое шелковое платье.

— Алекс, ты должна помнить о своем будущем, о своей свободе. Если он останется недоволен, то может запереть тебя в темницу и выбросить ключ, и тогда ничем не поможешь.

Итак, пленница нарядилась в красное.

— Подойди же. Я не причиню тебе вреда. — Улыбка Джебаля расплывалась все шире.

Она шагнула вперед, звякнули золотые браслеты и цепочки. Алекс чувствовала себя шлюхой.

Джебаль взял ее за руку, любуясь пышной грудью. Широкий золоченый пояс стягивал просторные одежды и подчеркивал стройную фигуру. Принц поднял глаза, и она увидела разгоравшееся в них желание. «Что ж, если иного пути нет, пусть покончит с этим поскорее и отпустит меня…» — подумала она.

Однако все было не так-то просто. Джебаль любил растянуть удовольствие. И Алекс отлично знала, что от нее требуется — изображать неземное блаженство, чтобы именно такое блаженство ощутил с ней принц. Но она понимала, что, несмотря на всю решимость выдержать этот вечер, она не сможет вести себя так, как требует здравый смысл.

О Боже! Ну почему этот датский корабль не появился еще вчера?!

— Клянусь, ты сводишь меня с ума, — хрипло шепнул Джебаль, обняв ее за талию. — Никогда не видел такой красавицы, как ты…

Алекс молчала. Действие вина давно закончилось. Ее мутило, сердце бешено колотилось. А Джебаль уже прижимал ее к себе, и она чувствовала, как по животу елозит его напрягшаяся плоть. Тошнота подступила к самому горлу.

— Может, выпьешь вина? — предложил Джебаль, тиская ее.

— Нет. Я не голодна, — буркнула Алекс, ничего не соображая под его ласками, с ужасом понимая, что это свыше ее сил. Внезапно она отшатнулась и воскликнула: — Не трогай меня!

Джебаль, с помутившимся от страсти взглядом, был ошеломлен.

Бедняжка кинулась к двери, но вынуждена была остановиться: путь ей заступили два раба.

— Ты отвергаешь меня? — кинулся к ней Джебаль.

— Да! Я не могу отдаться тебе, Джебаль!

— Но ведь прошло уже два года, Зохара! Два проклятых года ты умудрялась водить меня за нос! — Принц кричал на весь дворец.

Слезы закапали из глаз Алекс.

— Но я не люблю тебя!

— А может, — процедил он, — мне следовало заставить любить меня силой?..

Она беззвучно зарыдала.

Потные руки грубо подняли ее подбородок. Полный похоти взгляд. Боже, какая гадость…

— Значит, ты и правда шпионка?

— Нет, — шевельнулись ее губы. Голоса не было.

Он жадно впился в эти губы, прижав Алекс к стене. Она едва не задохнулась, стараясь не отвечать на поцелуй, замирая от страха.

Он отшатнулся, ожег ее злобным взглядом — и со всей силы ударил по лицу. Алекс стукнулась затылком о стену, перед глазами поплыли разноцветные круги. То, что случилось потом, показалось чем-то вроде операции без наркоза.

Ворвавшись в свою комнату, Алекс с грохотом захлопнула дверь и накинула крючок. А потом застыла, прижавшись к двери спиной. Вроде бы с того момента, как ее призвал к себе Джебаль, прошло совсем немного времени. Но этого было предостаточно.

Колени подгибались. С каждым ударом сердца казалось, что в груди поворачивали кинжал. «Нет, — твердила она про себя. — Нет!» Открылась боковая дверь, и из каморки вышел Мурад. Раб тут же кинулся к ней, полный любви, сочувствия и горя.

— Алекс!

— Я хочу остаться одна! — закричала она.

— Нет, так нельзя. Позволь помочь тебе. Или хотя бы просто посидеть рядом!

Алекс покачала головой, чувствуя, что вот-вот сорвется, и хрипло приказала:

— Вон.

Мурад испугался. Он все еще не решался уйти.

— Вон!!! — взвизгнула она.

Раб вздрогнул, как от удара, и с каменным лицом удалился.

А она все стояла у двери. Устало опустив глаза, скользнула взглядом по вызывающе алому шелку. И вдруг с дикой яростью начала рвать его. В полной тишине был слышен только треск раздираемой материи. Алекс подавила глухое рыдание. Она не собиралась давать волю слезам. Она взрослая сильная женщина, у нее есть сила воли. И она сможет, непременно сможет пережить то, что случилось сегодня вечером, хотя бы потому, что очень скоро сбежит отсюда, чтобы никогда в жизни больше не видеть Джебаля. «И будь он проклят!»

Алекс показалось, что ее сейчас стошнит.

Так хочется содрать с себя всю кожу, чтобы почувствовать себя чистой.

— Александра.

Она застыла.

Блэкуэлл.

— Александра.

Она медленно подняла глаза.

Он подходил, внимательно глядя ей в лицо.

— Уходи! — Ее голос был больше похож на львиный рык. Меньше всего на свете хотела она видеть сейчас Ксавье. Она не выдержит его взгляда. Никогда не посмеет посмотреть ему в глаза.