Репетиторша, прищурившись, смотрела на Настю. Та, в мокрой майке, с прилипшими к лицу волосами, чувствовала себя раздетой, выставленной на показ.

— Мне пришлось отдать эти деньги, — услышала Настя свой голос. Он звучал скорее упрямо, чем виновато.

— Отдать?! Кому — отдать?

— У моей подруги серьезно больна мать. Денег на лечение нет, и вот…

— Да ты сама больна! У тебя вообще-то все дома?

Репетиторша обошла Настю кругом и встала напротив, руки в бока. Настя молчала.

— Ты с ума, что ли, сошла? — распалялась преподавательница. — Ты за кого меня держишь? Какая больная мать? Думаешь, я дура совсем? Или, может, ты надеешься поступить при помощи своих «глубоких» знаний? Троечница! Я гробила на нее свое время! Я.., я ей литературу давала! Авантюристка! Думаешь, я не догадываюсь, куда ты дела деньги своих родителей? По ночным клубам просадила! А теперь слезы льешь!

Настя теперь совсем успокоилась. По мере того как репетиторша распалялась, на незадачливую абитуриентку находило спокойствие сродни оцепенению. Ей вдруг представилось, что она, Настя, находится в большом, толстого стекла стакане и слова бегающей и кричащей репетиторши не долетают до нее. А если и долетают, то отскакивают от круглых толстых стенок. Она видела перекошенное от злости лицо молодой женщины, в несколько минут ставшее таким некрасивым, жалким… Она стала не похожа сама на себя. Баба Яга, да и только.

— Вон! Вон отсюда! — по губам догадалась Настя, но продолжала зачем-то стоять и в упор смотреть на репетиторшу. — Если у тебя хватит завтра наглости заявиться сдавать литературу, я буду иметь удовольствие показать миру твои «глубокие» знания! Будь уверена! Я пройдусь по тебе вдоль и поперек! Ты меня запомнишь!

Последние слова Настя слышала уже из коридора. Она быстро сбежала по лестнице вниз. На улице шел ливень. Лужи пузырились, а вода стояла стеной. Настя пряталась под козырьком подъезда и отрешенно смотрела в дождь. Вдруг как молния блеснула неожиданная мысль. Пары секунд Насте хватило, чтобы вспомнить другой ливень, их день приезда в этот город. Погоню, театр, прослушивание. Спасительная идея рождалась в груди. Настя выбежала из своего укрытия и помчалась к трамвайной остановке.

На то, чтобы забрать документы из одного учебного заведения и отнести их в другое, ушло не более часа. Получив расписание экзаменов театрального отделения академии, Настя вышла на улицу. Дождь кончился. Солнце как ни в чем не бывало подсушивало скамейки и листья скверов. Настя чувствовала себя так, как если бы происходящее было не с ней. Реальность сместилась. То ли от нагромождения событий, то ли от недосыпания. Она чувствовала себя легкой как ветер. На фоне чистого неба празднично торчал шпиль католического собора. Вниз убегала асфальтовая дорога — к парку и набережной. Настя спустилась в парк, купила мороженого и, взобравшись на чей-то пустующий постамент, глядя на сверкающую под солнцем реку, стала читать вслух стихи Юнны Мориц.

По дорожкам парка бегали спортсмены. С пляжными сумками шли горожане. Парень с балалайкой сел на траву и стал играть, не обращая внимания на Настю. Та продолжала исступленно читать непонятные, иллюзорные стихи, как нельзя лучше отвечающие ее настроению. Но вскоре ей все-таки помешали. На площадке перед постаментом появились парень и три девушки. Кудрявый парень в шортах сначала что-то объяснял девушкам, которые без особого интереса слушали его и курили. Потом они так же неторопливо разошлись по сторонам и начали производить какие-то действия. Из всей компании нервничал лишь парень. Он бегал от одной девушки к другой, размахивал руками, приседал, даже ползал на четвереньках. Показывал. Девушки реагировали по-разному. Одна смотрела на него свысока, ибо это позволял ее рост. Другая что-то доказывала парню, спорила. Третья капризничала, нарочно не понимая, чего от нее хотят. Настя прервала свое занятие и стала с интересом следить за репетицией. Парень распалялся, хватался за голову, бегал кругами. Настя узнала его — эта кудрявая шевелюра мелькала в театре на прослушивании. Парню никак не удавалось справиться с девчонками.

Капризная, не выдержав придирок, наконец развернулась и убежала. Оставшаяся троица долго смотрела ей вслед.

— Давай я сыграю за нее, — сверху, со своего постамента подала голос Настя. Все трое немедленно повернули головы в ее сторону. Так Настя познакомилась с будущими однокурсниками.

* * *

— Ты должна написать бабушке, детка. Вызвать ее телеграммой.

Соседка приняла у Саши ведро с тряпкой. Саша спрыгнула со стола. Окно блестело. Целый день они с соседкой Ниной отмывали запущенную квартиру.

— Бабушку вызвать, а самой прописаться к матери, пока не поздно, — наставляла женщина, не наблюдая со стороны Саши ни сопротивления, ни особого энтузиазма. — Или хочешь, я сама напишу? Ты мне адрес оставь.

— Не надо, спасибо.

Вот достала! Ну как объяснишь, что Саша уехала от бабушкиной опеки, от фальши, которая окружала плотным кольцом. Саша не нужна бабушке, как, впрочем, и матери. Ну и что же! И ей тоже никто не нужен. Никто!

Саша вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет, что глаза уже полны горячей влаги и так трудно сдерживать ее.

— А ты поплачь, не держи в себе, — подсказала Нина и даже протянула девочке свой передник. Саша передник не взяла, отвернулась и стала вытирать слезы пальцами. — Любишь мать-то… — заметила соседка. — Хоть и не растила, а мать…

— Никого я не люблю! — зло возразила Саша. — За что мне ее любить? Она меня бросила трехлетнюю на бабку и исчезла! У нее другая любовь была! А меня она даже не узнала!

— Ну, ну, ну, — примирительно закивала соседка. — К нему не ревнуй. Мать твоя за все получила сполна. Она знает, за что страдает.

Саша недоверчиво взглянула сквозь слезы на соседку.

— Как это?

— А как ты думала? Это карма.

— Карма?

— У каждой семьи своя карма. И от нее не уйти.

— Что вы такое говорите?

Саша покосилась на материну соседку. На вид — простая женщина. И вдруг — карма какая-то.

— Это уж как судьба такая из поколение в поколение. У нас, допустим, в семье мужская линия — как больное дерево. Сохнет. Дед в лагерях сталинских сгинул, отец на войне пропал, брат мой старший утонул. На нем род Петрихиных кончился. У моего сына другая фамилия. На это вся надежда. Может, удастся ему от злого рока ускользнуть.

— Вы хотите сказать, что у нас в семье закономерность какая-то?

— Ну а как же? — Соседка оживилась, придвинулась к Саше. — Твоя бабушка не растила твою мать. Так?

— Так. Она работала всегда где-то на Севере. Была крупным начальником.

— В народе это называется «счастье искала», — усмехнулась Нина. — Но у нее на роду было написано: ребенка вырастить. От своей ноши не уйдешь. Она все равно на нее легла, теперь в виде внучки. Так?

Саше не очень было приятно ощущать себя чьей-то ношей. Но в рассуждениях соседки присутствовала логика.

— Ну, пусть так, — согласилась Саша. Слезы перестали течь. Саша шмыгнула носом. — Ну а мать-то в чем виновата?

— Ни в чем! В том-то и дело, что она себе карму не выбирала. Но ведь от нее не уйти! Она также родила дочку. Также попыталась увильнуть от ноши — подкинула тебя бабке. За это и болезнь нажила. Все повторяется, сама видишь.

— Круг замкнулся, — закончила за соседку Саша.

— Нет, не замкнулся, — осторожно возразила соседка. — Есть еще ты, твои будущие дети.

— Нy уж нет! Если моих будущих детей ждет подобная семейная карма, то уж лучше им не родиться совсем!

Саша хлопнула себя по коленкам и поднялась. Она не хотела показывать, до чего ее напугал этот разговор. Она быстро побросала на места тряпки, ведра и распрощалась с соседкой. Выбежала в теплый, умытый дождем двор. Привычно пробежалась взглядом по песочнице, скамейкам. Сегодня Ильи здесь не было. Саша торопливой походкой пересекла двор, стараясь от неприятных мыслей побыстрее перестроиться на приятные. Она подумала о предстоящем ночном приключении, о Мише и Вадиме, о пестрящем огнями ночном городе. И все же, прежде чем совсем покинуть двор, Саша, скорее по привычке, оглянулась напоследок. Окинула взглядом пространство двора. Илья в нем отсутствовал.

«Охрана города» теперь производилась вчетвером. Девочки приходили на площадь, где в назначенный час к памятнику известному революционеру подъезжала темная, как ночь, машина Вадима. Девчонки ныряли на свои места в салоне, и начинался ночной вояж. Ребята объезжали все табачные киоски, расположенные на территории города, девчонки развлекали ребят небылицами, пели песни, рассказывали анекдоты. Это казалось увлекательным, как приключенческое кино. Сегодня машина подъехала как обычно, но за рулем сидел Миша. Вадима в машине не было.

Вид у Миши был странный: он не улыбался, как обычно, сухо поздоровался и сразу закурил.

— А где Вадим? — хором спросили девочки.

Миша помолчал, затягиваясь.

— Что-то случилось? — догадалась Саша.

Миша кивнул:

— У нас возникли проблемы.

Девчонки переглянулись. Ситуация действительно выглядела странной. Обычно мальчики были неразлучны, они дополняли друг друга — за рулем сидел Вадим, а Миша неизменно садился назад. А тут такие перемены! — — Вадим попал в передрягу. Я сейчас должен забрать его из одного места.

— Мы не помешаем? Может, нам лучше… — начала Настя.

— Нет-нет. Не помешаете, — поспешно перебил ее Миша. — Вы даже можете помочь. Если, конечно, не боитесь.

Саша с Настей снова переглянулись. Они никогда не видели Мишу таким странным. Видимо, дело нешуточное.

— Ты можешь на нас рассчитывать, — очень серьезно заверила его Настя.

Саша поспешила подтвердить. Миша сдержанно кивнул. Девочки смотрели на него и ждали распоряжений.

— Кто-нибудь из вас может водить машину?

Девчонки дружно покрутили головами. Ни Настя, ни Саша водить не умели.

— Плохо дело, — упавшим голосом объявил Миша.

— А ты? Ты ведь умеешь!

Миша безнадежно махнул рукой.

— Мне нельзя за руль. Я — дальтоник.

— Кто?!

— Цвета не различаю.

Девочки с минуту молчали, потрясенные.

— А вы думаете, почему я никогда за руль не сажусь? Всегда Вадим. А сегодня Вадик попал в передрягу, а я боюсь нарваться на ГАИ.

Девчонки опомнились — заговорили одновременно, наперебой:

— Мы тебе поможем!

— Мы будем тебе говорить, какой цвет.

— Можем и знаки подсказать…

Поехали. Девчонки в напряженном внимании следили за дорогой.

— Красный! — хором кричали они.

— Теперь мигает. Желтый!

— Все, поехали.

— Что бы я без вас делал, — сокрушенно вздыхал Михаил.

Поплутав по улицам, они подъехали к какому-то дому. Миша остановился у подъезда.

— Девчонки, у меня к вам просьба.

Девчонки как по команде развернулись и уставились на Мишу.

— Вадим очень плохо выглядит. Он попал в передрягу. Я вас прошу… Как бы.., не задавать лишних вопросов.

— Мы все понимаем, — сурово ответила Саша. А Настя просто потеряла дар речи. Из подъезда выходил человек. Они не сразу поняли, что это и есть Вадим. Он не мог не привлечь их внимание. У Вадима была забинтована голова. Голова вместе с шеей. Настя в своей жизни уже видела подобное. Их сосед-алкоголик однажды здорово навернулся с лестницы, повредил шею, и его заковали в специальный гипсовый корсет. Он не мог поворачивать голову, и, когда к нему обращались, он поворачивался всем туловищем. Завернутый в подобный гипсовый шлем, Вадим выглядел столь нелепо, что трудно было не рассмеяться. Нужно отдать должное девочкам — на лицах ни один мускул не дрогнул. Египетская мумия «Вадим» проследовала в машину и устроилась на заднем сиденье.

— Привет, — просипела мумия.

— Больно? — пискнула Саша.

— А ты не пробовала шею ломать? — ответил за друга Миша.

— Вадим, а тебе можно в машине? — засомневалась Настя. — Все-таки трясет…

— Ну пешком в таком виде тоже далеко не уйдешь, — возразила Саша.

Поехали. Девочки не забывали громко называть цвета светофоров. Вадим тихонько стонал и скрипел зубами. Девочки из уважения к его страданиям перешли на шепот.

— А почему мы едем какими-то закоулками? — заметила Саша.

— За нами могут следить, — ответила мумия с заднего сиденья.

— Следить? А что вы такого натворили? — спросила Настя, поочередно внимательно оглядывая своих спутников.

Миша выглядел целиком сосредоточенным на дороге. Лицо Вадима с нежными усиками, в белом гипсовом обрамлении казалось совершенно невинным.

— Мы связаны с криминалом, — вздохнула мумия в гипсе. Саша и Настя захлопали ресницами.

— Что-то не верится, — протянула Саша.

— Да гонят они, — неуверенно предположила Настя.

Ангельское лицо Вадима выражало покорность и страдание. Миша проигнорировал показания светофора. Девочки отреагировали мгновенно.