— Вы извините, что я вмешиваюсь. Но я знаю, куда Настя дела ваши деньги.

— Мы вас слушаем, девушка, — директорским тоном разрешил Валерий Иванович.

— Она заплатила их за лечение моей матери, — выпалила Саша и перевела дух. Оба родителя Насти с интересом уставились на нее. То ли под их взглядами, то ли от волнения Саша почувствовала свой живот.

Он напрягся, стал как хорошо накачанный футбольный мяч. И там, внутри, что-то толкнуло ее в бок. Она застыла в изумлении.

— Так, так… — ворвалась в ее мысли Альбина Станиславовна. — Разрешите-ка нам поподробнее узнать обо всем…

И многозначительно взглянула на своего мужа.

Саша, ошарашенная новым физическим ощущением, стала сбивчиво пересказывать события недавнего прошлого.

— И что же, раньше вы никогда не видели вашу матушку? — уточнил Валерий Иванович, барабаня пальцами по крашеной поверхности подоконника.

— Нет, я жила с бабушкой.

— Ясно. — Родители Насти вновь переглянулись. Их молчаливый обмен взглядами оставался совершенно непонятен для Саши, и она забеспокоилась.

— Значит, теперь вы живете в квартире вашей матушки одна? — спросила Альбина Станиславовна. Ее тон чем-то не понравился Саше, но она снова кивнула:

— Да, я живу одна и очень хотела, чтобы Настя пожила у меня. — Она посмотрела поочередно в глаза обоих родителей, но они молчали, и тогда она продолжала:

— Я с нее денег не возьму, вы не думайте! У меня ей никто не будет мешать заниматься…

Родители молчали, и это молчание почему-то не вдохновляло Сашу. Скорее наоборот.

— И до академии добираться удобно — без пересадки… — уже без следов воодушевления закончила она.

— Так, так… — проговорил Валерий Иванович, разглядывая Сашу как какое-то чудо заморское. Интуитивно Саша догадалась, что его внешне благодушный тон не предвещает для нее ничего хорошего.

— Давайте присядем, — предложила Альбина Станиславовна, и все трое вернулись к дивану. — Скажите, Саша, а где вы с Настенькой познакомились? Ведь, насколько я поняла, вы нигде не учитесь?

— На вокзале, — призналась Саша. — Настя меня спасла от лохотронщиков! Ей снова показалось возможным растопить лед двух педагогических сердец, и она с жаром принялась описывать их первое с Настей приключение. Взрослые слушали ее повесть с каменными лицами.

— Значит, потом вы вместе поселились в общежитии, — едва она закончила, продолжил Валерий Иванович вкрадчиво-мягким тоном. Саша с тоской осознала, что все ее попытки помочь Насте разбиваются о стену непонимания. Так вот почему Настя все время обманывала родителей! А она тут распинается! Еще немного, и она выложит им эпопею их ночного вояжа. Будет хороший повод посадить Настю под домашний арест лет на десять!

Существо внутри предупредительно толкнуло Сашу еще раз. Напряженный живот потребовал сменить позу, и Саша осторожно подвинулась, прикрывая ладонью то место, где был толчок. Ей казалось, что окружающие могли заметить это странное шевеление. Ей не приходило в голову, что окружающим нет дела до ее фигуры. А вот своим непроизвольным движением она как раз и выдала себя. Альбина Станиславовна уставилась на ее живот как завороженная. Валерий Иванович с беспокойством отследил взгляд жены.

— Вы.., вы беременны?! — высоко подняв брови, обличила ее Настина мама. В ее устах это прозвучало как обвинение в преступлении. Под сверлящими взглядами двух педагогов Саша опустила голову и начала мучительно краснеть.

— Вы замужем? — наконец прервал молчание Валерий Иванович, наверняка зная ответ.

Саша, как на допросе, обреченно качнула головой.

— Понятно… — глубоко вздохнул директор школы.

— Как же вы.., собираетесь растить ребенка? — эмоционально воскликнула Настина мама. — Нигде не работаете! Без поддержки!

Саша прикусила губу. Она хотела сказать что-нибудь в свое оправдание, нагрубить, но под перекрестными взглядами двух педагогов чувствовала себя маленькой провинившейся школьницей и не смела даже шевелиться.

— Ну теперь мне все ясно, — торжественно провозгласила Альбина Станиславовна.

— Да уж. У меня тоже нет вопросов, — хлопнул себя по коленям Валерий Иванович. — А я ломаю голову, под чьим же влиянием могла так измениться моя дочь!

— Все яснее ясного. — Альбина Станиславовна поднялась, и вслед за ней поднялся Валерий Иванович.

— Пожалуйста! Не забирайте Настю из академии! — умоляюще заговорила Саша, не в силах проследить железную логику взрослых и понять, каким образом они с Настей могли плохо влиять друг на друга. — Настя такая отзывчивая и очень хорошая! Не наказывайте ее, прошу вас! Это я во всем виновата!

Альбина Станиславовна оглянулась на Сашу с непонятным выражением лица. В нем вроде бы присутствовала доля сочувствия или снисхождения, но в нем не было тепла. Это Саша сразу увидела.

— Спасибо вам, девушка, за откровенность. Мне вас жаль как матери, и мой вам совет: езжайте к бабушке. В этом городе вам делать нечего. И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше для вас.

— И для Насти, — добавил Валерий Иванович. Саша открыла было рот, но Валерий Иванович не дал ей сказать.

— А что делать с Анастасией, мы решим семейно. Она провинилась, и уж будьте спокойны, безнаказанной не останется.

Саша хотела вступиться, сказать многое, но поняла, что не подберет подходящих слов. Это так трудно, практически невозможно. Она вдруг увидела все их злоключения глазами Настиных родителей. Да, они правы! Это все из-за нее, Саши. Это она такая невезучая. Если бы ей не понадобились эти чертовы деньги, Настя бы сейчас училась на филфаке, как и предполагалось. И не было бы ни скандала, ни этого обморока, ничего!

Саша поднялась и, тихо бросив «до свидания», пошла прочь по коридору как побитая собака. Ее душило чувство обиды, незащищенности, одиночества. Весь мир повернулся к ней спиной. Илья! Илья! — стучало в голове. Это имя не покидало ее с того самого дня, когда он замазал портрет Артема Каштанова черной краской, а заодно замазал и все то, что было между ними.

Она одна! Ее никто не понимает и не хочет понять! И это неотвратимое, что растет в ней и уже начинает шевелиться, пугая ее… Куда идти? Нет надежды, что Насте разрешат пожить с ней хотя бы немного. Разговор с родителями подруги словно вымазал Сашу чем-то грязным и липким. Она почувствовала на себе печать. Клеймо, поставленное взрослыми людьми. Выхода нет. Она запуталась в лабиринте своей жизни, и ей уже не хватает воздуха! Саша добрела до скамейки в больничном сквере и опустилась на нее.

Мимо проходили люди с озабоченными лицами, проезжали машины. Дорогая иномарка обогнала «скорую» и остановилась в больничном дворе. Саша проводила глазами машину совершенно механически. Когда хлопнула дверца, в голове ассоциативно выплыла другая, похожая машина.

У нее есть выход! Есть еще люди, которые не отвернулись от нее и готовы помочь! Она поднялась и торопливо покинула больничный сквер. Едва она дошла до остановки, подъехал нужный трамвай. Саша вспрыгнула на подножку и сразу почувствовала внутреннее облегчение. Трамвай медленно увозил ее от болезненно неприятных впечатлений.

* * *

Илья стоял перед пестрой витриной галантерейной лавочки и растерянно улыбался. Хозяин что-то выразительно показывал жестами, приглашая художника войти. Илья не понимал ни слова по-испански. Между тем он не видел ничего такого, что могло пригодиться лично ему. Трубка? Он не курит. Кинжал? Красиво, конечно, но в мастерской он будет выглядеть нелепо. Кинжал ему тоже не нужен. Хозяин высыпал перед художником горсть подвесок, изготовленных из кости. Илья стал рассеянно перебирать украшения, и внезапная мысль пронзила его своей простотой: он выбирает подарок Саше! Конечно же! Рука тянется к этим девчачьим побрякушкам, которые бы раньше он просто не заметил. Признавшись себе в этой маленькой слабости, Илья почувствовал облегчение. Ничего особенного не будет в том, что он привезет ей сувенир. Теперь он рассматривал вещи более осмысленно. Он представлял подвески на ее тонкой прямой шее. Он искал то, что помогло бы понять ее. Он перебирал крошечные кувшинчики, звезды, кресты, силуэты козы, лошади, верблюда, скорпиона и паука. Не то, не то… Однако интуиция упрямо подсказывала, что ему не уйти отсюда с пустыми руками. Вот! В его пальцы попала кошка. Искусно выточенный из кости силуэт кошки — прямая спина, величественный поворот головы. То, что надо! Он спрятал подвеску в карман. Теперь, разрешив себе купить для Саши подарок, он увидел множество вещей, которые могли бы претендовать на эту роль, — пояс для брюк, пряжка, сабо, красивая брошь, колечко. Он увлекся, но, отобрав несколько вещей, заставил себя остановиться и вышел из лавочки на залитую солнцем улицу. Возвышающийся в конце улицы нарядный собор навел на странные мысли: Илья понял, что хочет домой. Все, что так успешно удавалось подавлять до сих пор, теперь вдруг разом проснулось. Все произошедшее — глупая ссора с Сашей, то, что он уехал, не простившись, ее упрямство — казалось отсюда, издалека, незначительным, легко поправимым. А вот их встреча, их странное знакомство, необычные отношения, те дни и ночи, что они провели вместе, — чем-то важным, удивительно нужным. Необходимым ему сейчас.

Ему хотелось поделиться своим успехом, новыми впечатлениями, и он ясно осознавал, что поделиться хочется именно с Сашей.

Она оказалась тем единственным существом, что заставило его скучать в разлуке.

Придя в гостиницу, он стал складывать сувениры в чемодан и понял, что его планы меняются незаметно для него. Только вчера еще он был уверен, что все забыто, что он удачно закрасил холст своего прошлого и после стажировки в Испании его жизнь потечет по новому руслу. И вдруг эта лавочка… Словно свежий ветер сдул пыль со стекла, сквозь которое Илья до сих пор смотрел на жизнь. И он увидел самую сущность вещей.

Илья застегнул чемодан и вытянулся на кровати. Он попытался представить, что сейчас поделывает Саша. Ничего хорошего из этого не выходило. Попытался поймать и восстановить то состояние, которое возникло в сувенирной лавке. Это было внезапно и гармонично днем. Теперь ничего не выходило. Как же вышло так легко и естественно подумать о Саше? Присутствовала в этом уверенность, что с ней его связывает не только эпизод в прошлом, но и что-то в будущем. И он, не задумываясь, набрал ей сувениров. Теперь же здесь, в гостинице, это уже казалось блажью, минутной слабостью. Он стал злиться на себя за внезапную сентиментальность.

Едва он отодвинул в сторону чемодан и улегся на кровать, в дверь два раза стукнули и, не дожидаясь отзыва, толкнули ее. В проеме показалась голова художницы из Риги, Ирмы. Голова Ирмы сама по себе являлась произведением искусства. Дизайнерским шедевром. Ирма это знала и всегда, прежде чем заговорить, позволяла собеседнику оценить прическу. Сегодня же, решив не церемониться, тряхнула красной гривой и заговорила напористо, скоро, не заботясь о своем прибалтийском акценте.

— Почему ты лежишь? Все собрались внизу. Решили уже, что ты потерялся, заблудился или попросил политического убежища.

Илья вспомнил, что сегодня договорились идти на танцы в бар, всей толпой. Прощаться с Испанией.

— Ирма, вы идите без меня. Что-то мне не хочется.

— Что?! И слышать не хочу! Поднимайся!

Илья нехотя повиновался — не отстанет ведь! Ирма критически оглядела его с головы до ног: черный свитер грубой вязки, черные джинсы.

— В самый раз.

Она схватила его за руку и потянула за собой.

Едва завидев опоздавшего, толпа отчалила, вылилась на улицу. Художники гомонили, отъезд ужасно возбуждал, предвкушение приятного вечера пьянило. Шумной толпой делегация ввалила в подвальчик, где уже стоял дым коромыслом. Певица бросала в зал зазывный, огневой мотив, подтанцовывая и тряся всем, чем полагается. Хозяин, щелкая пальцами, приветствовал богему. Бочка с местным портвейном была тут же открыта, из крана весело побежал темно-бордовый ручеек.

— Илья не пьет! — ответила за Илью Ирма, а сама озорно стрельнула глазами в его сторону. Художнику вдруг дико захотелось почувствовать то же, что и всем, — возбуждающее веселье, легкость. Ему хотелось ХОТЕТЬ ОБЩАТЬСЯ, и он принял протянутую ему кружку под всеобщее одобрительное «О-о-о…»

Легкость долго не наступала, но все же он поддержал разговор «могучей кучки», затеянный самым заводным художником из Ярославля Кириллом.

— Нет, ты только представь, Илья, мы будем жить на этом острове коммуной! Никакой цивилизации, связи с внешним миром! Ни-че-го!

— Это кайф, — кивнул Илья, мельком взглянув в горящие глаза Кирилла. Так ли давно он сам испытывал щенячий восторг от предложения войти в содружество художников по восстановлению монастыря на острове под Вологдой. О такой возможности мечтает любой художник. Реставрация фресок! Близость дикой природы, озера, неимоверная красота!

Сегодня же словно какой-то волшебник спутал все карты в душе Ильи Шубникова, он не мог настроиться и наслаждаться приятными мгновениями. И волнующей перспективой.