- А когда ты согласился, неужели Екатерина Ивановна ничего от тебя не потребовала?

- Как не потребовать, - усмехнулся Астахов. - Госпожа Шарогородская спросила, смогу ли я вложить в наш будущий семейный кошелек такую же сумму, каковую она дает в приданое за своей дочерью? Я заверил, что смогу. Тогда она сказала, что все уладит. В приглашениях твою фамилию исправят на мою. Вензеля на кольцах и свадебном торте переделают. Таким образом, все затраты на свадьбу окупятся, а честь Дарьи Игоревны будет спасена.

- Главное, конечно, затраты окупятся... Что ж, я тебя поздравляю, сказал Разумовский, и Соня не услышала в его словах никакой фальши. - Ты снял груз с моей души. Все-таки не хотелось, чтобы в этой истории Дарья Игоревна оказалась стороной потерпевшей...

- Постой, постой, - кажется, лишь теперь Николай смог по-настоящему прийти в себя, а, значит, и внимательно приглядеться к другу, - а куда, скажи на милость, подевались твои прыщи, из-за которых каша и заварилась?

- Исчезли так же внезапно, как и появились, - улыбнулся Леонид. Очевидно, мой ангел-хранитель решил меня более не мучить.

- Друг мой! - чувствовалось, что князю все ещё не по себе. - Скажи честно, ты ведь не считаешь меня мерзавцем?

- Успокойся, - Разумовский подошел к нему и положил руку на плечо. Лучше подумай, мог ли я после слов, которые произнесла на мой счет Екатерина Ивановна, как ни в чем не бывало войти в их семью?

- Судя по тому, что рассказала мне маменька, нет, - согласился Николай. - Но если это хоть сколько-нибудь примирит тебя с Шарогородской, могу с её слов сказать: коли выяснится, что ты ни в чем не виноват, а свою невиновность ты сможешь предъявить нынче же, она постарается возместить тебе нанесенный ущерб. Не чинить никогда препятствий по службе, не хаять перед императрицей и даже способствовать исполнению приказа насчет твоего генеральства.

- Щедрость Екатерины Ивановны не знает границ! - усмехнулся Разумовский и, помолчав, спросил. - Скажи честно, ты не слишком опечален таким поворотом событий в твоей судьбе?

- Ежели ты и вправду не сердишься на меня.., - в тон ему начал говорить Астахов.

- Не сержусь.

- Не слишком опечален.

Признавшись, Николай смущенно хохотнул.

- Тогда долг платежом красен, не так ли?

- Так, - осторожно согласился Астахов, все ещё опасаясь подвоха слишком неожиданно и необычно было то, что сейчас между друзьями происходило.

- Значит, я могу просить у тебя руки твоей сестры, княжны Софьи Николаевны, как у единственного мужчины рода Астаховых? Искренне надеюсь, что Мария Владиславна не в претензии, что я обращаюсь не к ней, а к тебе?

- Не в претензии, - ошарашено подтвердила княгиня; то, что сегодня в её доме происходило, могло кого угодно вывести из себя. Потому и произносила она это более машинально, чем обдуманно.

Она с тревогой посмотрела на дочь - что её чадо отчебучит на этот раз?

Но Соня сидела безмолвная, тоже вне себя от избытка чувств. До того момента, пока слова о предстоящем замужестве не были произнесены, она и не воспринимала их сердцем. То есть, Леонид ей нравился. Возможно, она его любила, но, как оказалось, к тому, что последует за их взаимной симпатией, Соня не была готова.

Неужели она станет женой? Женой графа Леонида Кирилловича Разумовского. Она лишь мысленно произнесла это, как по телу даже дрожь пробежала. С нею происходило что-то невероятное!

- Ты хочешь жениться на Софье? - как сквозь вату услышала она голос брата.

Почему он спрашивает об этом Леонида с таким удивлением? Неужели Соня урод или впрямь так стара, что не может выйти замуж? Но даже её недовольство Николаем было какое-то отстраненное, словно она переживала не за себя, а, к примеру, за Агриппину.

- А у тебя есть ещё одна сестра? - поддразнил его Разумовский.

Звон колокольчика у входной двери заставил присутствующих вздрогнуть. В воцарившейся на миг тишине было слышно, как на его звук к двери пробежала Агриппина, а вскоре появилась и она сама.

- Доктор Мартин Людвигович передал лекарство для графа Разумовского! торжественно провозгласила горничная.

Княгиня и её сын перевели изумленные взгляды с докторского пакета на чистое лицо графа.

- Только теперь передал?!

Соня сделала самое безучастное лицо, Разумовский молча пожал плечами, отвечая на взгляд друга самым невинным взглядом.

Князь первым отвел взгляд от Леонида, скользнул им по лицу сестры, недоверчиво усмехнулся и покачал головой.

- Ну и ну!

Глава девятая

Софья примеряла подвенечное платье, по просьбе швеи так и сяк поворачиваясь перед зеркалом, в то время, как та подгоняла свое шитье по фигуре девушки.

- До чего вы будете хороши у алтаря, ваше сиятельство, - приговаривала она, - эх, до чего хороши!

- Только у алтаря? - невинно поинтересовалась Соня.

- Я о том, - смутилась швея, - что очень уж вам это платье к лицу! Вы в нем прямо ангел, да и только!

Соня усмехнулась про себя: знала бы мастерица про Сонину славу "синего чулка", небось, не рассыпала бы сейчас комплименты. Возможно, швея о том и знала, но потому она и была преуспевающей, что умела свои "знания" держать при себе, помятуя о том, что в её случае лучше всего рассыпать господам приятные вези, чем передавать о них сплетни...

Но вслух княжна произнесла нарочито небрежно:

- Мужчины говорят, что все невесты ангелы, а среди жен им все более чертовки видятся.

- Так это с кем жить, - философски отозвалась мастерица. - Ежели с чертом, дак поневоле терпение лопнет. Тоже захочешь себя во всей "красе" показать. Зря разве народ говорит, что муж и жена - одна сатана...

- Слышала бы наши разговоры маменька! - хмыкнула Соня.

- Да уж, княгиня - женщина богобоязненная.

Скорее, нравственная, как определила для себя княжна. Она старается жить, как надо, и всяческие отступления от принятых в обществе правил воспринимает болезненно. Личный девиз у маменьки был бы такой: все, как у людей! Другого для себя княгиня и не мыслила. Потому Соня ничего не говорила ей о деде и о его чудачествах - Мария Владиславна такого бы не поняла.

Чем ближе становился день предстоящего венчания, тем более ощущала себя княжна переменившейся. Словно примеряемый ею белый цвет - платья ли, фаты, цветов - лишал девушку прежней обособленности от всего женского сословия. Непонятно только, цвет ли этот размягчал её ученую душу, или он высвечивал её влюбленность в жениха. Как бы то ни было, Соне, которая никогда прежде не плакала - разве что, от боли физической - все чаще хотелось светло грустить или лить слезы по своей девической жизни, которая уже не вернется никогда...

Видел бы её сейчас граф Воронцов, который прежде всегда пенял княжне на сухость и недевическую бесчувственность.

Последний раз они виделись на свадьбе её брата Николая с Дарьей Шарогородской. Под благовидным предлогом граф Разумовский остался в полку, и Николаю пришло в голову пригласить своим шафером Воронцова. Молодые люди знали друг друга достаточно давно. При этом Астахов прежде подкалывал Дмитрия, называя его "женишком", а с некоторых пор при встрече стал советовать "выбросить Соньку из головы".

Кажется, он единственный считал чувства Воронцова к его сестре достаточно глубокими, чтобы их уважать. Остальные не видели ничего серьезного, покупаясь на постоянные шуточки графа в адрес княжны. Однажды он даже позволил себе в глаза назвать её "старой девой", что, по мнению петербуржцев, ни о какой любви не говорило. Скорее всего, так, детская привычка!

Очевидно, именно там, на своей свадьбе, князь Астахов посвятил приятеля в матримониальные планы графа Разумовского. Соня живо представила себе, как он шепчет на ухо Воронцову, который по привычке с насмешливой улыбкой смотрел на нее:

- Прохлопал ты, граф, мою сестрицу. Выходит, не такой уж она и синий чулок, как говорили, ежели за Разумовского выходит.

Остальной разговор пересказал Софье её брат в своей обычной насмешливой манере. Княжна даже подумала, что они с графом Дмитрием Алексеевичем: два сапога - пара.

Николай считал, что Воронцов теперь успокоится и выберет себе наконец обычную девицу, каких пруд пруди, которые не будут морочить графу голову на манер его сестрицы. Тем более, что Дмитрию самому пора заводить себе семью. Правда, тот на сообщение о замужестве Софьи откликнулся совсем не так, как ожидал князь Астахов.

- Как - выходит? - вскинулся Воронцов.

- Обычно. Как все девицы замуж выходят. Конечно, она того, маленько перезрела, но видишь, подполковника это не остановило.

Соня прекрасно помнила момент, когда сидевший напротив неё за столом Воронцов вдруг закаменел лицом. Кстати, после того, как её брат что-то увлеченно шептал ему на ухо. И это "что-то" было о ней, о Соне, потому что граф Дмитрий Алексеевич посмотрел на неё долгим тяжелым взглядом, и губы его изогнулись в странной гримасе.

Впрочем, взгляд его Соню тогда ничуть не взволновал. Пусть смотрит всяк, кто захочет! Ее теперь есть кому защитить. Она принадлежит теперь-то, после обручения, можно сказать и так - принадлежит лучшему мужчине на свете!

В самом деле, на свадьбе брата это мимолетное событие её ничуть не встревожило. Почему же она вдруг вспомнила о нем теперь, когда до её свадьбы с Разумовским осталось всего три дня? Уж не его ли нагадала Соне мадам Григорьева? Того, кто изменит её судьбу.

Три дня до её свадьбы. Совсем недавно столько же дней оставалось до свадьбы Леонида с Дашей Шарогородской. И свадьба не состоялась. Кстати, по вине самой Сони. А что если вдруг её судьба тоже надумает сделать шаг в сторону?

Княжна вгляделась в свое изображение - чего это вдруг невеста выглядит такой испуганной? Как будто она почувствовала на себе чей-то сверлящий злобный взгляд. Эдак недолго саму себя до обморока довести. И она принялась твердить, как заклинание: "Все будет хорошо! Все будет хорошо!"

Пора бы уже перестать вести эти мысленные диалоги со своим внутренним голосом. Лучше уж прислушаться к тому, что говорит ей, к примеру, эта модистка, как она себя называет. Невеста похожа на ангела? Почему бы и нет, лишь бы это не звучало кощунственно.

В дверь комнаты, где на Соню примеряли платье, поскреблись.

- Чего тебе, Агриппина? - несколько раздраженно спросила княжна: горничная как всегда появлялась в неподходящий момент.

- Вашему сиятельству принесли письмо. Сказали срочное. Посыльный ждет ответа.

Соня скосила глаз на стоящую на коленях швею - та выравнивала подол.

- Платье можно снимать, - ответила её взгляду мастерица, - я наметила все, что нужно.

- Давай сюда твое письмо! - проговорила Соня, протягивая руку горничная так и застыла на пороге, прижимая к груди конверт.

- Это не мое, это графа Воронцова, - пискнула Агриппина; раздраженной княжны побаивалась и она.

Ну не хотела Соня никаких писем, визитов, и вообще ничего отвлекающего. Вот когда все закончится... Она имела в виду, когда состоится свадьба и она станет графиней Разумовской, - ну почему ей все время хочется сказать: тьфу, тьфу, чтоб не сглазить? - тогда пожалуйста, пишите, приходите.

То, что прежде её всегда пугало - брак, необходимость всю жизнь провести подле чужого человека, теперь неудержимо влекло княжну. Ей хотелось быть рядом с Леонидом, принимать его ласки. Даже страшная в своей непривлекательной естественности - по крайней мере, со слов маменьки брачная ночь почти не пугала её. В конце концов придется заплатить не так уж много, чтобы быть всегда рядом с НИМ!

Швея быстро собрала в коробку платье, булавки, нитки и, кланяясь, исчезла за дверью. Только тогда Соня взяла в руки письмо, отчего-то суеверно его опасаясь. Эх, княжне бы дар ясновидения её прабабушек!

В письмо Воронцова, совсем короткое, был вложен ещё один листок, который заворожил Соню с первого взгляда, поскольку был написан таким знакомым почерком её деда! Что за новости! Совсем недавно у Астаховых не было никаких рукописных свидетельств его жизни, и Воронцов, кстати, о том прекрасно знал, а теперь, после появления дневника, она держит в руках письмо деда! Если точнее, часть письма. Последний листок, на котором отчетливо видна подпись: князь Еремей Астахов.

Но для чего это прислал ей Воронцов? Она пробежала глазами письмо.

"Софья Николаевна! Совершенно случайно мне в руки попала переписка Вашего деда с неким приятелем французом. Мне кажется, она представляет для Вас некоторый интерес. Я мог бы передать Вам эти эпистолы на определенных условиях. Ежели Вас сие дедово наследие заинтересует, жду Вас сегодня в два часа пополудни у ресторации "Золотой паук".

Преданный Вам граф Воронцов".

Как же, преданный! Как же, совершенно случайно! Она просто нутром чует, что ничего хорошего из этой встречи не может получиться... И будто назло, в Петербурге сейчас нет Леонида, он приедет только завтра... А настырный Воронцов ждет её сегодня!