- Рассказывайте, чего уж там! - с тяжелым вздохом повторил старый маркиз. - Вряд ли вы расстроите меня больше, чем я сам расстроен: вырастил какое-то чудовище, в котором все отцовские недостатки многократно увеличены. Судьба наказывает меня за грехи юности, и наказывает справедливо, теперь я понимаю это и принимаю со смирением. Заслужил! Единственно, что я могу, так это - сопротивляться злой воле сына из последних моих сил и помогать обиженным им людям всем, чем я смогу.

- Хорошо, я вам расскажу. Мсье Флоримон забрал мою горничную и... И отдал своему слуге Эмилю.

- Как - отдал? - не понял Антуан де Баррас.

- Так. Для забавы. А, может, и для выучки. Смотря как он поступит с нею после того, когда поймет, что мы от него сбежали.

Сказав так, Соня покраснела. Отчего-то она чувствовала в том свою вину. Разве она смогла прекратить страдания своей служанки? Всю ночь проспала сном младенца. А перед этим ещё и смотрела, как её мучают. Теперь вот сбежала от Флоримона, оставив Агриппину одну... Но что она смогла бы для бедной девочки сделать?

Старик почувствовал смятение княжны и положил руку ей на колени совершенно отеческим жестом:

- Успокойтесь, дитя мое, вы ни в чем не виноваты.

Он, кряхтя, поднялся со ступеньки, невольно опираясь о плечо Сони, и проговорил:

- Пойдемте, я покажу вам ваше золото, раз уж мы сюда пришли.

Соня оглянулась на стену, которая закрыла проем и теперь казалась сплошной, без всяких хитроумных механизмов, и боязливо заметила:

- А если Флоримон откроет вход с той стороны?

- Не откроет, - покачал головой маркиз-отец. - Я нажал с этой стороны на один хитрый камень и теперь, чтобы попасть на эту лестницу, ему понадобиться приличный заряд пороха. Если, конечно, он сможет разворотить толстенную базальтовую глыбу.

Он хихикнул, но тут же посерьезнел.

- Меня смущает лишь одно: года два я не инспектировал подземный ход, который ведет из подземелья прямо к угодьям одного дежансонского помещика... Но это потом. Сейчас я хочу, чтобы вы посмотрели на то, что я шестьдесят лет охранял, как верный пес.

Они спускались по ступенькам ниже и ниже, пока наконец не ступили на ровную площадку из плотно утрамбованного речного песка. Скорее, с небольшой примесью глины или чего-то другого, способствующего его затвердению.

Площадка перешла в короткий, раструбом идущий коридор, который закончился высокой овальной пещерой - в ней были аккуратно вырублены ниши со сложенным в них, уже знакомыми Соне брусками. Брусков было так много, что княжна невольно ахнула.

- Сколько же их здесь?

- Две тысячи шестьсот пятьдесят четыре, - как на экзамене отчеканил маркиз Антуан. - Мы выплавляли это золото три года. Собственное, если бы не ваш дедушка, ничего этого не было. Это он нашел деньги на оборудование. И поверил мне. Я не мог его подвести. Ведь Николя сказал: "Я приеду за золотом сам или пришлю доверенного человека". Мне надо было дождаться, и я дождался.

Старик покачнулся, и Соня успела его подхватить.

- Хорошо было бы сейчас закрыть глаза и уйти в мир иной...

- А я, значит, чтобы осталась здесь и умерла в полной темноте от голода рядом с вашим сказочным богатством, - безжалостно докончила его монолог княжна.

- Простите, - смутился старый маркиз, - мои слова и вправду ни к месту. Где-то была моя фляжка.

- Держите, - Соня протянула ему сосуд.

Антуан де Баррас сделал крупный глоток и прислушался к себе.

- Ага, моему старому сердцу просто требовался пинок, и эликсир князя Астахова сделал свое дело. - Странно, что целых шестьдесят лет с эликсиром ничего не происходит. Он не густеет, не теряет вкуса. Разве что, неуклонно убывает. Как и моя жизнь...

Он слегка откинул назад голову и выпрямился.

- Надо идти. Советую вам на всякий случай взять с собой хотя бы один слиток. Потом-то вы сможете сюда вернуться, но вдруг выход на поверхность окажется ненадежным...

Он смущенно замолчал, сообразив, что пугает княжну.

- А может случиться и так, что трудно будет сюда вернуться, понадобиться время.

Соня заметила, что маркиз тщетно пытается унять дрожь, которая сотрясает его тщедушное тело.

- Может, вам ещё хлебнуть из вашей фляжки? - посоветовала она.

- Лучше набросьте мне на плечи плед, а то сейчас я начну стучать зубами, как фамильный скелет, - мрачно пошутил он. - Пора выбираться наружу. Понятное дело, не тем, которым мы сюда вошли.

- Но я не заметила здесь никакого другого коридора или ответвления.

- Когда я был молод, - хмыкнул старик, - я делал все на совесть. Я ведь собирался чеканить монеты. Иными словами, бросать вызов государству, а оно фальшивомонетчиков, мягко говоря, не жаловало. Потому рано или поздно стало бы за мной охотиться. Значит, что нужно было сделать? Правильно, как следует оборудовать свою нору. Мы с Пьером носилками таскали сюда песок, и знаменитую дежансонскую грязь она как-то хорошо соединялась с песком. Дорожки, из этой смеси сделанные, как видите, целы и до сих пор... А вход в туннель вот он, достаточно лишь повнимательнее присмотреться к этой каменной кладке.

- Я точно не смогла бы присмотреться и его найти, - призналась Соня, наблюдая, как легко отходит в сторону очередная сотворенная человеком каменная стена.

Она посветила канделябром в открывшийся неширокий коридор, впрочем, достаточный для того, чтобы один человек шел по нему не касаясь стен. Но идти по одному не удавалось, потому что Соне приходилось в одной руке держать подсвечник, а другой изо всех сил поддерживать старого маркиза, который слабел на её глазах.

- Молодчага Пьер, - как в бреду бормотал Антуан де Баррас, - два года, как он оставил этот мир, а ход по-прежнему крепок и нигде не обвалился...

- Лучше бы вам не разговаривать, - попробовала урезонить старика княжна, - это отнимает у вас последние силы.

- Ах, дитя мое! - вздохнул он. - Возможно, это последнее, что осталось мне в жизни.

Хоть и медленно, но они продвигались по подземному коридору, который против ожидания, и вправду оказался полностью проходимым - нигде не обрушился, камень из боковых стенок не выкрошился. Лишь пауки то здесь, то там развешавшие свои тенета, говорили о том, что ходом давно не пользовались.

Вообще-то пауков Соня побаивалась, но теперь ей было не до того. Коридор все не кончался, хотя шли они по нему уже не менее часа. Но и кончился он неожиданно. Просто за одним из немногочисленных поворотов туннеля открылись ступени наподобие тех, по которым княжна и маркиз спустились в подземелье.

Антуан де Баррас опять присел на ступеньку, а Соня, не выдержав неизвестности, подбежала к стене, тщетно высматривая на ней следы чужих ладоней. Например, некоего Пьера. Судя по всему, покойного.

Слегка приподняв голову, старый маркиз с улыбкой наблюдал за нею.

- Ну скажите, разве не талантлив был этот де Баррас? - сказал он о самом себе вроде с восхищением, но и с долей насмешки. - Судьба готовила его для великих дел, а чем он закончил? Кто его знает? Разве что родил сына, преступника и негодяя, который теперь терроризирует свой родной город, а его старый отец от стыда прячется в своем замке.

- Но вы же нездоровы, - сказала справедливая Соня.

- Нездоровье мое от болезни души происходит, - тяжело вздохнул старый маркиз. - Я занимаюсь самоедством, но и оно меня не спасает...

- Все равно теперь вы ничего не можете сделать.

- Так-то оно, так, но ваше появление, княжна Астахова, существенно облегчило лежащий на моей совести груз. Я должен благодарить судьбу и вас, дорогая мадемуазель, за предоставленную возможность...

Маркиз не спеша, поминутно хватаясь за стену, добрался наконец до верха лестницы и показал Соне на нужный камень.

- Нажав на него, вы можете открыть люк, выход наружу, а можете закрыть его от тех, кто почему-либо будет преследовать вас. Снаружи они ни за что его не откроют.

Соня нажала, и мгновение спустя в открывшийся проем хлынули потоки солнечного света. На улице стоял теплый майский день. Она впервые подставила лицо солнцу, не прячась в тень и под зонт, и испытывая от этого неведомое ей прежде удовольствие.

Несколько прелых листьев кружась упали ей на лицо. Опьяненная свежим воздухом, Соня не сразу вспомнила о старом маркизе, который все больше терял силы, словно из него потихоньку выходил воздух, а с ним и жизнь.

Она мысленно поругала себя за легкомыслие, опять спустилась на ступеньку вниз, чтобы покрепче ухватить маркиза за плечи и попытаться вытащить наверх. Он из последних сил старался облегчить ей эту работу и чуть ли не ползком волокся по ступенькам. Помогал им обоим лишь руками, потому что ноги опять скрутила проклятая подагра.

Как там говорил когда-то её учитель истории? Упорство и труд все перетрут! Соня подстелила плед прямо на траву и уложила на него обессилевшего де Барраса. Дрожащими руками он поднес фляжку к губам, сделал большой глоток и грустно поболтал её.

- Последний привет русского друга... Николя был удивительно талантлив Но кто, кроме меня, знает о его чудодейственном эликсире? Разве он идет в сравнение с золотым эликсиром вашего ученого царедворца Рюмина? Который, кстати, считали панацеей и от несчастной любви, и вообще от всех проделок Венеры. Не так давно флакон этого эликсира стоил луидор. Золотой луидор. Как не назвать и лекарство "золотым". Если иметь в виду его цену...

Старик закашлялся и Соня положила его голову себе на колени, нежно удерживая, чтобы маркиз не бился головой о землю.

- Бог не дал мне дочери, - вздохнул тот, приходя в себя. Мужчины не думают о том, что в старости гораздо приятнее, когда за тобой ухаживает девушка с таким ангельским личиком. Им сыновей подавай!.. Вы не забыли, мадемуазель Софи, закрыть люк?

Конечно, она забыла. А когда нажала нужный камень, пришлось ещё с помощью какой-то коряги возвращать на место потревоженный дерн, чтобы скрыть следы люка. И оттащить подальше в кусты плед с маркизом, чтобы с дороги, а также из окон замка его не было видно.

Наверное, на маркиза благотворно подействовало лекарство, которое он отхлебнул из фляжки, потому что несколько минут спустя он уже стал спокойно обсуждать с Соней их дальнейшие шаги.

- Придется вам, мадемуазель Софи, идти за помощью.

- Куда? - испугалась Соня; ей казалось, что стоит выйти из этих кустов, как она тут же столкнется с Флоримоном или кем-нибудь из его слуг.

- В деревню. Это недалеко. Пойдете отсюда прямо, подниметесь на пригорок, и сразу её увидите. Найдете дом вдовы Фаншон, скажете: "Маркизу Антуану нужна помощь!" Она сделает все, что нужно.

- А как я найду её дом?

- Любой местный житель покажет вам его.

- Но вы останетесь здесь один...

- Ничего со мной до вашего прихода не сделается. Но даже если мой сын и наткнется на меня здесь... Все-таки это мой сын. И если он развратник, то никак не убийца.

Соня ушла, подозревая, что Антуан де Баррас может искренне заблуждаться насчет своего сына. Но в одном он прав: вряд ли Флоримон нанесет ему какой-нибудь вред... прежде, чем узнает, где спрятано золото.

Она вскоре пришла на окраину Дежансона - деревня, в которой говорил старый маркиз, по отношению к городу лежала в низине. Она была сравнительно небольшой. По крайней мере, с той точки, с какой княжна на неё смотрела. Деревня казалось расположенной совсем близко, но Соне понадобилось не менее часа, чтобы дойти до нее, и ещё полчаса, чтобы разыскать дом вдовы Фаншон.

Сообщение девушки о том, что маркизу Антуану нужна помощь вызвала в этом чистеньком крепком домишке настоящий переполох. Собственно, создавала его сама вдова - миловидная женщина средних лет, у которой оказалось двое великанов-сыновей, - она едва доставала им до плеча, что не мешало вдове вовсю командовать ими.

Вызнав у Сони, что маркиз лежит в кустах на окраине Дежансона женщина пришла в ужас:

- Пресвятая Дева! Я знала, что все этим кончится. Выгнать отца из собственного дома!

Княжна не стала разубеждать деятельную вдову, ведь тогда потребовалось бы объяснять, что случилось на самом деле. Пусть уж этим занимается сам маркиз. А эта командирша в юбке между тем распоряжалась:

- Батист! Жюльен! На повозку положите свежего сена. Возьмите одеяло. Подушку! Будьте осторожны, маркиз болен, так что аккуратно - вы слышите, аккуратно! - уложите на повозку его высочество. Лошадей не гоните, чтобы его не растрясти... Повторите!

- Да мы поняли, мама, - пробасил один из молодых великанов, кажется, Батист, украдкой оглядывая фигуру Сони.

Она тоже посматривала на братьев - уж очень хороши были оба. Несмотря на высокий рост, широкие плечи, на впечатление недюжинной силы, в обоих молодых людях присутствовало некое изящество, и в то же время они выгодно отличались, например, от Флоримона некоей свежестью, чистотой черт неиспорченностью, как подумала Соня. Но почему она сравнила их с Флоримоном?