На взгляд Марии Владиславны гость-часовщик пошел в своих рассуждениях уже непонятно куда, но начало было положено. Софья, похоже, сникла, не встретив в нем поддержки. Ничего, это ей на пользу пойдет!

- Неужели вы действительно считаете, что женщины только и годны для того, чтобы рожать детей да вести хозяйство? - между тем вопрошала Соня, которая никак не могла поверить услышанному.

- Так и считаю, - сухо подтвердил механикус.

- И вы ни разу не встречали женщины умной и образованной, но не мелочно мстительной?

- Не встречал.

- А что вы скажете о Екатерине Романовне Дашковой?

Соня назвала имя своего кумира - женщины, на которую страстно мечтала быть похожей. Княгиня Дашкова имела столько заслуг, столько черт характера для подражания, что в одночасье и не перечислишь. Она и хотела сказать о Екатерине Романовне хотя бы немногое, самое главное, как голос матери прервал её на полуслове.

- Иван Петрович, батюшка, да что же это с вами?!

Соня спохватилась и посмотрела на Кулагина. Тот сидел мучнисто белый, жадно хватая воздух ртом, в то время как рука его медленно ползла к карману, видимо, за лекарством.

Она развернулась на стуле и живо подхватила за плечи начавшего падать механикуса. Воронцов тоже выскочил из-за стола и вдвоем они положили его на кушетку, а княгиня ловко подсунула под голову Кулагина подушку.

- У Ивана Петровича больное сердце? - шепотом спросила Соня Воронцова, пока маменька вдвоем с вызванной ею Агриппиной поили Кулагина его же лекарством.

- Его болезнь как раз и именуется - Дашкова, - желчно пояснил Воронцов.

- Вы хотите сказать, что неприятие механикусом просвещенных женщин происходит по вине Екатерины Романовны? А разве не возглавляет он механических мастерских, которые суть вотчина княгини?

- Это так. Будет возглавлять, ежели сиятельная директор академии не оставит его в покое.

- Что вы такое говорите? - подивилась Соня. - В какой области могут столкнуться интересы двух столь разных по своему положению людей? Княгиня и простой механик.

- Гениальный механик, - поправил Воронцов. - И столкнуться они могут в той самой области: как директор академии и один из её работников. Оба талантливы. Каждый по-своему, но княгиня все время помнит, кто по происхождению Кулагин, и кто она. И требует от него безусловного преклонения и почитания. Ждет, что он начнет, как все прочие, курить ей фимиам8. Деньги, нужные ему для работы, подолгу задерживает, отчего планы механика летят ко всем чертям. Он, конечно, впрямую не жалуется на притеснения, но когда есть возможность, лично просит у императрицы денежной помощи мастерским. Императрица по своей слабости к людям талантливым, деньги ему дает, часто в обход её сиятельства, чем вызывает ещё больший гнев Екатерины Романовны.

- Об этом я и подумать не могла, - чуть ли не простонала Соня. - Эта женщина сделала столько для российской науки, она происходит из старинной аристократической семьи, она друг Дидро, лично знакома с Вольтером...

Нет, положительно, увлечение Сони, историей не прошло даром. Понятное дело, с течением времени недостатки героев легенд и мифов забываются, в представлениях потомков они получают некий ореол, идеальные нравы и поступки. Вот и княжна считает, что происхождение её кумиров, их поведение в обычной среде должно быть выше всяких похвал. Идеально.

Граф улыбнулся её словам, как улыбаются наивности ребенка, и произнес:

- Насчет пользы Академии для науки спорить не буду - кое-что Екатерине Романовне удалось, а вот насчет её сиятельных предков... Вы не забыли, Софья Николаевна, что княгиня Дашкова - в девичестве Воронцова, и мы с нею дальние родственники? То-то же! Потому о нашей фамилии я знаю, возможно, несколько более других. Например, о том, что в свое время отца прекрасной Катеньки петербуржцы звали меж собой Роман - большой карман. За его лихоимство сверх меры. А всего два года назад наша императрица преподнесла ему в подарок большой кошелек. Не надо пояснять, почему?

- Свергаете моих кумиров? - невесело усмехнулась Соня. - Только не пойму, зачем? Кстати, ваш друг Кулагин, кажется, пришел в себя. Узнайте, не нужно ли ему чего?

Граф помог Кулагину подняться с кушетки, и все вернулись за стол, но разговор иссяк, и напрасно княгиня пыталась его оживить. Так славно начинали. И о Дашковой заговорили, которую, кстати сказать, княгиня Астахова не очень любила. Уж больно Катерина Романовна вознеслась над всеми. И сама стала гордячкой, не подступись! Недаром же императрица Екатерина Алексеевна потихоньку отдалила её от себя. А то уже петербургский бомонд стал поговаривать, что это Дашкова подарила своей вельможной подруге российский престол. По крайней мере, со слов самой княгини...

Мария Владиславна обычно в такие дела не вникала. Она твердо была уверена, что политика - дело мужчин. Но тут в неё вплетались и другие интересы. Ведь за что-то же императрица поставила бывшую подругу заведовать вначале Петербургской, а потом и Российской академиями наук. На такой должности, и вдруг женщина!

Пусть бы и женщина. Поставили, доверили, - управляй, но зачем же внушать другим, что ты - ангел на земле? И уж такая она бескорыстная, и такая чистая помыслами, и ничего-то ей не надо. А как же её настырность, с коей она вытребовала у фаворита Потемкина военный чин для своего сыночка? Сопливому мальчишке дали сперва чин штабс-капитана, а потом и сам Потемкин его к себе адъютантом взял! Небось, вздумай пойти по её пути княгиня Астахова, сиятельный Григорий Александрович её и слушать бы не стал!

В свете поговаривали, будто Екатерина Романовна не возражала бы видеть сына в роли фаворита самой императрицы. А чего стоит один только роман Дашковой с дядюшкой по мужниной линии Никитой Паниным! Понятное дело, княгиня Екатерина вся отрицала, но, по мнению Марии Владиславны, нет дыма без огня. Дочери, понятное дело, о том знать не стоит, не для девичьих ушей такое...

Впрочем, в её возрасте у самой Марии Владиславны уже двое детей было, и она много знала подобных историй про аристократов Петербурга.

Княгиня очнулась от дум - отвлекаться за обеденным столом в присутствии посторонних людей - моветон! Нравится гость, не нравится, а себя в руках держать надобно.

Нежеланный гость сидел и нехотя ковырял вилкой в блюде, которое по приказанию княгини приготовила кухарка. Насколько Мария Владиславна знала, граф Воронцов очень любил жареные битки из телятины под соусом, который могла делать только Груня, а княгиня её рецепт никому не давала, посмеиваясь, что в каждой себя уважающей семье должен быть хотя бы один секрет.

Дочь Соня шутила, что Воронцов ездит к Астаховым вовсе не из-за нее, а из-за кухаркиного соуса. Пусть шутит. Как и о том, что Дмитрий Алексеевич закадычный друг княгини, так как они вместе перемывают кости всему Петербургу. Марию Владиславну не обманешь, Соня нравится графу. А то, что он ей в своем чувстве не признается, говорит всего лишь о его боязни попасть на язык княжне Софье. А ведь он прав: высмеет и глазом не моргнет. С неё станется.

Нет, чтобы посмотреть на молодого человека с симпатией. Хотя бы в благодарность за его постоянство и бескорыстие. Кто любит общаться с обедневшими, хотя бы и знатными людьми? Пока ты на коне, всякому нужен, а как под конем... Многие ли наклонятся, чтобы руку тебе подать?

Княгиня поймала себя на этой красивости и смутилась: не иначе от дочери заразилась, от её романов. Сама, вроде, их не читала, но, наверное, от них исходил некий дух романтизма, вот она и подцепила, словно болячку какую.

Но вот гости и собрались уходить.

- Простите, княгиня, - поклонился ей этот... Кулагин - до чего невзрачная фамилия! - стар стал, болячки одолевают. Поеду домой, прилягу...

Мария Владиславна тут же стала гостя разубеждать - теперь его жалко стало.

- Какой же вы старый, - улыбнулась она ему. - Вы молодец: и спина прямая, и глаза живостью горят. Рановато о старости заговорили.

И в самом деле, мужчина, не старше её самой, а княгиня пока - тьфу, тьфу! - никакими болячками не страдала. Разве что сердце порой разболится. Да как ему не болеть, когда столько лет на себе воз везет, не всякому мужчине подъемный.

Проводив гостей, она окинула взглядом стол, на котором почти все осталось нетронутым, и приказала Агриппине аккуратно собрать наготовленное, положить на ледник, вдруг ещё кто наведается... Мало ли, может, Николушке какая оказия выпадет. Он писал, на днях заедет. Тогда не застанет врасплох, как о прошлом месяце, когда среди ночи Груше пришлось срочно любимые куриные котлеты князя готовить. Потому что в прошлом месяце он приехал, когда дом уже готовился ко сну, и с порога заявил:

- Два дня мне во сне Грушины котлеты снятся!

Что-то она сегодня все о каких-то пустяках вспоминает. А граф уезжал домой, с Соней ни о чем и не пошутил, как обычно. Для чего тогда Мария Владиславна устраивала этот обед? Эдак, последний ухажер их дом покинет.

Может Николя образумит сестру? Княгиня тяжело вздохнула и мысленно попеняла мужу: "Не поберег ты себя, Николай Еремеич, оставил меня одну с малолетними детьми, почти без средств. Как мы выжили, не заложили дом, не продали Сонюшкино имение, до сих пор удивляюсь... Выжить-то выжили, а далее что? Николушке кто поможет? Он ведь теперь наш кормилец, хотя я лишний раз стараюсь обходиться без его жалованья...Без денег все худо. Вон у графа Апраксина сынок - на пять лет моложе Николушки, а уже секунд-майор9. Одно слово, денег куры не клюют. А чем, скажи, я своему сыну помогу? Обидно за дитя родное. Ему за каждое свое продвижение по службе надобно кровью заплатить..."

Да, а куда Софья-то подевалась? Неужто опять за своего Вольтера уселась?

Соня же, дождавшись, пока их дом покинут гости, а маменька займется хозяйством, уединилась в своей комнате, чтобы наконец как следует рассмотреть свою находку. Но не успела она открыть заветный сверток, как в дверь её комнаты опять постучали.

"Маменька!" - с досадой вздохнула Соня и, хотя очень любила свою мать, сейчас её видеть не хотела. Только ничего не поделаешь. Находка снова отправилась в ящик комода, а она открыла дверь матери.

- Никак с Дмитрием Алексеевичем повздорила? - с порога начала та. Хоть бы одного ухажера сохранила. Последний, самый постоянный, ценить бы надо.

Соня тяжело вздохнула. У маменьки только женихи на уме.

- Повздыхай мне! - прикрикнула княгиня. - Небось, уже и родной матери не рада? Оторвала тебя, вишь, от затворничества!.. Так повздорила с графом али нет?

- Что вашему графу сделается! - буркнула Соня. - Вы лучше бы поинтересовались, зачем он к нам Кулагина привел.

- Ну и зачем?

- Хотел убедить меня, что княгиню Дашкову мне уважать не должно, потому как она сживает со свету бедного механикуса по причине своей вздорности и злопамятности.

- Это он так про Екатерину Романовну? - не поверила Мария Владиславна. Как бы она сама ни относилась к Дашковой, но порядок есть порядок. Женщину, крестной матерью которой была императрица Елизавета, а крестным отцом император Петр Третий? А какого происхождения этот его Кулагин? Он хоть дворянин?

- Кажется, его отец торговал мукой, - неохотно проговорила Соня; она уже была не рада, что затронула эту тему.

- Иными словами, человек низкого происхождения. И он недоволен княгиней, подругой самой императрицы Екатерины? Да по мне пусть она его хоть плетьми засечет!

- Маменька, Кулагин - не крепостной.

- Все едино, рядом с княгиней он - так, букашка, глазу невидимая!

- Он - талантлив. Его сама императрица Екатерина Алексеевна отличает.

- Отличает по причине доброты своей. Мало ли прихлебателей у её стола кормится? Потому он и запамятовал, кто есть на самом деле. В который раз я убеждаюсь: холопу свою приязнь надо отмерять скупо, иначе он возомнит о себе невесть что... Но от Воронцова я такого не ожидала. Мало того, что он сам с недостойным человеком дружит, да ещё изволит его в порядочный дом приводить. Поневоле подумаешь, не отказать ли такому от дома. Ведь как об этом свет скажет? Астаховы настолько обнищали, что уже с простолюдинами дружбу водят...

Соня опять вздохнула. На этот раз украдкой. Маменька села на своего любимого конька: родовитость, аристократия. Поскольку о достатке того или иного обсуждаемого княгиня из чувства справедливости старалась не говорить, то поминала его происхождение. Как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой.

Говорить о достатке Мария Владиславна остерегалась также из боязни накликать на семью ещё большую бедность. Несмотря на крайне экономное ведение хозяйства, ей неоднократно приходилось занимать деньги у своих более удачливых и обеспеченных подруг.

Другая делала бы эти самые долги и спала спокойно - никто из кредиторов с неё ничего не требовал, но княгиня была слишком честна и щепетильна, чтобы опуститься до такого, как она считала, позаимствованного у французов, способа существования. Русский человек не может жить одним днем. Порой она предпочитала занять деньги у кого-то другого, но долг предыдущий возвратить в срок. Среди подруг она считалась человеком слова и этой характеристикой весьма дорожила.