Анджела Дрейк - Пленница сновидений

Рожье гневно взмахнул руками.

— Выслушай меня, Франсуа. — Она крепко сжала его запястье. — Ты должен меня выслушать!

— Хорошо.

Его глаза приобрели ледяное выражение.

— Я понимаю, что мои предчувствия не совпадают в деталях. Это всего лишь предупреждения. Беглые наброски грозящей опасности.

Он покачал головой.

— Твои заключения не выдерживают критики.

— Тогда что это? Глупые фантазии истерички? — оборвала она. — Наслушался Уильяма и решил, что я такая же, как моя мать?

Он тряхнул волосами и попытался обуздать свой гнев.

— Извини. Продолжай.

— Я подробно рассказала тебе свой сон про авиакатастрофу за несколько недель до нее. Еще раз предупредила тебя за несколько дней до полета. И мое пророчество сбылось.

Зоя сердито смахнула слезы. Почему, ну почему он не хочет ее понять?!

И снова Франсуа покачал головой.

— Ради Бога, Франсуа! Поппи — твоя жена, мать Леоноры — погибла в ужасной катастрофе. Погибла как раз тогда, когда я ждала какой-то беды. Какие еще доказательства тебе нужны?

— Я согласен, твой сон был пророческим. Но только в общих чертах.

— Ты упрямо не хочешь видеть правду, потому что считаешь себя реалистом! — вспыхнула Зоя.

Франсуа продолжал хранить молчание.

— Ну, хорошо, если ты не веришь в мои сны, то почему обвинил меня в случившемся? Если эти сны всего лишь полет фантазии, как они довели нас до разрыва? Ты ведь поверил в них, правда? Значит, ты не такой скептик, каким хочешь казаться.

— Может быть, ты и права. Просто я плохо разбираюсь в таких вещах.

Измученная Зоя откинулась на спинку кресла. По крайней мере, он перестал спорить.

— Значит, из-за этого последнего сна ты чувствуешь себя обязанной вернуться к Чарльзу?

— Да.

Глаза Зои затуманились от усталости.

— А если ты этого не сделаешь, его тоже ждет какая-то страшная катастрофа?

— Да. Именно так.

— О Боже!

— Я видела этот сон не один раз, Франсуа. Он повторяется. Это предупреждение.

— Что я могу сделать? Когда ты начинаешь так говорить, я бессилен. Но должен быть способ переубедить тебя. Пожалуйста, Зоя.

— Разве можно строить свое личное счастье на костях другого человека? Как я буду жить, если с Чарльзом случится несчастье?

— Это безумие, — печально сказал он. — Готов биться об заклад, что твой Чарльз бессмертен.

— Он так же уязвим, как и все мы.

Франсуа, остро переживавший свою беспомощность, готов был лопнуть от злости.

— В голове не укладывается, что ты вернешься к Чарльзу после чудесного дня, который мы провели вместе!

Она не смотрела ему в глаза.

— Ради Христа, что ты в нем нашла? — наконец взорвался Рожье.

— Он протянул мне руку помощи. Оказался рядом, когда ты оттолкнул меня.

— Ты проявила минутную слабость. Да, он оказал тебе моральную поддержку, но нельзя быть ему благодарной за это всю жизнь!

— Ты помнишь письмо, которое прислал мне перед тем, как улетел в Нью-Йорк? Оно окончательно добило меня. Как будто в сердце вонзили нож.

У Франсуа похолодело в животе. У него не было доводов, чтобы переубедить Зою. Он встал и пошел в туалет. Ноги не слушались, и ему пришлось держаться за спинки кресел.

Запершись в туалете, он умылся ледяной водой и сделал несколько глубоких вдохов. В зеркале над раковиной отражалось измученное, несчастное, унылое лицо отчаявшегося человека.

Он вернулся к Зое. Она улыбнулась ему с любовью и сочувствием, как мать, утешающая жестоко обиженного ребенка. Франсуа сел на место. Он был спокоен, холоден и жесток.

В самом подходящем настроении для прямого разговора.

— Ты спала с Чарльзом?

Зоя ничего не ответила, лишь густой румянец залил ее лицо и шею.

— Молчание — знак согласия? — с ледяным презрением спросил Рожье.

— Ох, Франсуа… — с упреком сказала она и отвернулась.

Он почувствовал приступ тошноты. Другого подтверждения не требовалось. В прошлом он уже испытал мучительную ревность. Неужели от нее нет спасения? Неужели она будет преследовать его всю жизнь?! Он уронил голову на руки.

— Я этого не вынесу. Меня выворачивает наизнанку.

Зоя похлопала его по руке.

— Ты не дал мне ответить, — настойчиво сказала она. — Просто поверил в худшее.

Он поднял глаза:

— Так ты не?..

— Нет.

— Ох, милая! О Боже, как я рад… — Франсуа схватил ее руку. — Прости меня.

Вспомнив то утро, когда Чарльз едва не овладел ею, Зоя низко опустила голову. Уловив ее настроение, Франсуа нахмурился.

— Но он притрагивается к тебе. Целует тебя.

— Мы обручены, — с убитым видом промолвила Зоя.

— О Боже, ведь скоро свадьба! А после этого ты будешь обязана спать с ним! — вспыхнул Франсуа.

Зоя не могла говорить, у нее перехватило горло. Франсуа вздохнул.

— Так что, в Лондоне мы расстанемся? — Она посмотрела ему в глаза и ничего не ответила. — Понимаю. Я посажу тебя в такси, а сам пойду домой. Так, да?

— Да.

Она понурила голову, не в силах вынести его осуждения и гнева.

Какая странная вещь любовь… Франсуа глубоко задумался. Он думал о Поппи. Думал о Леоноре. Вспомнил сонет Шекспира, который учил в школе, когда был мальчиком:

Ты от меня не можешь ускользнуть.

Моей ты будешь до последних дней.

С любовью связан жизненный мой путь,

И кончиться он должен вместе с ней… [8]

Франсуа встал, сел рядом с Зоей, обнял ее и стал гладить волосы и лицо.

— Что бы ни было, я не перестану любить тебя, милая. Даже ты не можешь заставить меня сделать это.

У вокзала он посадил Зою на такси. Маслянисто-черная машина отъехала от тротуара и понеслась вперед.

Франсуа повернулся и пошел к станции метро. Он принял решение. Он не станет терять надежду.

Зоя ехала в такси, застывшая и оцепеневшая.

В центре Лондона царили свет, тепло и веселье. Улицы были украшены к Рождеству, повсюду горели разноцветные фонари. Зоя подняла глаза и увидела в витрине огромного плюшевого медведя, весело подскакивающего на месте. Рядом с ним насмешливо скалилась маска клоуна.

По заснеженным тротуарам разгуливали парочки, то и дело останавливаясь у роскошных витрин. Люди, радостные, оживленные, выбирали подарки для родных, знакомых и друг для друга.

Она открыла сумочку, вынула подаренное Чарльзом кольцо и надела его на палец, отогнав от себя воспоминание о том, как быстро сняла его сегодня утром при виде Франсуа.

На такие вещи у Чарльза был нюх. Он бы непременно заметил отсутствие кольца.

Он ждал ее в ресторане и допивал уже третий стакан джина с тоником, потому что Зоя опаздывала. Увидев ее, Чарльз поднялся.

Вид у него был скорее раздосадованный, чем взволнованный. Впрочем, волнение чаще всего выражается именно таким образом.

— Ангел… — Он наклонился и поцеловал ее. — Я так долго тебя ждал, что уже готов был встать и уйти. — Тут он не выдержал и фыркнул. Встать и уйти из ресторана для Чарльза было так же немыслимо, как для монаха нарушить обет целомудрия.

— Извини, Чарльз. Пришлось возвращаться более поздним поездом, чем я рассчитывала.

Зоя почувствовала укол стыда. Она не любила лгать. Вместо «я» надо было сказать «мы».

— Ты могла бы позвонить мне из поезда, — мягко напомнил он. — Надо беречь самолюбие человека, который вынужден киснуть в одиночестве за уютным столиком на двоих!

Он лениво улыбнулся. Тон Чарльза был непринужденным, но Зоя поняла, что в следующий раз это не сойдет ей с рук.

— Ты прав, мне действительно следовало позвонить из поезда. Просто не догадалась.

Зоя взяла, принесенный официантом, бокал холодного сухого вина и подняла папку с меню.

— Я уже сделал заказ, — весело сказал Чарльз. — Потому что умирал с голоду. Велел принести тебе дыню, а потом жареного палтуса. О'кей?

— Да, конечно…

Чарльз допил остатки джина, поднял голову и щелкнул пальцами. Подошедший официант наполнил его бокал кларетом, и Чарльз тут же сделал большой глоток.

Зоя испытывала страшное унижение. Она ощущала себя последней тварью. Провести весь день с одним мужчиной, а вечером встретиться с тем, за кого она собралась замуж — бр-р-р! Этим она предавала обоих. Она подняла бокал и поднесла его к губам. Тоска по Франсуа причиняла ей физическую боль.

— Ангел, почему ты хмуришься? — тут же среагировал Чарльз. — Что, поездка была неудачная?

Она уставилась в бокал.

— Когда принимаешь импульсивные решения, приходится быть готовым к неожиданностям. Точнее, к любому повороту событий.

— Да, пожалуй.

Чарльз чувствовал легкое раздражение. Ее задумчивость и отвращение к банальностям всегда производили на него сильное впечатление. Он напомнил себе, что с первой минуты их знакомства обратил внимание на ее серьезность и здравомыслие. Девушка была хрупкая, но отнюдь не легковесная. Однако временами ее молчание и глубоко продуманные фразы выводили его из себя. Почему нельзя дать простой ответ на простой вопрос?

— Как вел себя твой дядя, узнав о нашем намерении пожениться? — спросил он.

Зоя опустила бокал и снова задумалась. Что же ему сказать?

— Держу пари, он здорово удивился, а? — с ленивым любопытством спросил Чарльз. — Держу пари, что мужчины в вашей семье смотрят на тебя как на монахиню. Наверно, твой дядя Уильям думал, что ты никогда не отважишься сделать решительный шаг.

Зоя широко открыла глаза. На ее губах появилась слабая улыбка с намеком на чувственность. Эта улыбка заставила его вспыхнуть и начать составлять план обольщения. Зоя была его невестой и будущей женой, но ее все равно требовалось обольщать. Он часто злился, что она строит из себя недотрогу, но отрицать не приходилось: эта тактика имела успех. Ни одна женщина на свете не возбуждала его сильнее.

Чарльз решил, что отвезет Зою на свою лондонскую квартиру. Там она будет чувствовать себя менее уверенно, чем у себя дома. Это ему на руку. Каждый спортсмен знает, что дома и стены помогают, а на чужой площадке играть вдвое тяжелее.

В нем вспыхнуло желание. Чарльз посмотрел Зое в глаза и вытянул губы, намекая на жаркий поцелуй, который ждет ее по окончании обеда.

Он вонзил нож в бифштекс. Мясо разошлось в стороны, обнажив сочную, розовую сердцевину. Он будет нежен и терпелив. Поставит компакт-диск с чарующей музыкой, посадит Зою к себе на колени. Они страстно поцелуются, потом его рука скользнет в ее блузку… Чарльз поднял глаза. Ах да, на ней платье. Он быстро внес изменения в сценарий. Его рука двинется к застежке у основания шеи. Надо сказать, у платья есть свои преимущества. Оно снимается одним движением.

Чарльз представил Зою в одном белье, вспомнив, что она предпочитает носить кокетливые кружевные лоскутки. Он расстегивает на ней лифчик, ласкает сосок языком, а потом нежно покусывает. Она выгибает спину и негромко постанывает…

Предвкушая, что его желание скоро будет удовлетворено, Чарльз позволил себе помечтать еще. Он разворачивает полуобнаженную Зою и кладет ее животом к себе на колени. Ее нежные ягодицы, обрамленные белым поясом и кружевными резинками, мерцают в полумраке.

Он станет сладострастно поглаживать эти роскошные шелковистые выпуклости. Коснется гладкого живота, когда станет приподнимать ее бедра, и наклонит голову, чтобы прильнуть губами к тому месту, которое уже пылает от прикосновения его пальцев. Он будет сдержан, нетороплив и доставит ей наслаждение, о котором она и не мечтает.

Чарльз редко позволял себе похотливые мечты. Он был человеком действия. Но иногда ему приходили в голову идеи, которые требовали немедленной экспериментальной проверки.

Он отрезал еще один кусок мяса, сделал глоток вина и посмотрел на Зою, которая тихонько ковыряла своего жареного палтуса. Ее не назовешь искушенной в сексуальном плане. Ей предстоит многому научиться, сделать ряд чудесных открытий. Он введет ее в мир наслаждений, станет ее учителем и сделает все для того, чтобы обучение шло как можно успешнее. Чарльз нагнулся и положил руку на ее запястье.

— Довольна, ангел?

Она кивнула.

— Ешь, ешь. Скоро тебе понадобятся все твои силы!

На этот раз Зоя не подняла глаз. Густой румянец окрасил ее шею.

Эге! Полегче, полегче, Чарли, сказал он себе. Она еще не дозрела. Смени тему. Дай ей успокоиться.

— У меня был небольшой разговор с родителями.

— Да? — насторожилась она.