— Вот оно что! — глухо произнес он. — Это довольно неожиданно.

— Для кого как.

С минуту он вглядывался в ее хотя и хмурое, но прекрасное лицо, а потом неожиданно приблизила к ней, крепко обнял и поцеловал так неистово и страстно, что они оба окунулись с головой.

Спустя секунду Мари вынырнула, ошеломленная, вся в струях воды, между тем как он, не теряя времени даром, обхватил руками талию девушки, легко приподнял ее почти ничего не весившее в воде тело, прижал к себе и через мгновение овладел ею.

Позднее Мари спрашивала себя, почему она не сопротивлялась, почему не оттолкнула Эжена, почему обвила его шею руками и позволила его губам слиться с ее губами? Не оттого ли, что ощущения оказались таким необычными, яркими, острыми? С Кристианом все было по-другому, больше ласки и нежности, а здесь — дикая, неуправляемая, безумная страсть.

Словом, они жадно и бесстыдно отдались друг другу, а потом, задыхаясь, выползли на берег.

Мари упала на песок. Это была маленькая, укрытая от людских глаз бухточка. Над нею нависали поросшие колючим кустарником каменные глыбы. Неприметная тропинка круто поднималась вверх, углубляясь в извилистый проход между скалами. По ней Мари обычно спускалась в бухту.

Эжен придвинулся к девушке; его глаза были темны от страсти и полны счастливого неверия. Он увидел, что она плачет; через мгновение тихие слезы перешли в настоящие рыдания, такие бурные, что казалось, будто сердце Мари вот-вот разорвется на части.

— Лучше б я умерла! — прошептала она.

— Прости, — потерянно произнес Эжен, — так получилось… Я совсем потерял голову.

Рыдания Мари усилились. Ей в самом деле хотелось умереть. Еще не будучи замужем, она уже принадлежала двум мужчинам — это ли не позор! Она изменила Кристиану, легко и просто отдалась почти незнакомому человеку! «Ты потаскуха, которой все равно с кем», — сказал ее отец. Чем она лучше Шанталь?!

— Все можно исправить, — продолжал Эжен. — Понятно, я незавидный жених, у меня ничего нет. Но я умею работать, и со временем мы заживем не так уж плохо. Выходи за меня, вот и все. Мне надоело жить одному. Ты ничего не знаешь обо мне, но я готов рассказать…

— О, только не сейчас! — взмолилась Мари.

Девушка встала и оделась. Ее глаза горели жгучим, мятежным, почти фанатичным огнем, а рот искривился, точно от нестерпимой жажды.

— Я выйду за тебя, если ты увезешь меня отсюда!

— Куда и зачем?

— Зачем — не важно, а куда, я тебе скажу. В Париж.

— В Париж?! О нет! Это не для меня! Я хочу жить у моря!

— А я хочу уехать!

— Мари! — Он смотрел почти умоляюще. — Давай поселимся здесь, а если не получится ничего хорошего, уедем, скажем, через год.

— Нет! — воскликнула Мари. — Сегодня! — И добавила с безжалостной прямотой: — Или ты никогда меня не увидишь. А если и повстречаешь случайно, я не стану с тобой разговаривать, потому что буду замужем за другим.

— Сегодня? Но как? Нужно достать лодку… Нет, это невозможно.

— Что ж, в таком случае нам лучше навсегда расстаться, — ответила девушка и, гордо откинув назад волосы, не оглядываясь направилась к тропинке.

Эжен в два прыжка нагнал ее, схватил так, что ей стало больно, и впился в губы ненасытным поцелуем. Потом воскликнул:

— Поклянись, что всегда будешь меня любить!

Услышав это, девушка усмехнулась в глубине души: она уже поняла, что в чувствах лучше не клясться. Человек — заложник судьбы, и чувства — не паруса, ими сложно управлять, да и с парусом сладишь не во всякую бурю… И все же ответила:

— Клянусь.

— Тогда жди меня здесь на закате.

Мари вздрогнула.

— Ночью это будет трудно сделать, — сказала она. — К тому же мне кажется, что сегодня изменится ветер.

— По-другому не получится.

— Ладно, — решилась Мари, — я приду!

Она вернулась домой, никем не замеченная, и, позавтракав, как всегда принялась помогать матери. Жанна Мелен почти не разговаривала с дочерью; впрочем, она и прежде была молчалива. А Мари продолжала размышлять о случившемся. Какое-то время она была уверена в том, что забеременела от Кристиана, но несколько дней назад убедилась, что это не так. Что ж, если она теперь сбежит с Эженом, то будет честна перед ним хотя бы в этом.

После обеда, как и предполагала Мари, погода резко изменилась. Небо почернело и стало тяжелым, в оконные стекла со звоном ударили капли дождя. Не было необходимости идти на берег, чтобы убедиться: начался шторм. Плыть в такую погоду в лодке на материк — безумие: Эжен знает об этом и не появится. Мари облегченно вздохнула.

Как и следовало ожидать, отец вернулся рано. На дочь, которая подала ему обед, он даже не взглянул. И девушка удалилась к себе с намерением вообще не появляться на кухне.

А затем к ним внезапно нагрянули гости — Кристиан и Шанталь, и Мари пришлось выйти.

Шанталь как всегда была нарядно одета: из-под подола выглядывали окаймленные зубчатым кружевом нижние юбки, а высокий ворот платья из серого батиста держала серебристо-черная эмалевая брошь тонкой работы. На руках были черные сетчатые митенки, на плечах — шотландский шелковый шарф с бахромой, а серую шляпку украшал белый плюмаж. Кристиан был в светло-коричневом двубортном сюртуке с узкой талией и широким воротником. Вместо обычной палки он держал в руках трость.

Заметив, что «взгляд» невидящих глаз Кристиана прикован к ее лицу, Мари словно ощутила ожог. Что это с ней?! Почему она так любит эти переливающиеся холодным нездешним светом глаза и в то же время боится их взгляда и не хочет нести на плечах бремя страха? Отчего ей кажется, будто это то, что нельзя принять, и в то же время то, от чего никуда не скрыться?

Из разговора Шанталь с отцом (Жанна Мелен и Кристиан молчали) Мари узнала о том, что венчание состоится через неделю.

— Полагаю, нам необходимо съездить с вашей дочерью на материк, купить кольца и заказать платье, — сказала Шанталь. — Времени остается мало. Что, если сделать это завтра?

Поскольку отец ничего не говорил, Мари ответила сама:

— Если будет хорошая погода, мы можем поехать.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — вставил Клод Мелен.

— Каждой девушке, которая впервые выходит замуж, хочется венчаться в белом платье, — с достоинством возразила Шанталь.

Внезапно Мари представила белоснежный атлас, по которому бегут отблески свечей, узкие белые туфли и кружевную фату, и очертание ее полураскрытых губ изменилось, сделалось мягким и нежным, а в глазах появилось отрешенно-мечтательное выражение.

— Мне ни к чему лишние расходы, — пробурчал Клод, кипя от возмущения и не решаясь выказать его перед лицом элегантной дамы и слепого юноши.

— Мы все оплатим.

— Так вы… располагаете средствами? — Клод осмелился затронуть щекотливую тему. — Едва ли на нашем острове найдется занятие, способное прокормить этого господина… вашего сына, сударыня, и мне бы хотелось знать…

— Да, у нас есть деньги, — с улыбкой заявила Шанталь. — Не беспокойтесь, сударь, вашей дочери не придется голодать.

— А где, прошу прощения, ваш супруг? — спросил Клод Мелен.

— Я вдова.

Мари бросила взгляд на мать, которая сидела, вжавшись в стул, и не делала ни малейшей попытки вступить в разговор. Лицо Жанны Мелен было цвета дешевого воска, а в глазах не светилось даже приглушенного огонька. Едва ли она была намного старше Шанталь, но разница между ними казалась неизмеримой.

«Она всегда будет считать меня мужичкой», — подумала Мари о матери своего жениха. Она понимала, что надо выйти проводить Кристиана и Шанталь, но все внутри у нее окаменело. Конечно, они подумали, что она скована присутствием родителей, и вряд ли обиделись, и все же Мари знала, как много значит для Кристиана пусть даже мимолетное пожатие дружеской руки, а она собиралась отнять у идущего над пропастью слепца его посох.

Девушка видела, что Кристиан пытается улыбнуться; на его бледном лице отразилось напряжение, будто он страдал от невидимой раны. Но сейчас это не вызывало у нее ни сочувствия, ни жалости.

Мари стало обидно оттого, что дорогая парижская проститутка Шанталь выглядит куда приличней вечной труженицы и скромницы Жанны Мелен. Неожиданно девушке пришло в голову, что сама она происходит из куда более достойной и уважаемой семьи, чем Кристиан.

А Шанталь, конечно, рада: в лице Мари она приобретет бесплатную служанку и утеху для своего сына! Но жизнь безжалостна: рано или поздно ей придется снять свои наряды и одеться так, как одеваются жительницы острова, иначе она навсегда останется для них чужой.

И так ли уж важно, что она, Мари Мелен, наденет на свадьбу красивое атласное платье, если всю последующую жизнь ей придется прожить так, как она жила прежде?

Мари едва дождалась наступления вечера. Погода не улучшилась, но девушка все-таки решила пойти на берег: обещание есть обещание, хотя она не верила, что Эжен сможет приплыть в бухту, как они условились утром.

Девушка собрала свои вещи — они уместились в маленьком узелке. На исходе дня она вылезла в окно и быстро зашагала к берегу.

Пена волн напоминала белый саван; океан почти затопил пляж, осталась лишь узенькая полоска у самых скал. В лицо летела рассыпающаяся брызгами вода. Небо было темное, затянутое пепельными облаками.

Мари сразу намочила подол платья и промочила ноги. Как истинная островитянка, она не боялась шторма; она знала, что океан, даже гневный, вдохновляет, но вместе с тем она никогда не отважилась бы вступить с ним в схватку в такую ненастную погоду.

И вдруг Мари обмерла: посреди тяжелых, почти черных волн она заметила лодку. Это был довольно вместительный французский бот, четырехпарусное суденышко, с виду неуклюжее, но крепкое и надежное в открытом море.

Эжен бешено замахал ей: по-видимому, он тоже не верил, что она придет. Потом крикнул:

— Иди сюда!

Мари знала, что ему лучше не подплывать близко, а потому, подобрав одной рукой подол платья, а другой подняв над головой узелок, вошла в море.

Не выдержав, Эжен спрыгнул в воду, быстро приблизился к Мари и, схватив ее за талию, легко перебросил в лодку.

— Это опасно, мы не доплывем! — постаралась она перекричать шум волн.

— Не важно. Для меня нет пути назад, — отвечал Эжен.

— Где ты взял этот бот?

— Разумеется, угнал.

— Есть еще весла? — спросила Мари.

— Ты можешь грести?

— Конечно.

— Это хорошо.

И тут она увидела пролетавших над морем чаек. Значит, скоро погода улучшится. Это внушало надежду.

Мари оглянулась. Позади были скалы, напоминающие башни, выступающие из мрака, впереди — нечто колыхавшееся и расплывчатое, исчезающее во мгле, и оттуда веяло ледяной угрозой.

И все же она взялась за весла. Широкие волны напоминали складки огромного полотна.

Перед лицом смертельной опасности Мари охватил малопонятный ей самой сладостный трепет, острый и жгучий, как этот ветер, и она невольно испытала облегчение. К тому же с ней рядом был мужчина, отнюдь не беспомощный, а разумный и твердый, обладающий как физическими, так и душевными силами. Он хотел получить ее, именно ее, и не задумывался о цене: пусть даже сделку предложит смерть. В таких обстоятельствах Мари считала недопустимым проявлять малодушие.

К счастью, Эжен знал, что делать. Он не разговаривал с девушкой, не смотрел на нее, а всецело сосредоточился на управлении лодкой. По-видимому, он был из тех, кто преодолевает телесную слабость и неподвластен страху. Как хороший моряк (а в том, что он моряк, Мари не сомневалась с той самой секунды, как он принялся править лодкой), Эжен не пытался бороться с волнами, а старался обратить их движение, как ветер, себе на пользу.

Постепенно небо прояснилось, и луна озарила океан тусклым светом. Появились звезды; они разлили вокруг мерцающее млечное сияние. И все-таки до цели было далеко, а в лицо все летели колючие брызги.

А потом случилось то, что могло случиться в любую минуту: бот налетел на подводные скалы, раздался треск, который напомнил Мари предсмертный крик.

— Прыгай! — крикнул Эжен, но она и так знала, что нужно делать.

На мгновение холодная темная вода сомкнулась над ее головой, но затем девушка вынырнула и принялась оглядываться в поисках Эжена. Он был рядом и быстро подплыл к ней.

Мари надеялась увидеть впереди темный берег с редкими проблесками огней, но его не было. Вскоре она начала уставать; глаза щипало, руки и ноги налились тяжестью, она наглоталась соленой воды. Видя это, Эжен подплыл к ней и молча сомкнул кольцо ее рук вокруг своей шеи.