Кира Шарм - Пленница тирана

Выяснить на месте, кто на наши каналы перевозок с наркотой и стволами сунулся, оказалось проще простого, — как я и предполагал, пацанва, — нарванная и бескрышная, только начинающая, — ни раскладов еще пока не чувствующая и не врубающаяся, ни инстинктом самосохранения не обзаведенная.

Сам когда-то таким был, — и я, и Дан.

Думали, — всех под себя прогнуть сможем, а старики, что в кабинетах да по борделям своим сидят, казались нам унылыми фиурами, давно уже съехавшими с основной площадки драк за власть и влияние.

Ну, а если еще не съехавшими, — так держащимися на одном старом, хрен знает когда еще заработанном авторитете.

Мы собирались их подвинуть, — и были уверены, что нам это удастся на щелчок. Ну, или на парочку щелчков, после которых останется десяток-другой трупов и всем сразу станет ясно, кто здесь хозяин положения.

Да, — смешно. Смешно и глупо это все было. Отсюда вот теперь, с высоты только понимаю, какими же нарванными мы с Даном были смертниками, считавшими, что нам горы кланяться будут. Бессмертными напрочь себя ощущали тогда.

Хотя… С другой стороны, — были б мы другими, — ни хрена бы в этой жизни не добились, никуда бы из нор своих не выползли, — разве что так, на побегушках к кому-то, кто посильнее, остались бы. И таких на самом деле большинство. Всю жизнь свою в прислугах ходят, всегда хозяину кланяются и задницы чужие подтирают. Зато, блядь, — и риска меньше. Но это — точно не про нас.

Даже особенно трогать пацанов не собирался.

Молодые еще, зеленые, — злые и голодные до всего, — до силы собственной, которую показать всем нужно, до власти этой опьяняющей, — нет, не в бабле, не в сделках, — а в том, когда жизнью — и своей и чужой играешь, — и побеждаешь, вашу мать, чудом и наглостью побеждаешь, оставляя за собой тех, кому повезло меньше, когда солидным дядькам условия свои диктовать пытаешься, — и не страшно тебе, ни что сдохнешь, ни что покалечат, — ни хера тебе не страшно, только ветер бешенный в ушах гудит и чувствуешь, будто на скорости несешься, — и раздавить тебя эта скорость может, и поломать, — но без нее ты просто со скуки подохнешь.

Знаю. Каждую мысль таких их знаю, каждый момент драйва могу заново почувствовать.

Не собирался их вычищать, — да и сколько за ними может стоять, за двумя пацанами Егоркой Шлыком и Гришкой Берегом? Мелкая банда таких же оторванных беспризовников со стволами, ничего серьезного, кроме наглости и нахрапа. Всего-то — встретиться, объяснить пацанам расклады, дать силу почувствовать и дать возможность тихонько свалить, выставив счет, который они полжизни отдавать за попытку своего беспредела будут. Ну, а в остальном — пусть дерзают, может, и получится из них что-то дельное, — только не в нашей сфере интересов.

Да и, по сути, больше приин здесь оставаться не было.

Только вот червячок внутри какой-то продолжал подрызать где-то в груди.

Дан прав, — наши сложности в бизнесе в последнее время что-то все больше начинают становится похожими на некую закономерность, — тщательно кем-то спланированную. И вроде бы причин считать, что ноги растут отсюда, тоже как-то не видно, но…

Но что-то мне подсказывает, что больше некому замахнуться на наш процветающий бизнес, — только здесь рождаются такие смелые схемы по отжимам вполне себе неслабых империй.

А, значит, стоит все-таки поглубже разведать обстановку. Освежить старые связи и договоренности, разобраться, как изменился расклад фигур и действующих лиц за то время, что мы с ним вдалеке, да и просто встретиться, поговорить с людьми. Партнер всегда может стать врагом, — не стоит забывать об этом. Да и укоренится получше — тоже бы не помешало.

Многое и правда изменилось. Те, с кем вместе начинали когда-то, — заматерели. И, если мы с Даном укрепились в нише бизнеса, на которую и распространилась сфера нашего влияния, — подкрепляя его, естественно, прежними наработками, о которых совсем не принято вспоминать вслух, — то здесь для наших бывших конкурентов и побратимов гораздо заманчивей оказалась политика. Только через нее, так понимаю, решаются теперь все важные вопросы. А бизнес — так, нечто кажущееся побочным.

Да, надо признать, — правила игры ни хрена не изменились.

Наоборот, — игра стала острее, опаснее, более хладнокровной и более жестокой. И ставки теперь совсем другие. Другой стала и месть, — теперь уже мало просто заявить о себе и своих правах, оставив по себе выжженные дома и замученные трупы. Нет, она стала куда более изощренной.

Даже не знаю, — нравится мне то, что я увидел, или нет.

Но так и уехать, не разобравшись и не вдохнуть этого нового, специфически нового воздуха собственных корней — просто не мог! Да и чего таить, — мне стало реально интересно!

Другой здесь теперь азарт, другая сила.

Звери остались мощными, но теперь к изворотливости и силе добавилась хитрость. Сплетения схем, связей, манипуляций и подковерных игр. И, пусть пока мне это новое приоткрылось только очень поверхностно и издалека, — а уже сами собой начали раздуваться ноздри, предчувствуя новый азарт. Совсем другого уровня.

Понял — нет, просто так точно не вернусь! А то еще пару лет, — и начну жить, как заснувшая рыбина, — вроде бы еще и плаваем с Даном, и даже очень в некислой среде и бабле плаваем, — а уже как-то без огонька, да. Тоска же заест, как треклятый, мать его, английский смог!

Нет, — определенно, — я таки должен хоть пару фигурок передвинуть в этих новых раскладах!

— Не нахлебался адреналина, что ли? — мрачно буркнул Дан, услышав о моем решении. — Андрей, да ты просто ненормальный! Любой из наших руку и почку отдаст ради спокойствия! Тебе что — нравится засыпать, каждую ночь зная, что твой дом может полыхнуть вместе с тобой в любой момент? Что твою семью, — жену, детей, — любых родственников в любой момент увезут, чтобы поставить тебя раком? Скучно — так на сафари съезди, я тебе самый андреналинный отдых организую! Только не дури, а? Жизнь же себе поломаешь! А мы ее с таким трудом выгрызли, эту, мать твою, спокойную жизнь! Ну, — кто ж, из дерьма еле выкарабкавшись, обратно лезет?

— Я не совсем обратно, — смотрю из окна на шторм в океане, и чувствую, как до дрожи пробирает. Предвкушением пробирает, предчувствием вызов принять и силу собственную испытать. Все у меня, как в песне, — Дан вон убивать за свое спокойствие готов, а мне гораздо трудней не свихнуться со скуки и выдержать полный штиль, чем в бурю эту самую полезть. — Так… Осмотрюсь… Новые связи налажу… Дело какое-нибудь новенькое качну.

— Блядь, ты совсем крышанулся. Морок! Это уже — не те времена, что мы знали! Да и вообще, — сворачивать там все оставшиеся дела надо, а не новые начинать! Пару лет, — и все наши активы становятся кристально чистыми! А наши дети закончат какой-нибудь Гарвард и ни сном ни духом знать не будут, что оно вообще такое, — все то, из чего мы выросли! Чего тебе не хватает? Пули в голове? Разберись, кто там в наши дела сунуться решил, реши вопрос аккуратно — и давай, возвращайся!

— Разберусь, Лютый, — и снова — неотрывно, — но усиливающуюся бурю. Даже окно распахиваю, — хочется ее полной грудью вдохнуть.

— Не называй меня так, — вздыхает. — Это уже в прошлом. Похоронено и забыто. Только, как я вижу, не для тебя.

— А как тебя называть? — наливаю полный стакан виски, так и представляя себе Дана, сидящего за своим огромным столом из красного дерева с охренительно дорогим дизайном. Отсюда это кажется невозможным, — потому что Дан мне снова видится не таким, как сегодня — блестящим аналитиком и бизнесменом, которому даже костюмы известные модельеры на заказ шьют, а тем самым Даном, с которым вместе когда-то составы одного из здешних воротил подорвали, и тогда же поймали по своей первой пуле. В заброшенном сарае тогда вместе отлеживались. И, блядь, прощались уже друг с другом, заливая раны паленой водкой.

Тогда и с Манизом познакомились, да.

Годы прошли, — а как сейчас.

— Мистер Завьялов?

— Именно так, — даже вижу, как устало сжимает переносицу и откидывается на спинку своего глубокого, — и, ясен хрен, — тоже дизайнерского кресла, которое сделали под его спину. В единственном, естественно, экземпляре. — Другая у нас жизнь теперь, Андрей, понимаешь? Совсем другая!

— Ладно, мистер Завьялов, ты там миллионами нашими ворочай, а я тут пока осмотрюсь. Обещаю, — херни не наворочу, — со вкусом потягиваю виски, приправленный влажным запахом начинающейся грозы.

— Вот только бы я тебе еще поверил, — слышу в ответ усталое.

В чем-то Дан, конечно, прав.

Нет дорог обратно, — да и на хрен они нам не нужны.

Дорогой ценой обошлось нам то, куда взлетели. И спокойствие, не в пример тем, кто здесь до верхушки дополз, наше охренительно просто, как ценно.

Так просто что-то, ностальгия, что ли, замучила? С другой стороны, — было бы о чем еще жалеть. Не выпади мне тогда шанс свалить, — сгнил бы, — или на зоне вместе с ним, или такие же, как мы бы убрали. Просто… Наверное, чувствую, как старость подкрадывается. Молодости собственной отвязной дыхнуть захотел.

Пожалуй, — и правда, — не хрен за призраками прошлого гоняться и нервы себе щекотать. А то призраки, — они ведь и за собой утащить могут. Встречусь с Манизом, выпью, договор наш укреплю парочкой вечеров, — да и домой, обратно. Туда, откуда весь прежний драйв, где каждый день по грани жизни и смерти ходишь — только одно воспоминание. Дан таки — не в чем-то, он — стопроцентно прав.

Каждый бы тут полжизни отдал за то, чтобы с грани, с лезвия этого самого спрыгнуть. Только вот возможности такой нет.

И все-таки… Даже внутри что-то выкручивает, тоской накатывает, глухой и острой одновременно. Хоть логикой и понимаю — даже соваться сюда не стоит. Все-таки — сентиментальность… Или просто ее мимолетный первый и, надеюсь, последний приступ?

* * *

Маниз, негласный хозяин и некоронованный король острова — тоже встряхнул меня, заставив вспомнить прошлое.

Пусть в его вечно полуприкрытых глазах плещеться показная ленивая сонливость, — но взгляд на самом деле острее бритвы. И в мозгах проворачивается столько схем и информации, что ни нашим аналитикам, ни самым мощным компам и не снится!

Он опасен, — как змея, одно прикосновение которой однозначно смертельно. Все контролирует, все знает, в любой момент каждое горло сжать может.

— Тигр сейчас подъедет, — лениво протягивает, пока мы сидим в его «Звезде», попивая виски и любуясь на стриптизерш, извивающихся в клетках. — Знакомы?

И вроде говорить ни о чем серьезным этим вечером не собирались, — так, девочек новых попробовать своих и виски попить к себе пригласил. Вроде утрясли все, — так просто, легкий расслабон решили устроить, — но к чему тогда левый человек на такой посиделке?

К тому же только ленивый не поинтересовался, кто стрельбу на территории Маниза устроил, — тот самый Тигр. Разнес на хрен один из ночных клубов, — правда, не самого Маниза, но на его территории. А такого обычно не прощают, ведь самого хозяина на войну подставляет, тому ведь отвечать придется. И клуб — Альбиноса. А он человек ни хрена не простой.

Зачем при мне встречу с ним решил устроить? Чего ждет? Что проверить хочет?

Нам еще работать, — мои заводы и на его земле, на его острове.

Власть свою мне показать хочет? Казнить Тигра при мне собирается? Или хочет, чтоб я в казни в этой поучаствовал или сам ее и исполнил?

Да, такие здесь законы. Все бывает.

Только вот мне на хрен чужие разборки не нужны, — и я щенком к Манизу не подвязывался.

Прогнуть хочет? На прочность проверить?

Чувствую, как наливаются мышцы, напрягаясь. Кажется, исход этого вечера в одни ворота не в мою пользу. Пошлю сейчас Маниза на хер, — врага наживу. При мне его чмурить будет, чтобы власть свою показать, а Тигра унизить, — Тигр врагом станет, — такого не прощают. Только вот, блядь, если он настолько без башни, что стрельбу без согласования открыл, — то и войну устроить может.

И что? Придется определяться, на чьей я в этой войне стороне?

Херовый расклад, — но для родных мест привычный. Это мы там — каждый только в свою тарелку смотрим, — ну и в чужую только если утащить что-то собираются, заглядывают. А тут, блядь, похоже, — вопрос лояльности, проверка на вшивость. Если сторону Маниза в войне не приму, — и слить могут. Тут сотрудничество и дружба кровью проверяются. И этой встречей Маниз меня на кровь и вывести хочет.

С Тигром я лично не был знаком — не довелось. Но, судя по тому, что слышал, — чем-то он мне Дана прежнего напоминает. Безбашенный. Прет танком и плевать ему на все. Говорят, невозможно его за яйца схватить, — ни одной слабости у него нет. Все по хер и ни за что не держится по жизни, — ни за бабло, ни за положение, ни за жизнь свою даже. Горы трупов за ним, говорят, остаются. И одиночка по жизни, — ни к кому никогда особенно не примыкал, но и вражды ни с кем за ним не знаю. Не любят Тигра, — да таких вообще нигде не любят, — без слабости человека ни за что не схватишь, не удержишь, контроля над ним нет. Но считаться вынуждены.