Должно быть, он почувствовал ее горячее желание освободиться, разжал пальцы и отошел. Избавив ее от своей близости как физической, так и эмоциональной, он саркастически произнес:

— Будьте уверены, что неприязнь — не только ваша привилегия, мисс Кэррол. Я тоже частенько испытывал ее к вам во время моих визитов в Ордаз. Но сейчас мы обсуждаем деловой вопрос, и у меня сложилось впечатление, что между вами и моей крестницей сложились дружеские отношения. Я не ошибаюсь?

— Конечно нет, мне нравится Барбара. — Она решила не стесняться в выражениях, что, по ее мнению, оправдывалось его собственной откровенностью. — Но я не думаю, что способна справиться с ролью надзирательницы.

Его ноздри сделались тонкими как лезвия, а мускулы у рта напряглись.

— Вам не откажешь в храбрости, но она порою раздражает, — сухо заметил он. — То, что вы племянница Леннарда Кэррола, дает вам основания полагать, что я сдержусь, но обстоятельства уже доказали, что вы не являетесь неприкосновенной только потому, что вы — такая редкость, как Английская Мисс, жемчужина среди женщин.

— Вы грубиян! — задохнулась она. Никогда еще она не испытывала такого желания ударить человека по лицу. Неприязнь к нему доходила в ней временами до ненависти; от черных бровей и до щегольских сапог он ассоциировался с докучливым предметом, от которого следовало побыстрее отделаться, чтобы не доставить ему удовольствия заметить, как брызнут слезы, подступившие к ее глазам.

Она отвернулась и, отойдя на несколько шагов, застыла, заметив, как по стволу дерева скользнуло длинное змеиное тело. Змея повела своей ужасной головой в нескольких дюймах от побледневшего лица Ванессы. Из груди ее вырвался крик, но стальная рука вовремя схватила ее за талию, и Ванесса оказалась прижатой к твердой груди дона. Плетеный хлыст с убийственной точностью обрушился на змею, она упала на землю, и обутая в сапог нога раздавила ее мерзкую голову. Несколько секунд пестрое тело еще извивалось, но потом обмякло. Стиснувшая ребра Ванессы мускулистая рука ослабла, и она смогла наконец перевести дух.

— Она ядовитая? — выдохнула Ванесса.

— Довольно опасная. — Затем, прежде чем Ванесса успела воспротивиться, он слегка развернул ее и повел к тому месту, где были привязаны лошади. Подсадив ее в седло на гнедую лошадь, дон посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся своей ироничной усмешкой.

— Почти никому из нас не удается быть совершенно независимыми, мисс Кэррол. Вам только что потребовалась моя помощь, а я нуждаюсь в том, чтобы вы помогли мне с Барбарой. Уверяю вас, я приглашаю вас не в качестве надзирательницы, а в качестве компаньона и друга.

Его улыбка вдруг смутила Ванессу. Черт его возьми! Только что он был совершенно отвратителен, а через минуту стал обезоруживающе обаятельным, чем полностью лишил ее возможности заранее приготовиться к отпору. Она стиснула поводья, будто пытаясь обрести точку опоры:

— Мне всегда казалось, что вы считаете меня немного легкомысленной.

Его губы дрогнули в неуверенной улыбке:

— Чтобы быть компаньонкой, разве необходимо держать себя с достоинством? Я не могу ожидать этого от человека, который еще так молод.

Агатовые глаза задержались на ее тонкой шее, на руках, казавшихся особенно бледными по сравнению с его собственной кожей цвета мореного дуба. Ванесса давно оставила надежду загореть, проклиная свою невосприимчивость к солнечным лучам, — видимо, какое-то вещество в ее коже противилось им, невзирая на то, что на плантации она подолгу принимала солнечные ванны на веранде. Заметив пристальный взгляд дона, она почувствовала, как жарко запылали ее шея и щеки. Может быть, он рассчитывал, что возложенная на нее ответственность поможет ей самой поскорее повзрослеть?

Широким жестом он обвел рукой пляж, море и возвышающиеся вдали горные уступы и спросил:

— Не охватывает ли вас чувство вины из-за того, что после трагедии в Ордазе вы все еще способны наслаждаться окружающей вас красотой? И не потому ли вы все еще отвергаете мысль о том, чтобы остаться здесь? Я понимаю вас, но время заставляет забыть даже самое плохое, что случается с нами, малышка.

Театральная красота мирного пейзажа Луенды только подчеркивала ужасы Ордаза, но, кроме чувства вины и печали, у Ванессы была и еще одна причина, чтобы отказаться от мысли остаться на острове. Это ощущение, впрочем, довольно абсурдное, что ей угрожает опасность, от которой следует бежать, пока она ее еще не настигла.

— Я не прошу, чтобы вы дали мне ответ немедленно. — Дон слегка сжал ее руку. — Подумайте и, если ваше решение останется прежним, я буду искать компаньонку в другом месте. Но мне кажется, что Барбаре будет легче найти общий язык с кем-нибудь, близким ей по возрасту. Такого человека, который понимает, что быть молодым еще не означает ступать по земле, усыпанной розами, что на этих розах множество шипов, которые больно ранят хрупкие и беззащитные чувства.

— И вы, понимая это, бессердечно запрещаете Барбаре дружбу, которая, должно быть, ей очень нужна? — возразила Ванесса. — Она не будет слушать вас.

— Я не собираюсь запрещать этого бессердечно, мисс Кэррол. — Лицо Рафаэля приобрело сардоническое выражение. — Барбара и сейчас не слушает меня, но, верите вы или нет, она привязана ко мне и знает, что я забочусь о ее счастье. Уверяю вас, что у меня нет никакой необходимости поступать безжалостно.

— Ваше понимание этого слова может в корне не совпадать с моим, — парировала Ванесса, думая, что дон, стоящий рядом со своей лошадью, чем-то похож на тощего инквизитора. Рукой, по которой хлестнула его Барбара, он похлопал лошадь по лоснящейся шее; под солнечными лучами его волосы отливали всеми оттенками воронова крыла, а в глубоко посаженых глазах вспыхивали топазовые искры. Неотразимый мужчина, но до чего же с ним неуютно!

— Нередко приходится быть жестоким во имя доброй цели, мисс Кэррол. — Он пожал плечами и взглянул на часы, которые носил на ремешке из крокодиловой кожи. — У меня есть еще час времени, до того как я приступлю к работе со своим секретарем. Поэтому я предлагаю совершить прогулку до ближайшей асиенды и позавтракать. Вы обретете массу новых впечатлений, причем приятных, за это я ручаюсь.

— Завтракать на асиенде? — эхом откликнулась она. — Но разве нас не будут ждать к завтраку в замке?

— Хозяин замка волен сам распоряжаться своим временем. — И с озорной улыбкой он вскочил в седло. — Помните, как мы с вами завтракали под открытым небом?

Да, она не забыла. Он рассуждал тогда о красоте и жестокости любви. Видимо, этому последнему пункту придавалось особое значение, поскольку в этом отношении был богатый опыт, — ведь по традиции браки заключались исключительно по сговору, — никто не терял голову от любви и не бежал из дома со своим избранником. Девушке подбирали подходящего жениха и, после подобающих ухаживаний, которые настраивали ее на свадьбу эмоционально, совершали церемонию. Ванессе приходилось слышать, что очень часто такие браки оказывались на редкость удачными, но как быть с такими девушками, как Барбара, которые восставали против этой системы? С теми, кто встречал свою любовь случайно, но отказывался от нее под давлением родителей или опекунов, которые не давали своего согласия?

Чудовищная система, решила Ванесса. Сверкая зелеными глазами, она объезжала россыпь камней, следуя по пятам за черной лошадью дона Рафаэля. И этот человек имел наглость предлагать ей такую работу! Чтобы она сдерживала естественные порывы его крестницы! Чтобы она обеспечивала чистоту рода Домериков до тех пор, пока он хладнокровно не осуществит свои планы. Наверное, он уже подобрал для девушки подходящего кандидата, и, конечно, тоже голубых кровей, и богатого, как и он сам.

Ванесса так туго натянула поводья, что ее лошадь вскинула голову и всхрапнула. Дон немедленно обернулся и бросил через плечо:

— Будьте осторожнее, моя маленькая. Это уже не мои владения, и здесь пляж не очищают от камней.

— Хорошо, сеньор, — вежливо ответила она. — Я буду осторожна.

Про себя она добавила, что будет чрезвычайно осторожна, имея в виду, что не станет торопиться с решением насчет работы, которую он ей предложил. Могло случиться, что Барбара нуждалась в ней больше, чем это казалось на первый взгляд.

Старая проселочная дорога вела от пляжа к асиенде, и вскоре сквозь промежутки в пурпурных и шафрановых каскадах глициний и алламанды показались ее залитые солнцем грубые беленые стены. Миновав мавританскую арку, они въехали в мощенный крупным булыжником двор, где рылись куры и щипали листья маленькие выносливые ослики, запряженные в повозки, крытые тростником и водорослями.

На плоской крыше отбеливалось на солнце льняное полотно. Под зеленым опахалом пальмовых листьев сидела старуха в черном платье, с лицом, похожим на сморщенный коричневый орех. Она качала ногой плетеную колыбель, в которой, судя по всему, лежал ребенок.

Услышав, как по мощеному двору зацокали лошади, она медленно вынула изо рта глиняную трубку и устремила на всадников немигающий взгляд. Они спешились, и после ее вопроса: «Кто там?» — Ванесса догадалась, что ее черные, похожие на бусины глаза, незрячи.

Дон Рафаэль взял Ванессу за локоть и подвел к старухе:

— Добрый день, Мария, как дела, сеньора?

Из дальнейшего обмена репликами Ванессе удалось ухватить общий смысл разговора, и в результате она поняла, что старая Мария чувствует себя неплохо, и что младенец, приходившийся ей внуком, вносил много радости в ее сумеречную жизнь.

— Мария, — дон Рафаэль улыбнулся смуглому мальчугану, который сосредоточенно забавлялся со своими ногами, — ваш внук просто чудесный парень. Он похож на вашего сына, но улыбается, совсем как Пакита.

— Да, — удовлетворенно кивнула старуха, — Пакита хорошая жена моему сыну, хвала Господу, да и мать отличная. Никогда мой Рамон еще не был таким счастливым. — Узловатая коричневая рука нашарила руку дона и пожала ее. — Это все вы, кум, совершили для них обоих это чудо. Они никогда не были бы так счастливы, если бы вы не заплатили, чтобы Паките сделали операцию. А теперь у моего Рамона есть сын, мы назвали его в вашу честь, сеньор, — Леон Рафаэль.

— Ага, раз этого парнишку зовут так же, как и меня, я должен сделать ему подарок. — Дон Рафаэль достал из кармана бриджей бумажник и вынул оттуда несколько банкнот, которые вложил в руку Марии со словами: — Лучше не говорите Рамону, он и так считает меня своим должником. Купите какие-нибудь мелочи для мальчика, и давайте сохраним этот маленький секрет между нами.

— У вас сердце вашей великодушной матери, кум! Да благословит Бог вас и вашу семью! — Мария прижала его подарок к сморщенным губам и, спрятав деньги во вместительный карман своего черного платья, подняла глаза на его лицо, будто действительно видела его мужественные смуглые черты, стремительные брови и растрепанные ветром волосы.

Неожиданно она сказала:

— По-моему, вас мучает сердечная боль, дон Рафаэль. Я чувствую ее в воздухе.

— Полно, Мария, — рассмеялся он, — вы не заставите меня поверить в ваши цыганские гадания.

— Не смейтесь, mi amigo grande note 2. Все мужчины смеются, но мои глаза видят лучше, чем у зрячих. — После этих слов она неожиданно повернулась к Ванессе, которая тихонько стояла под деревом авокадо, свесившим над ее головой свои зеленые плоды. — Вы привезли к нам хорошенькую туристку, дон Рафаэль?

Он обернулся, и Ванесса внезапно покраснела. Странно, но ей никогда не приходило в голову выяснить, считает ли он ее хорошенькой. На ее собственный взгляд, скулы у нее слишком выступали, рот был великоват, а подбородок выглядел излишне упрямым.

— Наверное, вы ясновидящая, Мария. — Дон Рафаэль озорно повел бровью в сторону Ванессы. — Со мной здесь молодая англичанка, это ее сердечную боль вы почувствовали в воздухе. Недавно она перенесла тяжелую утрату, и теперь на некоторое время остановилась погостить в замке.

— Я вам сочувствую, сеньорита, — ответила Мария, — и приветствую на асиенде Riera.

— Gracias, сеньораnote 3. — Ванесса вложила свою руку в протянутую к ней узловатую ладонь, но Мария не пожала ее руку, а вместо этого принялась водить ногтем по ладони, изучая ее линии. Спустя несколько напряженных секунд старуха хрипло захихикала:

— Ни Бог, ни дьявол не заставят ее сделать что-нибудь вопреки ее желанию, — прошептала она.

Ванесса почувствовала, как ее бросает то в жар, то в холод. Вежливость не позволяла ей отдернуть руку, но сделать это хотелось ей больше всего на свете. Старая цыганка приготовилась ей открыть какие-то тайны, и теперь дон услышит каждое слово, в то время как Ванессе, с ее знанием испанского, придется выхватывать по слову то здесь, то там, чтобы приблизительно понять их смысл.

Она подняла глаза на невозмутимое лицо дона Рафаэля, который любезно предложил: