Джеки Коллинз - Плесните любви, пожалуйста!

Ее родители не одобряли Хэммонда. Они, правда, никогда не говорили об этом прямо, но Сьерра все равно чувствовала, что мать и отец считают зятя человеком второго, а то и третьего сорта. Когда же на сцене возникла Рэдикал, только безупречное воспитание помешало Фиби Сноу заявить дочери – мол, мы всегда подозревали, что твой Хэммонд мерзавец, а теперь убедились в этом окончательно. Впрочем, все невысказанные слова были написаны у нее на лице так ясно, словно она произнесла их вслух. И Сьерра знала, что мать права.

Беда была в том, что этот мерзавец вознамерился стать президентом Соединенных Штатов, а она была вынуждена ему в этом помогать.

При одной мысли об этом Сьерра вздрагивала как от ледяного ветра. Она была замужем за Хэммондом уже восемь лет, но никакой любви друг к другу они никогда не испытывали. Поначалу, правда, Сьерра питала на сей счет некоторые иллюзии, однако довольно скоро ей стало ясно: за Хэммонда она выскочила по глупости и только лишь затем, чтобы излечиться от разбитого сердца. Он же со своей стороны женился на ней только из-за ее безупречного происхождения и обширных семейных связей, которые рассчитывал использовать.

Со временем Сьерра узнала, что Хэммонд совсем не таков, каким кажется.

А еще некоторое время спустя она поняла, что он – настоящий психопат.

Очень хитрый психопат.

Широкой публике было хорошо знакомо его улыбчивое, честное лицо «своего парня», способного хорошо понимать заботы и проблемы, которые обременяют простых смертных. И со стороны действительно могло показаться, будто сенатор Паттерсон – весь как на ладони. Но реальный Хэммонд отличался от своего публичного образа, как небо и земля. В частной жизни он был совсем другим. Злобный расист и убежденный женоненавистник, он к тому же ненавидел геев, о которых отзывался исключительно в уничижительном ключе. Жестокий и самовлюбленный эгоист, Хэммонд даже с близкими родственниками разговаривал свысока. Собственного отца он презирал и не раз высказывал вслух пожелание, чтобы «старик наконец сдох».

Поначалу Сьерра делала попытки разобраться в его характере, выяснить, откуда берутся эти жгучая ненависть и презрение к окружающим, но вскоре отступилась. Привлекательный, заботливый и мягкий мужчина, за которого она выходила замуж, на поверку оказался жестоким чудовищем, и единственная причина, по какой Сьерра все еще оставалась его женой, заключалась в том, что она до смерти боялась собственного мужа.

Примерно на втором году брака, когда до нее наконец дошло, что представляет собой Хэммонд на самом деле, Сьерра попросила развода, на что Хэммонд преспокойно ответил: если она хотя бы попытается от него уйти, он изуродует ее на всю жизнь или расправится с ее родителями.

Никаких сомнений в том, что он свое слово сдержит, у нее не возникло. Потрясенная до глубины души, Сьерра даже хотела обратиться в полицию, но вовремя сообразила, что ей никто не поверит.

Еще бы, ведь все нью-йоркские полицейские считали Хэммонда Паттерсона подающим надежды политиком и преданным борцом за гуманитарные ценности – в том числе за права женщин и сексуальных меньшинств!

Положение казалось безвыходным. Ситуацию усугубляли постоянные супружеские измены Хэммонда, который просто не мог спокойно пройти мимо юбки. Он спал буквально со всеми женщинами, каких ему только удавалось заполучить, а надо сказать, что в этом отношении возможностей у него хватало. Когда Сьерра попыталась упрекнуть его в неверности, муж только высмеял ее. «А что мне прикажешь делать? – спросил он, злобно оскалившись. – Ведь спать с тобой – все равно что лежать в постели рядом с замороженной макрелью».

Нет, расстаться с ним было необходимо, но Сьерра слишком боялась его угроз, боялась, что Хэммонд исполнит то, что обещает. Нужен был решительный шаг, но для этого ей не хватало мужества. Каждый раз, когда она была почти готова броситься в бой, ее останавливала мысль о том, что будет с ее родителями, с ее родными? Хэммонд был способен на все – Сьерра знала это твердо.

Вот почему она до сих пор оставалась его женой. А чтобы хоть как-то отвлечься от мрачной действительности и при этом не потерять уважения к себе, Сьерра с головой ушла в благотворительность. Она посещала детские больницы и приюты для престарелых, создала группу предотвращения насилия, выступала за соблюдение прав женщин и делала еще многое другое, что помогало ей не думать о собственном жалком положении.

Хэммонд был очень доволен ее общественной работой. Он не ошибся на ее счет – для политика, который действительно хочет чего-то добиться, Сьерра Сноу была идеальной женой. Красивая, великодушная, приятная в общении, она делала людям много добра и тем самым укрепляла позиции мужа.

Для человека, который вознамерился покорить политический олимп, это было именно то, что надо.

На ходу оборачивая тонкую талию полотенцем, Бьянка шагнула к Александру.

Он плотоядно заурчал и, взмахнув рукой, отбросил полотенце в сторону.

– Ты прекрасна! – пробормотал он. – О, как ты прекрасна!..

Другой рукой Александр погладил ее торчащие соски.

– Такая сногсшибательная женщина, и – моя!..

Бьянка почувствовала, как по ее телу пробежала крупная дрожь. Она была почти готова. Так случалось каждый раз, стоило Александру ее захотеть, и Бьянке казалось – это еще одно подтверждение того, что они созданы друг для друга.

Когда их отношения только начинались, Александр обмолвился, что его жена фригидна и что вскоре после свадьбы она объявила, что его прикосновения не вызывают у нее ничего, кроме отвращения. Только к деньгам Александра миссис Касьяненко относилась иначе, но в этом не было ничего нового. Обычная история, особенно в том мире, в котором вращался русский олигарх.

Самой Бьянке было наплевать на огромное состояние любовника. В принципе, ей хватало своих денег, но если бы Бьянке понадобились дополнительные средства, она всегда могла найти подходящего спонсора. С Александром ее связывали подлинные чувства – так, во всяком случае, ей хотелось считать. Он ей очень нравился, нравился настолько, что Бьянка порой не по-детски заводилась от одного взгляда его темно-серых, будто стальных глаз, брошенного из-под тяжелых век. Этот взгляд ее буквально гипнотизировал. Его прикосновения были на удивление нежными, объятия – крепкими и страстными, что же касалось его мужской «оснастки», то Бьянка еще никогда не встречала ничего подобного. А главное, Александр прекрасно знал, что и как нужно делать в постели, и это выгодно отличало его от подавляющего большинства «богатых и знаменитых», для которых эректильная дисфункция стала практически нормой.

Пока Бьянка размышляла обо всем этом, Александр заставил ее опуститься на пол и сбросил брюки. Нижнего белья он никогда не носил – еще одна черточка, которая была у них общей.

Прижимаясь спиной к холодной мраморной плитке, Бьянка снова вздрогнула и пошире развела ноги, принимая в себя любовника. Ее брошенный на потолок взгляд невольно зацепился за красный огонек работающей камеры видеонаблюдения, и Бьянка мимолетно задумалась о том, видит ли их сейчас кто-нибудь? Записывает ли?.. Впрочем, это было совершено не важно. Она знала, что Александр умеет держать обстоятельства под жестким контролем и никогда не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое. К примеру, человека, который попытался бы заработать на подобных записях, он, наверное, разорвал бы собственными руками.

Крепкое, мускулистое тело Александра с силой прижало ее к полу, и Бьянка тихонько застонала от удовольствия. Ее любовник был большим и сильным мужчиной, но когда он, как сейчас, ложился сверху, ей никогда не становилось тяжело или неудобно.

Бьянка глубоко вздохнула, вбирая в себя его терпкий мужской запах.

– О-о, какой большой! Какой твердый!.. – пробормотала она.

– Я рад, что тебе нравится, котик.

– Да. Очень… – отозвалась она, поворачиваясь так, чтобы ему было удобнее. – Знаешь, ты – единственный, кто способен меня по-настоящему удовлетворить.

Александр ничего не ответил, только сильнее прижал ее к полу своим телом, но Бьянка не возражала. Секс с ним был восхитительным, головокружительным, пьянящим, и она не обращала внимания на мелкие неудобства. Скорее наоборот – они добавляли ощущениям остроту, а именно это Бьянка ценила в отношениях с Александром больше всего. Особенно ей нравилось, как он входил в нее, словно желая подчинить, слиться с ней в одно, овладеть ею безраздельно и полностью.

В глубине души Бьянка всегда гордилась тем, что никогда и никому не принадлежала. По характеру она была человеком самодостаточным и крайне независимым, и только с Александром Бьянка напрочь об этом забывала. Больше того, ей хотелось, чтобы он обладал ею, обнимал, прижимал к себе, до боли стискивал ее гру_́ди, пронзал ее длинным и твердым пенисом.

Как-то на заре их отношений Бьянка предприняла попытку утвердить свое главенство в сексе. Так она привыкла и не видела в этом ничего предосудительного, но с Александром этот номер не прошел. Человек волевой и властный, он и в постели предпочитал контролировать ситуацию. Они будут вести себя по его правилам – или расстанутся. Александр дал ей это понять совершенно недвусмысленно, и Бьянка не стала возражать. Она настолько привыкла командовать мужчинами, что подобное разнообразие было ей даже приятно, а вскоре она обнаружила, что, передав контроль Александру, выиграла больше, чем предполагала. В сексе он не был ни эгоистом, ни тираном, а его главенство означало фактически только то, что все заботы о ее удовольствии он брал на себя, тогда как раньше Бьянке частенько приходилось самой заботиться о собственном оргазме.

Застонав от наслаждения, она слегка напрягла мускулы бедер, и Александр одобрительно крякнул. Он умел сделать так, чтобы она почувствовала себя испорченной, развратной девчонкой, а Бьянку это, в свою очередь, здорово заводило.

Одним словом, Александр Касьяненко был для нее идеальным партнером, и она не видела причин, по которым они могли бы расстаться.

Иногда Тей Шервин позволял себе помечтать. Чаще всего он предавался этому занятию в моменты, когда Эшли вдруг принималась корчить из себя Леди Надменность, что, по странному стечению обстоятельств, происходило каждый раз, когда они встречались с Джероми Мильтон-Голдом на званом ужине или приеме. Тею было не очень-то приятно смотреть, как его жена изо всех сил старается держаться так, будто она родилась где-нибудь в Мэйфере [4], а не в скромном приморском Брайтоне. Казалось, Эшли не смущало даже то, что буквально всем вокруг было известно: среди ее родственников нет ни аристократов, ни знаменитостей. А между тем ее упорное желание выдавать себя за кого-то, кем она не являлась, причиняло Тею почти физическую боль – он не мог спокойно смотреть, как его жена предает своих предков, пусть они и были простыми крестьянами или ремесленниками. Сам Тей всегда гордился тем, что его детство прошло близ площади Слон и Замок [5] – в районе не слишком благополучном и, уж во всяком случае, не богатом. Для выходца из тех мест Тей Шервин добился фантастического успеха, поэтому он никогда не стеснялся говорить о своем босоногом – в буквальном смысле – детстве и о своих иммигрантских корнях.

В какой семье появился на свет Джероми Мильтон-Голд, Тей не знал. Ему было известно только, что парень не прочь щегольнуть близким знакомством с сильными мира сего (во всяком случае, он упоминал их имена с таким видом, словно все они были его закадычными приятелями), и вообще вел себя как шишка на ровном месте. Или как хрен с горы. Хотя какой же он хрен, если он гомик, да еще «королева», подумал Тей и усмехнулся.

– Чему ты улыбаешься? – требовательно спросила Эшли, которая как раз в этот момент повернулась в его сторону.

– Да так… вспомнил анекдот, который рассказал мне один из парней, – туманно ответил Тей.

– Какой же? – поинтересовалась она, нервно постукивая тонкими пальцами по ножке своего бокала.

– Тебе не понравится, – быстро ответил Тей. Сейчас ему больше всего хотелось послать к черту этот помпезный ресторан и отправиться с Эшли домой, где он мог бы продемонстрировать ей содержимое розового конверта, а потом – оттрахать ее так, чтобы, как говорили его прежние уличные приятели, шерсть клочьями летела.

Одна мысль об этом настолько возбудила его, что он снова широко улыбнулся.

– Ага, понятно!.. – Эшли презрительно фыркнула. – Знаю я эти ваши мужские шуточки – сексистские и совершенно не смешные!

– Не могу не согласиться с тобой, дорогая, – манерно протянул Джероми. – Эти мужские анекдоты… Чаще всего они действительно очень глупые и абсолютно не смешные, но большинство из тех, кто их слушает, чувствуют себя просто обязанными смеяться. Из так называемой «мужской солидарности», я полагаю…

– А я считаю, люди начинают рассказывать анекдоты, когда им не о чем говорить, – заявила Эшли, бросая на мужа презрительный взгляд. – И в большинстве случаев любители анекдотов действительно не могут сказать ничего умного.