Любуюсь им, дурацкая улыбка невольно расплывается на губах. Мистер Секс… о да, идеален. Он выходит, но дверцу авто закрывать не спешит, раскрывает зонт, протягивает руку. И то, что я вижу дальше, позволяет скользким ледяным щупальцам обвить горло, проникнуть под кожу, вспороть изнутри. Сумка падает на землю, но челка меня уже не волнует. В груди сжимается или обрывается. Такое чувство, будто меня переехали асфальтным катком. Раз десять, со всех траекторий. Или словно мою голову отделили от тела, поиграли ею в футбол, а после вернули на место.

Я вижу, как из «Тойоты» выходит Анна, как фон Вейганд держит её за руку и держит зонт над её головой, как они вместе заходят в офис. Капли дождя застилают обзор. Картинка мутнеет. Щиплет глаза. Или я плачу?

— Поехали вместе, раз с немцами больше нельзя. Во сколько пересечемся? — спрашиваю Анну вчера.

— Не знаю, как у меня получится. Ты, давай, езжай сама, если что, — отмахивается подруга. — Позвоню утром.

Конечно, она не позвонила, а я и думать забыла о договоренности. Вот, значит, как оно «получилось». Услужливое воображение рисует картины, от которых тошнота подкатывает к горлу. Не хочу разбираться, кто из них кого хотел первым. Факты налицо. Неприступный шеф-монтажник фон Вейганд (при виде которого затихает даже темперамент мистера Хламиды, превращая фонтан веселья в рядового сотрудника) вдруг подвозит мою подругу. Мою бывшую подругу на работу. С какой радости?!

Плевать. Подхватываю сумку из грязи.

Плевать. С гордо поднятой головой двигаюсь к офису.

Плевать. Больше этот ублюдок никогда ко мне не притронется. Не позволю.

Надень на лицо счастливую улыбку, пусть глаза искрятся весельем и, несмотря на всё дерьмо, которое вокруг творится, сделай вид, что тебе действительно плевать.

* * *

Я шла, оставляя за собой грязные лужицы и удивляя окружающих блаженно-счастливым, чуток дебильным выражением лица. Кроссовки задорно хлюпали, грязь меланхолично капала с моей сумки. Я старалась думать лишь о неземной красоте, которую ничем не испортишь.


— Них*я себе ты промокла! — по выражению лица Натали стало ясно, что даже неземную красоту таки реально испортить.

— Да, не подрассчитала, — развожу руками, продолжаю нервно улыбаться. — Че теперь делать?

— Переоденься хотя бы в спецовку, а вообще, домой отпросись…

— Нет! Только не домой! — взвилась я, подтверждая опасения относительно моего ментального здоровья.

Дома я собиралась укутаться в клетчатый плед, заварить чайку с ликером «Бейлис» и захлебываться слезами под суицидально-грустные песни.

— Тогда иди переоденься. Поставить тебе чайник?

— Ага, давай.

И немножко цианистого калия подсыпь туда. «Для пикантности» — как говорил мой одногруппник Ярослав, облевав персидский ковер в квартире лучшего друга и выкладывая поверх узор из маринованных грибочков.

В переводческой комнате Анна сидела за компьютером, а фон Вейганд склонился над ней, вероятно рассказывая что-то очень забавное. Моя подруга заливалась соблазнительным смехом, да и шеф-монтажник мрачным не выглядел. Справедливо отмечу, немецкий Анны был на порядок выше моего, конечно, им проще общаться. Но «своё» отдавать не собираюсь. Это я сейчас решила. Не уверена, правда, что именно «моё».

— Приветик, — мило здороваюсь и направляюсь к сладкой парочке.

— Привет, Лора, — осторожно отвечает Анна, и смех обрывается.

Сразу заметно, она напряглась.

— А что это у нас такое интересное? — рассматриваю дисплей, на котором открыта неведомая фигня на немецком языке.

— Меня попросили сделать, потому как…

Да, знаю, что немецкий переводчик сегодня взял выходной.

— Как добралась? С ветерком? — видимо, взгляд выдает мои мысли, а выражение лица отнюдь не добродушное.

Анна принимает оборонительную позицию, складывает руки на груди, делает невозмутимый вид:

— Фон Вейганд предложил подвезти. Я не виновата, что…

— Лично тебя одну предложил возить? Да? — не пытаюсь скрыть угрожающие нотки.

— Лора, он предложил мне, я же не могла всех звать.

— Могла меня позвать, мы живем в соседних домах.

— Сама понимаешь, такая ситуация. Я решила, что один раз надо самой поехать, а потом договариваться дальше. Нельзя наглеть. Какие ко мне вопросы? — выражение оскорбленной невинности удается Анне особенно хорошо. — Я не виновата, что он мне предложил, а тебе нет.

Моя многострадальная сумка по чистой случайности приземляется на вычищенные до блеска (и это в дождь!) ботинки фон Вейганда. Ну, почти по чистой случайности. Я бы с радостью отхлестала этой испачканной сумкой обоих, но слишком хорошо воспитана.

— Ой, какая жалость! — пораженно восклицаю. — I am sorry! (Мне жаль!)

Взгляд шефа-монтажника невозможно прочесть. Он непроницаем, изучает меня от завившейся кудряшками копны волос до истерзанных лужами кроссовок. Наверняка думает, что я идиотка.

Подхватываю пакет со спецодеждой и скрываюсь из вида, прежде чем начну захлебываться рыданиями без помощи суицидально-грустных песен.

* * *

Конечно, мне и до этого было ясно, что я промокла насквозь, но я не ожидала, что «насквозь» подразумевает абсолютно мокрое нижнее белье. Пришлось натягивать спецовочные штаны прямо на голый зад. Не слишком приятно, доложу вам, зато сухо. Завершив переодевание, я почувствовала себя несколько странно. Живот внизу подозрительно тянуло. Слишком подозрительно.

Почему сегодня, а? Подсчитываю даты и понимаю, что сегодня самое время, организм сработал как часы. Для верности снова спускаю штаны, проверяюсь. Невероятно, блин. Зато объясняет истеричное состояние, желание, чтобы все тебя любили, нестабильность психики, острую раздражительность. Хотя нет, это у меня всегда так.

Куда теперь крепить прокладку? Простите за подробности. Тампон туда запихивать не собираюсь, я тампонов, вообще, дико боюсь. Вдруг обратно не вытащу?

«Повезло, что не залетела, деточка», — информирует внутренний голос.

Действительно. О контрацепции как-то мало задумывалась в последнее время. Это с моей манией перестраховаться всегда и во всём! Когда на горизонте возникает фон Вейганд, мозги отключаются. Вполне могла оказаться на месте бывшей девушки Леонида. Конечно, аборт делать не стану. Я совсем не против родить его ребенка. Мальчика или девочку? Желательно мальчика, чтобы был похож на папашу и всех наивных баб с ума сводил. Впрочем, на девочку тоже соглашусь, только…

«Очнись, идиотка, — встрял в сладкие мечты внутренний голос. — Повезло, что всё обошлось!»

А, ну да. Повезло. Теперь всё кончено. Если вдруг попробует снова завалить в койку, я его так пошлю, что небесам жарко станет.

Раздевалка находится в непосредственной близости от нашего цеха. Из-за дикого грохота я не могла расслышать щелчок замка, зато увидела, как поворачивается ручка.

«Что за день, а?» — мелькнуло в голове.

Неужели забыла закрыть дверь? Нет, четко помню, как закрывала на все обороты. Ключ на скамейке лежит.

— Занято! — наиболее злобным тоном крикнула я, на всякий случай натягивая штаны обратно.

Офигеть. Вот это наглость.

— Still (Тихо), — фон Вейганд приложил палец к губам и улыбнулся.

Безмолвно глядя, как он запирает за собой дверь, я даже не удивлялась, откуда у него оказался запасной ключ. Единственное, на чем стоило сосредоточить остатки рассудка — не тр*хаться с ним. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. С этим надо завязывать. Нет, нет, нет. И ещё раз — нет.

Вы скажете, что он меня совсем не любит и никогда не полюбит, он женат и у него сотни любовниц по всему миру. Да, он использует меня, как хочет, а я не могу противиться, потому что ловлю кайф от каждого его движения, слова, взгляда. Ему достаточно на меня просто подышать, и я кончу. Надо остановить это, смыть с тела, вырвать из сердца, мозгов. Любой ценой. Вы резонно напомните мне, что я собиралась послать его куда подальше. Да, я до сих пор собираюсь это сделать, вот только…

Сначала мы закончим целоваться, а потом я его обязательно пошлю, и бонусом пощечин надаю. Хорошо? Честное слово.

— Нет, — шепчу я вместо обещанных проклятий, шепчу и задыхаюсь под его требовательными губами.

Он улыбается в ответ, покрывая поцелуями моё лицо, шею, а его руки уверенно избавляют меня от лишней одежды. Раздевалка расположена через стенку от линии резки. Там стоит такой шум, что в ушах стреляет. Я могу кричать сколько угодно. Никто из офиса не услышит. Хуже всего — я не хочу кричать.

Признайся, Лора, ты желала этого каждую ночь. Мгновение без него подобно аду, и ты счастлива, стоит ему коснуться тебя.

— Нет, — слабый протест полыхает в языках пламени, что лижут мою кожу, опаляют, сжигают дотла.

Спасения нет. Моей воли недостаточно, чтобы прекратить. Словно безмозглый мотылек, стремлюсь к огненному жару. Каждое прикосновение этих горячих пальцев дает понять и прочувствовать — «Ты моя, моя шлюха, моя собственность. Можешь говорить, можешь противиться, но ты меня хочешь, и от себя убежать нельзя».

Вижу, как загораются его глаза при виде следов на моей коже. Истертые запястья, синяки на груди, на талии. Везде, где его руки сжимали до боли. Ему это нравится. Нравится видеть свою печать. Думаю, он бы заклеймил меня с превеликим удовольствием. Его это возбуждает — ощущение полного контроля.

«А у меня, выходит, нет прав?» — мысль вспыхивает и гаснет.

Он сажает меня на тумбу возле стены, пытается стянуть спецовочные штаны. Я разом прихожу в чувство.

— Nein! (Нет!) — хватаюсь за пояс.

— Warum? (Почему?) — мягко интересуется он и отступает, наматывая влажные пряди моих волос на палец.

— Ich kann nicht (Я не могу), — стараюсь звучать максимально громко и отчетливо, пытаюсь слезть со столика, но шеф-монтажник не позволяет.

Он берет меня за руку очень нежно, едва касаясь пальцами, проводит языком по следам на запястье, медленно обводит, словно пробует на вкус. От этой необычной ласки по телу проходит мелкая дрожь.

— Warum? (Почему?) — тихо повторяет он.

Я не слышу вопрос, я вижу, как двигаются его губы.

Неужели он всерьез хочет услышать про мои месячные? Или припадок бешенства из-за Анны? Или то, что я не умею тр*хаться без обязательств, а хочу глубоко и надолго, пока смерть не разлучит нас? Или сказать, как я мечтаю заиметь от него детей? Что отпугивает мужчин больше всего вышеперечисленного?

Он всё же разрешает мне слезть с тумбы, но далеко не отпускает. Я зачарованно смотрю, как шеф-монтажник снимает пиджак, расстилает его поверх тумбы. Какого черта он…

Фон Вейганд стягивает мои штаны одним рывком. Я позволяю ему это сделать по двум причинам: слишком обалдеваю и боюсь, он их порвет. Рваные спецовочные штаны будет трудно объяснить.

Не мешаю ему посадить меня обратно, раздвинуть ноги, оценить обстановку.

Это даже не купание. Нет, это реально не самое приятное и романтичное зрелище. Стыдно упоминать, а показать… просто за гранью.

«Стыд», — подумала я, закрыв глаза.

На моих раскаленных щеках можно поджарить яичницу-глазунью. Это ни в какие ворота не лезет. Признаю, на самом деле, я подумала гораздо грубее: «Еб*ный» стыд.

— Das ist kein Problem (Это не проблема).

Шеф-монтажник улыбнулся и поцеловал мой живот, совсем низко, почти там. Не хватало еще, чтобы там!

— Denkst du, dass ich alle Frauen so küsse? (Думаешь, я всех женщин целую так?) — как бы намекает на мою неоспоримую уникальность.

— Du fährst mit Anna (Ты ехал с Анной).

— Bist du eifersüchtig? (Ты ревнуешь?) — продолжает улыбаться той улыбкой, от которой сладко трепещет сердце и слабеют коленки. — Dazu hast du keinen Grund (У тебя нет причины).

Наклоняюсь вперёд, говорю ему на ухо, чтобы точно услышал:

— Ich will nur Sex nicht (Я не хочу только секс).

Фон Вейганд надевает на меня верхнюю часть спецовки, ничего не отвечает, вероятно, размышляет над чем-то.

— Du gehörst mir (Ты принадлежишь мне), — произносит очень медленно, давая возможность понять каждое слово, говорит мне на ухо, опаляя жарким дыханием: — Jetzt kann ich dir nur das bieten. Was sagst du? (Сейчас я могу предложить тебе только это. Что скажешь?)

Разумеется, мне хотелось услышать другие слова помимо первобытного «моя». Тем не менее я сидела, раздвинув ноги, на его пиджаке. Я позволяла ему всё, что душе угодно. Он теперь даже в курсе моих месячных. Полный привет. Ага.

— Weiß nicht (Не знаю), — ответила я и поинтересовалась: — What is next? (Что дальше?)