Пожалуй, разберу вещи завтра.

Я на автопилоте приняла душ и в очередной раз за день испугалась своего отражения в зеркале. Мелированные волосы который год не в моде, но я же не виновата, что мне чертовски идет мелирование. Особенно если взлохмаченные патлы причесать и аккуратно уложить. Брови приятной естественной формы, даже выщипывать не надо. На лицо больше выпускного класса не дашь. Если бы не синяки под глазами, вообще за красавицу могу сойти. Ох уж этот панда-стайл, выдающий хроническое недосыпание. Еще бы веснушки с носа прибрать и сам нос сделать ровнее, вот эту маленькую горбинку прибрать и ноздри чуток поуже. Кстати, губы увеличить не помешает, еще и грудь заодно. Ну, а цвет глаз я менять не стану. Светло-карий оттенок — самый сок. Как поплачу — от зеленых не отличить. Еще скулы у меня прикольные, хотя как разъешься, то щеки сразу в два раза вырастают, быстрее задницы.

Достаточно самолюбования. Пора спать.

Спать, спать, спать. И кто дал ему право кусать меня? Губа болит. Хорошо хоть, изнутри ранки, а не снаружи. Бухаюсь в постель, отрубаюсь практически сразу.

Из состояния полусна меня вырвал звук открываемой двери. Конечно, это был он. Мой мистер Секс. Я хотела что-то сказать, но он закрыл мне рот рукой, не давая произнести ни слова. Говорить он не намеревался, просто раздел меня, привел в нужное положение и сделал то, что хотел. Его не особо заботили мои чувства. Ни поцелуев, ни ласк. Только сам процесс. Собаки и те проявляют больше нежности при случке. Но это был он, и этого хватило.

Я текла самым бессовестным образом. Я была вся мокрая, даже когда он чуть не прикончил меня минетом. Что говорить сейчас, если всю дорогу я желала ощутить его внутри, несмотря на усталость и саднящую боль?

Мы кончили одновременно. Единственным проявлением нежности было то, что он вновь потерся бородой о мою шею. Вскоре я осталась одна в темноте. Абсолютно вымотанная и опустошенная. Я и не думала идти в душ. Мне хотелось сохранить его запах на теле и следы его спермы на бедрах. Я обняла подушку, представляя, что он всё ещё здесь: наблюдает за мной, проводит рукой по воздуху, почти касаясь кожи.

Глава 3

Утро — самое хреновое время дня. Знаю с детства. Будь моя воля, я бы всё утро спала, а функционировала исключительно ночью. Тем не менее годы дрессировки будильником брали своё. Выработался условный рефлекс подрываться с постели ни свет ни заря.

Первым делом я вспомнила, что забыла включить телефон, когда мы приземлились в Киеве. Пришлось выслушать гневную тираду от мамы. Описывать подробности смысла не имеет, всё сводилось к стандартному «как ты могла!». Из-за нежелания оправдываться или нападать пришлось признать себя плохой дочерью.

На самом деле было стыдно и гадко. Ночью не осознаешь того, что всплывает на поверхность при свете дня. Это происходило не со мной. То просто не могла быть я, хорошая и скромная, со всех сторон исключительно положительная девочка. Всё ужасно неправильно. Хотя… Возможно, так чувствуют себя актеры, когда им предлагают роль, выбивающуюся из привычного амплуа. Однако новая роль — это совсем не плохо. И кто сказал, что от неправильных вещей нельзя словить кайф?

На завтрак меня позвал немецкий переводчик. Видя его смиренное доброжелательное лицо, я в очередной раз пожалела о низменности собственных инстинктов. Он был человек верующий, одухотворенный, в определенной степени возвышенный. Пусть слегка двинутый и местами занудный, но временами мы все ужасные зануды и двинуты один хуже другого.

Фон Вейганд оживленно общался с Ригертом, а увидев меня, ограничился сухим «хэллоу» и возобновил беседу. Я постаралась не огорчаться, борясь с отчаянным желанием закатить истерику.

Нет, правда, что за фигня творится? Он всерьез собирается навещать меня ночами по настроению, а после жестко игнорить при свете дня? Какого чёрта вам надо, барышня? Ему плевать. Ему не нужны отношения, прогулки под луной, романтический ужин при свечах и томные взгляды с продолжительными прелюдиями.

Гипнотизирую кофе, не переставая ковырять вилкой еду. Надо же мне успокоить расшатанные нервы. А фон Вейганду всё нипочем. Кушает с аппетитом, ни тени эмоций на лице, абсолютная невозмутимость и непрошибаемость. Кстати, кушает он очень правильно, намного правильнее нас всех, вместе взятых. Нет, разумеется, Ригерт пальцами в тарелку не лезет, и немецкий переводчик старается быть на уровне. Но это не то. Шеф-монтажник действовал профессионально, будто с раннего детства специально обучался.

Только сейчас на меня снизошло озарение. Вот что его отличает! Великолепная осанка, манера вести себя за столом, вообще, как он двигается, и даже сама его одежда, — всё иначе. Наш мистер Дрочер носил клетчатые рубашки, истертые джинсы, носки натягивал чуть не до колен и обувал стоптанные кроссовки. Как и большинство других. Варьировалась расцветка клеточек на рубашке, свежесть джинсов и степень высоты натягивания носков. Но никто не носил деловые костюмы каждый божий день именно «так». Ни на ком стандартная спецодежда не сидела настолько круто. Нет, на совещание немцы могли приодеться в ладные костюмчики, но опять же, они не выглядели настолько круто.

«Н-да, Лора, и до всего этого ты додумалась, глядя, как он ест. Шерлок Холмс отдыхает», — гадко захихикал внутренний голос.

Однако же сходится. Разве нет?

— Я так понял, ты остаешься в отеле, — нарушил стройный ход моего дедуктивного метода немецкий переводчик.

— Почему? — искренне удивляюсь.

— Ну, они так сказали. Я пойду на встречу, а ты поработаешь с бумагами.

После завтрака Ригерт вручил мне две толстенные папки с указанием «переведи за сегодня», а после прибавил, что выслал инфу для верности на мою почту. Значит, тр*хать собираются исключительно работой. Мне даже стало немножко неприятно. Все пойдут тусоваться на совещании, а я обречена возиться с казенным ноутом.

Впрочем, заведомо невыполнимые задачи только подстегивают мою извращенную натуру. Ну вы заметили.

Пришлось включать ноут, смотреть почту, загружать модный переводческий сайт «Мультитран» (вечная слава ему и троекратное «ура»), искать в плеере бесценные песни от Three Days Grace и, собственно, приступать к работе.

Работа — это как раз то, что я больше всего не люблю в сознательной жизни. Хочется курить (уже не только сигареты), мешать текилу с абсентом и ликером гренадин (выходит дерьмово по вкусу, но всё же), погрязнуть в беспорядочных половых связях. А тут на тебе — работа. Восемь часов в день, не считая переработки, каждый день к семи утра. Откуда брать настроение на косяки с марихуаной, зеленых фей и…

— Воистину дар небес осветил густой мрак безысходности над моей мятежной головой, любезные господа! — пораженно воскликнула я, просматривая письмо от Ригерта в почте.

Нет, вообще-то, я воскликнула всего одно слово, которое в приличных телевизионных программах целомудренно запикают. Но, как говорил мой одногруппник Ярослав, объясняя технарям правду жизни: «Я вам не быдло какое-нибудь, я переводчик, бл*ть!». Ещё, поздравляя нас, девочек, с 8 марта, он грозно стучал кулаком по столу, приговаривая: «Жрите торт, бл*ть!», однако это совсем другая история. Пока же обратимся к действительно важным вещам.

Итак, моя почта. Ригерт прислал письмо с готовым переводом. Обе папки, от и до, абсолютно готовые. Подняв челюсть, я для верности помотала головой, закрыла и открыла глаза, просмотрела папки, снова проглядела письмо. Сомнений нет, господа присяжные заседатели. Меня все-таки привезли тр*хать. Счастье-то какое, самооценка стремительно растет.

Я выключила музыку, закрыла ноут и предалась сладостным мечтаниям, которые не замедлил прервать стук в дверь.

— Ты сегодня сама любезность, — похвалила я, практически не удивляясь гостю. — Почему сразу ключом не открыл?

Фон Вейганд не торопится говорить. Он рассматривает моё лицо настолько внимательно, будто ожидает прочесть свежий выпуск новостей. Его взгляд ощущается кожей. Между ног становится влажно от ощущения его близости, силы, запаха лосьона после бритья. Интересно, как ему удается аккуратно выбривать эту бородку? Стараюсь немного отвлечься, если не отвлекусь, то просто с порога брошусь ему на шею.

— Знаешь, мне надоело. Кажется, пора это закончить. Ты хоть что-то понимаешь?

Он молчал.

— Ладно, ничего не говори. Это всё не для меня. У меня на это нет времени. Я не создана для этого. Мне нужны серьезные отношения с романтикой и розовыми соплями в сладком сахарном сиропе, чтобы цветы, сердечко из горящих свечей, «Маша, я тебя люблю!» на асфальте, но в принципе можно и «Лора» написать, не столь важно… А что у нас? Лучший секс в моей жизни, но, с другой стороны, сравнить не с кем. Может, ты весьма посредственный любовник, может, член у тебя маленький. Я их толком и не видела вживую. Так, раз пять порнуху смотрела плюс мой бывший, но он тебе, конечно, не конкурент.

Хорошо, что он не понимает по-русски. Ему пополам, говорю я или молчу. На лице не отражается ни единой эмоции.

— У меня куча проблем. Денег мало. Дома достают. Теперь приходишь ты и выносишь мои мозги окончательно. Я не хочу, чтобы это стало серьёзно, потому что это никогда не станет серьёзным.

— Still (Молчать), — велел шеф-монтажник, неожиданно резко обхватил меня за талию, поднял и перебросил через плечо.

Его наглость обезоруживала, вырываться было страшновато. Уронит вниз головой, а голова моя и без того плохо соображает. По правде, вырываться не особенно хотелось.

Фон Вейганд захлопнул дверь ногой и понес меня вглубь номера. Едва коснувшись спиной кровати, я быстро попыталась отползти, но шеф-монтажник навалился сверху, отрезая пути отступления.

— Nein! (Нет!)

Почему все мои «нет» звучат для него словно «да, пожалуйста, хочу еще»? Он покрывает мою шею жаркими поцелуями, а руки, не знающие стыда, забираются под скромную футболку с милыми зайчиками.

— Ich sage, du tust (Я говорю, ты делаешь), — прошептал он, едва касаясь моих губ.

— Nein (Нет).

— Meinе (Моя), — заявляет с дьявольской ухмылкой. — Du tust alles (Ты делаешь все).

Фон Вейганд выдал три-четыре предложения по-немецки. Я ничего не смогла понять, но ужасно обрадовалась. Столько слов он мне до сего момента не адресовал. Его голос действовал гипнотически. Глубокий, чуть хрипловатый, воистину мужской. Стало трудно дышать, я понимала, что сдаю позиции. Невозможно думать нормально, когда он сверху и говорит невероятным голосом, от которого безумные мурашки скачут табунами по всему телу. Тщетно пытаюсь настроиться на то, что надо изгнать его из мыслей. Но как это сделать, если я его из комнаты выставить не могу, из собственной кровати тоже?

— I want to buy for you. You must have dress. I don’t like jeans (Я хочу покупать для тебя. У тебя должно быть платье. Мне не нравятся джинсы), — он перешел на корявый английский, но магии в голосе не уменьшилось.

— Dress? (Платье?) — не въезжаю в суть.

— No jeans (Никаких джинсов), — его рука похлопала меня по упакованному в джинсы заду. — Neue Kleidung für dich. Verstanden? Ein Kleid und so weiter (Новая одежда для тебя. Поняла? Платье и так далее).

— То есть моя одежда не походит?

Ну, спасибо.

— I want you in dress (Я хочу тебя в платье).

Звук его голоса, определенно, мой любимый звук.

— Ach so! (Вот как!) — часто слышу от немцев, почему не повторить?

— Und das (И это), — он дернул бретельку моего скромного черного лифчика. — Das gefällt mir nicht (Мне это не нравится).

— Warum? (Почему?)

— Kaputt (Сломался), — в глазах его зажегся новый, слегка садистский огонёк.

— Was? (Что?)

— Bad (Плохой), — он с легкостью разорвал лифчик и вытащил его из-под футболки. — Broken (Сломанный).

— Nein! (Нет!) — возмутилась я.

Он равнодушно пожал плечами.

— You must speak Deutsch (Ты должна говорить по-немецки), — мои джинсы ловко расстегивают и медленно стягивают с ног. — I like it. I like deine «nein» (Мне нравится. Я люблю твое «нет»).

— Why do you like «nein»? (Почему тебе нравится «нет»?) — интересуюсь, дабы вновь наслаждаться его голосом и обтекать.

— I like to make it «ja» (Мне нравится делать его «да»), — он разорвал мои трусики.

Надо запастись нижним бельем. Впрочем, не о том сейчас речь.

Он не стал снимать с меня футболку, просто слегка приподнял, обнажая живот. Запечатлел влажный поцелуй. Дыхание переместилось ниже. Он поцеловал меня ниже. Прижался губами, легонько прошелся языком и отстранился.